что делать если знаешь что скоро умрешь
Что делать, если знаешь, что умираешь?
Приблизительное время чтения: 6 мин.
Протоиерей Андрей Лоргус, практикующий психолог, директор Института христианской психологии (Москва)
Первая встреча с диагнозом — всегда шок. А в шоковом состоянии мы не способны ясно сознавать происходящее, чаще всего это состояние первой стадии принятия диагноза, когда восприятие туманно и нерационально. Если человек узнает, что у него страшный диагноз, то перед тем как начать действовать, важнее понять и разобраться, что именно угрожает и насколько это достоверно. Серьезный диагноз может означать как многолетнюю борьбу с болезнью, так и несколько месяцев жизни. Другое дело, когда человек довольно давно уже находится в тяжелом состоянии, периодически приходя в сознание. В эти моменты он может отдавать себе отчет в том, что дни его сочтены; сознание остается ясным, он близок к кончине и понимает это. Это как раз то время, когда священник нужен умирающему, и не только верующему. Я поясню, почему.
О чем молится священник? О том, чтобы, несмотря на возможное отступление человека от Господа, Бог продлил его дни и исцелил. Потому что жизнь — главная ценность, которой мы обладаем на земле. И не только телесная жизнь — наше сокровище, но и жизнь вечная. Все, что происходит здесь, в этой жизни, не может не рассматриваться в перспективе жизни вечной. Поэтому священник молится о здравии человека, чтобы он мог жить дальше и реализовать свои потребности и возможности. Может быть, отныне человек будет нуждаться в помощи других людей. Жизнь — это тот дар, о котором молится священник и человек, знающий, что умирает. Причем не только о физическом здоровье, но и о прощении грехов, которые в том числе могли стать причиной болезни.
Вторая просьба к Богу, с которой мы вместе обращаемся, — о врачах. Встреча и контакт с искусным, заинтересованным и гуманным врачом необходимы сейчас. Здесь есть о чем просить Бога. С одной стороны, не все пациенты способны слушаться и адекватно воспринимать рекомендации и назначения, а с другой, и сами врачи бывают настолько директивными, что уточняющие вопросы больного воспринимают резко, вплоть до отказа от него. Мы молимся об отношениях врача и больного, понимая, насколько это непростая задача.
Умирание — важный этап жизни, который человек может провести иначе, чем жизнь обыденную. Когда ты знаешь, что умираешь, ты можешь использовать это время для переосмысления своих представлений о самом главном. И тут наставления священника могут быть серьезным и полезным подспорьем. В этом завершающем периоде земной жизни болеющему, возможно, предстоит изменить отношение к жизни, к себе самому. Священник может выступить в роли учителя, поскольку умирающий может не знать ничего не только о вере, о Боге, но даже о собственной душе.
Впервые столкнувшимся, только что узнавшим о страшном диагнозе, предстоит пережить шоковое состояние. На это требуется время и терпение себя. Одномоментно это невозможно пережить никому, поэтому не стоит на себя давить. Мужчины чаще всего проходят эти страшные этапы в одиночку, а женщины в большинстве своем нуждаются в разговоре, многие в этом состоянии бегут в Церковь. Шок страшен тем, что человек не способен осознавать свои чувства и поведение. Как ни парадоксально звучит, но, переживая шок, узнав, что скоро умрешь, лучше ничего не делать. Важно дать волю своим эмоциям, чувствам. В этом ужасе и страхе нет ничего конструктивного, но это необходимо пережить.
Шок обязательно пройдет, но человеку потребуется поддержка и новые смыслы
существования, которые мы находим в религиозности, где присутствует осмысление смерти.
Как христианин готовится к вечности? Он собирается в поход, в который может взять только самое главное — свое сердце. При этом сердце человека может быть огромным, полным любви, радости, счастья. Умирающему трудно это осознать и принять — он погружен в стихии страха, боли, страданий. Но эта задача стоит перед ним, он входит в режим экономии каждого часа, иногда и минут, отбрасывая все бессмысленное и ненужное.
Не все умирающие боятся смерти и переживают ее как катастрофу. Я видел, как смерти ждали как засыпания, как ухода в мрачную безмятежность, но с усилием возвращались к действительности, чтобы посмотреть еще раз в любящие глаза, чтобы услышать молитвы, Евангелие, пожать руку того, кто рядом. Пусть у постели больного в этот момент даже не самые дорогие и близкие. Умирающему важно, чтобы с ним был хотя бы кто-то до самого конца. Вопрос — насколько духовно зрелы те, кто останется рядом с умирающим. Это в том числе и предмет заботы священника.
Люди, находящиеся рядом с тем, кто умирает, могут оказать ему очень важную услугу. Но и умирающему важно собраться и попросить о том, что действительно важно. Священника лучше звать заранее, а не тогда, когда человек в коме и священник уже не может его напутствовать.
Знаю человека, которому при раке желудка оставалось полгода жизни. Он договорился со своими детьми о записи рассказов об истории семьи. Они по очереди приходили, слушали и записывали на видеокамеру. Он умер через 8 месяцев, но практически все это время провел дома. С семьей. Он сумел наполнить этот этап жизни сосредоточенным собиранием истории семьи, погружением в самое ценное, что было в его жизни. И рядом были его дети.
Другой мой знакомый решил иначе: он вспомнил всех, кого знал, чтобы встретиться с ними и проститься. Сначала обзвонил круг более дальних знакомых. Конечно, он не объявлял каждому, что умирает, для него было важно отдать долг дружбе. С более близкими встречался, чтобы выразить свою любовь. И не один раз, конечно. А самое последнее и дорогое время, конечно, оставил для семьи, для родных и любящих, чтобы засвидетельствовать: «я люблю тебя», «ты мне дорог», «ты много значишь в моей жизни».
Моя покойная сестра работала медсестрой в реанимации и рассказывала о двух случаях особенного приготовления к смерти. О старушках. В кардиореанимации у людей очень мало сил, трудно дышать. Одна попросила: «Доченька, дай мне судно, а потом подмой и одень на меня чистую рубашку». На это ушло 20 минут, а на 25-й минуте бабушка умерла. Сестра говорила, что никогда не забудет этого. Потому что была рядом, провела эти последние минуты жизни с ней и сделала то, что она просила. Другая бабушка попросила позвонить племяннице, назвала ее номер по памяти. Через несколько часов та приехала в больницу, ее пустили буквально на минуту в реанимацию, и после этой встречи бабушка умерла.
Если человек и раньше ходил в Церковь, то он знает, как действовать, готовясь к переходу в вечность. Если же он никогда раньше не исповедовался, то важно, чтобы подготовка к этому шла осознанно, а не в шоковом состоянии.
Необходимо время и помощь, чтобы вспомнить, что было 5, 10 или 30 лет назад, а не только вчера, невозвращенную сдачу или прихваченный в общественном месте карандаш. Шоковое состояние завершится возвращением осознанности, пониманием стоящих перед человеком задач, решением о характере лечения, возвращением рационального рассуждения. И тогда начинаешь понимать, насколько болезнь — удобный момент, чтобы увидеть иначе повседневность и отключиться от обыденности, которая порой не дает нам рассмотреть все стороны жизни, понять близких, расставить приоритеты.
Вера, обретенная через страх смерти, несколько специфическая. Но даже в этой ситуации человек в состоянии пересмотреть свое отношение к собственным поступкам в целом, увидеть иные горизонты.
Когда человек близок к смерти, но при этом у него есть физические и духовные силы провести остаток своих дней осознанно, то главная задача состоит в том, чтобы сосредоточится на итогах земного существования, попросить прощения самому и простить других. Рассмотреть внимательно всю ценность прожитого, в том числе и своих неудач, ошибок, не только радостей и достижений.
Помочь вернуть красоту и радость жизни, использовать каждый оставшийся день могут близкие и любящие, когда они рядом. Они поддержат сосредоточенность на благодарности за всё — как за встречи, так и за расставания. Умение благодарить — одно из качеств, способное освятить последние часы, преодолеть страх. Это очень трудно, но возможно, потому что совершенная любовь изгоняет страх (1 Ин 4:18).
Самый главный вопрос. Как рассказать ребенку о своей скорой смерти
По стуку в дверь многое можно сказать о человеке. Ко мне в кабинет разные люди стучат каждый день двадцать пять лет — я могу судить.
Здесь стук был спокойный, интеллигентный, без ничем не оправданной робости («Это ничего, что я тут стою?»), но и без нагловатой напористости («Смотрите, это же я к вам пришел, открывайте скорее!»).
— Здравствуйте! Я бы хотела сначала без дочери с вами поговорить, это возможно?
— Да, конечно, возможно, проходите.
Невысокая симпатичная женщина, мелкие правильные черты лица, косметики в меру, возраст определить трудно. Несмотря на макияж, вид усталый. Ее дочь я в коридоре толком не разглядела, но кажется — младший подросток. Начало подростковых фортелей, а мать не знает, как реагировать? Скорее всего.
— Ваша семья — это вы, ваша дочь…?
— Все. Еще старая кошка, ровесница дочери. Я подобрала ее котенком-подростком на улице, когда была беременна. У нее была в двух местах сломана лапка, она всю жизнь слегка хромает, но характер у нее хороший — бодрый и веселый.
После рассказа о хромом котенке моя изначальная симпатия к женщине еще увеличилась. Хотелось ей помочь.
— Мой муж умер шесть лет назад, погиб в автокатастрофе. Моя мама тоже скончалась, папа, возможно, жив, но я давно ничего не знаю о его судьбе. Они с мамой развелись, когда мне было одиннадцать лет, и он сразу переехал в другой город.
— Расскажите о вашей дочери.
— Ее зовут Анна-Мария. Так в свидетельстве о рождении. Нам обеим это очень нравится, она, когда знакомится, представляется иногда Аней, иногда Машей, а изредка и Марианной, смотря по настроению. Говорит, что Аня и Маша, конечно, похожи, но все-таки слегка разные. Аня побойчее и пожестче, а Маша лиричнее и добрее. Марианна же замкнута и слегка высокомерна. В целом у меня замечательная дочь. Не отличница, но учится очень хорошо. Особенно налегает на те предметы, которые ей нравятся — литературу, историю, языки. Хочет быть учительницей в школе, руководительницей кружка или вообще — преподавать где-нибудь и что-нибудь гуманитарное, точно она еще не решила. Ходит в класс своей первой учительницы, помогает ей, нынешние второклашки ее обожают…
— В мое время это называлось «вожатые», — сказала я. — И оно было весьма распространено. В каждом классе таких вожатых было три-пять человек. Почти на каждой перемене они бегали к своим подопечным. Была даже книжка о таком вожатом, кажется, она называлась «Чудак из пятого “б”».
— Жалко, что сейчас эта практика осталась в прошлом, — вздохнула женщина. — Даже в мои школьные годы этого уже не было. Мне кажется, это очень помогало детям взрослеть…
Я согласно закивала. Мне почему-то хотелось с ней соглашаться, несмотря на то, что я-то сама вожатой никогда не была и восторженно визжащих малышей в своей подростковости скорее побаивалась.
— Ее бывшая учительница даже несколько раз доверяла Ане вести уроки в своем классе, причем не труд или рисование, а прямо русский язык. И дети все внимательно слушали, и весь материал урока усвоили хорошо, учительница потом проверила и была довольна. Аня очень этим гордится, а Марианна даже слегка хвастается.
Обычно мне довольно скучно слушать об однообразных достижениях «замечательных детей», о которых так любят рассказывать некоторые родители. Но не в этом случае. Здесь мне было по-настоящему интересно.
Но что же ее все-таки ко мне привело? Что учудила замечательная, многоликая Анна-Мария-Марианна? Вариантов напрашивалось так много, что я решила даже не строить гипотез.
— Я просто оттягиваю момент, — как будто прочтя мои мысли, покаянно сказала мать Анны-Марии. — Простите.
— Все нормально, — возразила я. — Ваш рассказ о дочери важен и интересен. Что же с ней случилось теперь?
— На самом деле я пришла к вам с одним вопросом.
— Как мне сказать моей замечательной двенадцатилетней дочери, что я умираю?
Я ощутила пресловутые мурашки. Только пробежали они почему-то не по спине (как положено в хрестоматийном варианте), а по рукам — от плеч к кончикам пальцев. Как будто я должна была ими (пальцами) что-то сделать. Но что? Надо было хотя бы что-то сказать.
Как-то сразу я поняла, что тут нет места сомнениям («Вы уверены? Бывают же разные варианты…»), утешениям («Ну погодите, медицина развивается, может быть, лечение за границей…») и прочему психологическому хламу. Она все взвесила тысячу раз. У нее конкретный вопрос: как? А может быть, это даже не вопрос, а просьба.
Она опять прочла мои мысли.
— Да, я просто не могу. Аня, конечно, знает, что я больна, но не знает, чем и насколько серьезно. Все варианты исчерпаны. Лечение за границей — даже если собрать деньги, я просто умру там… или здесь, спустя несколько месяцев. И эти месяцы никому не принесут радости. Мой лечащий врач Аню знает. Он сказал: она взрослая, серьезная девочка, нельзя так ей не доверять, вы должны ее подготовить, что-то сказать, обсудить, дать какие-то наставления. Если не решаетесь сами, обратитесь к специалистам-психологам.
Муж и отец погиб, перебирала тем временем я, бабушка умерла, дедушка пропал без вести, господи, это что же — еще и детский дом?!
— Где будет Аня, если… когда вы умрете? Вы думали…
— Да, конечно. Тут все не так страшно. У меня есть младшая сестра, у нее двое сыновей. Сестра с Аней очень хорошо друг к другу относятся, и с братьями она обожает возиться. Мы с сестрой обо всем договорились, она возьмет опекунство, Аня и кошка будут жить с ними, нашу квартиру она будет сдавать, а деньги откладывать. Когда Ане исполнится восемнадцать, у нее будет и свое жилье, и какие-то деньги на первое время.
Я мысленно выдохнула. Разумеется, преждевременно.
— Я раз двадцать, наверное, собиралась ей сказать… Не могу! И вот, к счастью, узнала, что у нас в поликлинике есть психолог. Записалась, пришла. Можно, я теперь выйду, а ее к вам пришлю?
Мне очень хотелось отказаться. Но я согласилась.
Сразу, еще до того, как девочка представилась, поняла, что ко мне пришла Маша. Тонкая и лиричная. Я бы предпочла Марианну или хотя бы Аню. Но кто меня спросит.
Мы поговорили о том о сем. Девочка была такая, о какой мечтает любой родитель. Спокойная, лукавая, в меру послушная, сама делает уроки, ходит в магазин, помогает по дому, иногда забывает что-то сделать и извиняется, иногда получает двойки и их исправляет. С подружками весной и осенью гуляет во дворе, а зимой — преимущественно в ближайшем торговом центре. Второклашки Ольги Николаевны такие очаровательные и — вот удивительно! — все такие разные, и к каждому нужен свой подход, с кем-то поговорить, а кого-то и пощекотать… Кроме кошки у Маши еще три аквариума, ей нравится за ними ухаживать и наблюдать водную жизнь. Кошка тоже любит ее наблюдать, а когда была помоложе, пыталась рыбок ловить лапой и даже однажды свалилась в аквариум…
Наверное, у любого профессионала бывают моменты, когда он чувствует себя абсолютно беспомощным и хочет оказаться в каком-нибудь другом месте и заниматься каким-нибудь другим делом. Вот, для меня настал этот момент. Дальше тянуть было уже нельзя. Если сейчас кто-нибудь постучится в дверь и меня поторопит…
— Маша, твоя мама уже давно болеет…
— Да, я знаю, — я увидела, как Маша с сожалением попрощалась со мной и на сцену вышел кто-то другой. — Вы хотите мне сказать, что она умрет? Я не верю.
Кажется, у нее даже цвет глаз немного поменялся, стал темнее.
— Мы все умрем. Верь или не верь, — сказала я.
— Я не знаю (черт, надо же было действительно спросить, сколько ей дают врачи!)…
— Мне позволят за ней ухаживать? Я сумею.
— Думаю, да. Если это будет хоспис, ты сможешь ее навещать.
— А где я буду жить… потом? У тети? Или в детдоме? Я бы предпочла детдом.
— Муж тети не любит животных. И рыб тоже.
— Вряд ли тебе позволят взять в детдом кошку.
— Это правда. Но рыб, может, и позволят, для украшения.
— Теоретически да, но боюсь, тут могут быть проблемы с санэпидстанцией… — Господи, что я несу. — К тому же твоя тетя не позволит…
— Тетя добрая, хотя и не такая умная и красивая, как моя мама. И братишки мои ничего, только старший немного злой.
В дверь постучали следующие посетители.
Я встала, распахнула дверь, не глядя, рявкнула в сторону стучавшего:
— Ждите! Я вас приглашу! — и приглашающе кивнула матери Анны-Марии. — Зайдите!
Мать и дочь смотрели друг на друга. Потом обе посмотрели на меня.
— Обнимитесь и плачьте, если можете, — сказала я.
Вышла в коридор, извинилась: вам придется подождать. Люди что-то словили из воздуха, закивали: конечно, конечно, подождем…
Через какое-то время Маша попросилась в туалет.
— Мы вас задерживаем… — сказала мать.
— Я боюсь вас отпустить, но и удержать не могу, — честно ответила я.
— Знаете, что я вам скажу? Анна-Мария действительно на удивление совсем взрослый, сложившийся человек. Вы все ей дали. У вас получилось то, что у большинства современных родителей часто не выходит и к двадцатилетию. Я знаю, они ко мне жаловаться приходят. Вашей дочери мало лет, но она уже полностью снаряжена для дальнейшего пути.
— Это я вас не утешаю, из меня вообще утешитель хреновый, это я действительно так вижу и думаю.
— Когда детство короткое, в него поневоле все вмещается.
Аня, не входя, заглянула в кабинет.
— Мама, пошли. У нас еще дел много, а тут люди с маленьким ребенком ждут.
— Простите, прощайте, — улыбнулась женщина. — Она не хочет…
Что ей сказать напоследок? Здоровья? Удачи? Всего доброго?
«Смерть – бытовая история»: как принять страшный диагноз и жить дальше?
Что происходит с человеком, когда он узнает, что тяжело болен? Или болен смертельно? Через подобные испытания проходят многие, но объяснить здоровому человеку, каково это – очень сложно. Истории людей, столкнувшихся с тяжелыми заболеваниями, нередко ложатся в основу романов или кинолент. Но если в кино такая история может обернуться веселой комедией, то в жизни все совсем иначе.
«Нет, это не со мной»
Ольге было 39 лет, когда ее жизнь резко изменилась: целый месяц девушка подозревала, что у нее рак. Жизнь словно замерла: Оля чувствовала, что в один миг оказалась отрезана от привычной реальности. Все прошлые страхи и тревоги стали казаться такими мелкими и неважными по сравнению с тем ужасом, который разом навалился на нее и будто придавил к земле. Имя ему – Неизвестность.
«Год назад у меня обнаружили мастит, сделали операцию. Было очень неприятно слышать, как во время операции, которая происходила под местным наркозом, врач спросил: «А вы не худели резко в последнее время?». Я сразу спросила: «Вы думаете, что это может быть рак?». Он ответил: «Не исключено». Это был первый тревожный звоночек», – рассказала Ольга корреспонденту «МИР 24».
Сейчас она уже может говорить об этом спокойно, без дрожи. Такова удивительная природа человека – мы можем пережить очень многое и привыкнуть практически ко всему. Но многие, конечно, ломаются. Человеку, которому никогда не говорили, что он серьезно болен или даже скоро умрет, вряд ли легко понять, какие чувства при этом возникают, и сколько душевных и физических сил нужно, чтобы пережить подобное. Почти всегда в таких случаях больному важно ощущать поддержку близких, а иногда требуется и помощь психолога.
Ученые издавна интересовались темой околосмертных переживаний, но, пожалуй, первый весомый вклад в помощь людям с тяжелыми заболеваниями внесла американка Элизабет Кюблер-Росс. Она создала концепцию психологической помощи умирающим больным, а ее книга «О смерти и умирании», вышедшая в 1969 году, побила рекорды продаж в США.
К сожалению, репутация Элизабет оказалась сильно подорвана из-за того, что она связалась с медиумами и даже водила к ним некоторых своих клиенток. Кроме того, женщина увлекалась сомнительными эзотерическими и религиозными практиками. Тем не менее, именно Кюблер-Росс принадлежит знаменитая концепция пяти стадий принятия смерти. Наблюдая за поведением больных, которым врачи оглашали суровый диагноз, психолог выделила пять последовательных этапов: отрицание, гнев, торг, депрессия и, наконец, принятие. Несмотря на то, что многие исследователи впоследствии подвергали эту идею критике, врачебная практика знает массу случаев, когда пациенты с серьезными заболеваниями, угрожающими их жизни, испытывали все эти состояния и именно в таком порядке.
«Сначала я думала: «Нет, это не может случиться со мной», и как-то вообще не приняла это на свой счет, была абсолютно спокойна, – вспоминает Ольга. – Но после второй операции (первая была неудачной) доктор с тревожным лицом вызвал меня к себе в кабинет и показал результаты гистологии: «Есть подозрение на карциному».
Психолог Андрей Зберовский согласен с теорией госпожи Кюблер-Росс: к нему на прием часто приходят люди, которых доктора огорошили страшным диагнозом. Андрей помогает своим подопечным пройти через все стадии принятия болезни, справиться с навалившимся горем и жить дальше. Он неоднократно замечал, что его клиенты испытывают именно те состояния, которые описывала Кюблер-Росс, и примерно в той же последовательности.
«Это необязательно касается онкологии: ко мне приходят люди и со СПИДом, и с гепатитом C, и перед сердечными операциями. Когда к человеку приходит страшный диагноз, конечно, у него очень долго сохраняется ощущение, что это врачебная ошибка. Потом, когда диагноз подтверждается, у человека возникает паническое состояние: «Я вот-вот умру», – рассказал Андрей в интервью сайту «МИР 24».
Несмотря на то, что диагноз Оли был лишь предположением, мысли о смерти посещали ее постоянно. Этому способствовала и обстановка больницы, где ей пришлось провести целый месяц.
«Когда я лежала в больнице, я видела, как люди, которые лежали рядом со мной в хирургическом отделении, умирали буквально на моих глазах. Это было для меня совершенно неожиданно, я не могла понять: как человек, с которым мы вчера говорили, вместе обедали, вдруг мог взять и умереть. », – вспоминает девушка.
Главные враги – паника и депрессия
Но постепенно приходило понимание того, что все люди смертны, и никаких исключений тут быть не может. Все представления о жизни мгновенно перевернулись, признается Оля. Раньше ее жизнь была полна планов: поход в театр, встреча с друзьями, устройство ребенка в школу. Но теперь все эти планы перестали иметь хоть какое-то значение. Впрочем, даже находясь в душевном раздрае, девушка все равно пыталась как-то упорядочить свою жизнь. Это помогало не сойти с ума от съедавших ее тревожных мыслей.
«С того дня, когда мне был озвучен предварительный диагноз, мои планы выглядели следующим образом: значит так, я поеду в больницу, там в меня будут втыкать трубки с какими-то химическими препаратами, которые убьют мои волосы и я облысею; потом мне удалят грудь – значит, нужно будет где-то искать импланты; потом, возможно, я умру, значит, мне надо быстренько завещание написать. Причем, все это было с той же степенью деловитости, что и прежде», – с улыбкой рассказывает Оля.
Но это еще не все перемены. После того, как первый шок и паника отступили, Ольга стала испытывать острое желание помогать людям.
«Почему-то мне очень захотелось помогать своим соседкам по палате. Включился такой момент вины. Я подумала, что если сейчас буду всем помогать, стану такой «матерью Терезой», то, может быть Бог меня спасет», – анализирует девушка.
Поведение Оли можно сравнить со стадией торга: в этот период больной начинает пытаться заключить сделку с судьбой и придумывает условия, при которых он якобы может поправиться. На этом этапе недуг воспринимается человеком как наказание за «неправедную» жизнь.
«Человека мучает вопрос: «Почему это случилось со мной? Что я сделал не так?». В этот период времени происходят самые разные откровения, начиная с религиозных: неверующие становятся верующими, а иногда – наоборот. Многих сильно мучает чувство вины. Затем человек очень серьезно анализирует свою жизнь. Он пытается понять, где и какие были допущены ошибки – в образе жизни, в экологии, в работе, что привело к тому или иному заболеванию. А дальше начинается борьба за выживание», – объясняет Андрей Зберовский.
Он убежден: одним из главных факторов выздоровления и поддержания высокого качества жизни в период лечения является позитивный настрой и постоянное общение. Ни в коем случае нельзя замыкаться в себе и оставаться один на один со своим горем, утверждает психолог. Найти поддержку можно не только у родственников, но и на различных специализированных форумах и сайтах, где люди, пережившие онкологию и другие тяжелые недуги, описывают свои пути выхода из этой ситуации.
«Какое бы ни было заболевание, самое главное – это преодолеть панику и депрессию, которые сейчас сопровождают любой тяжелый диагноз. Очень важно найти хорошего врача, которому ты доверяешь, важно ощущать симпатию к тому, кто с тобой взаимодействует. Очень важно найти товарищей по несчастью, которые вместе с тобой проходят курс лечения, поддерживать их, общаться. В общем, самая главная психологическая составляющая сопровождения лечения – это, конечно, общение!
Те люди, которые общаются, которые дорожат своим кругом общения и у которых появляются новые знакомые, конечно, имеют более высокие шансы на выздоровление. Надо понимать, что любое заболевание напрямую связано с иммунной системой организма. Если человек находится в депрессивном состоянии, то снижается выработка серотонина – «гормона радости», который отвечает за иммунитет организма. Грубо говоря, чем ты грустнее, тем меньше у тебя шансов вылечиться, и чем ты бодрее, тем мощнее жизненная сила организма, которая тебя поддерживает», – утверждает Зберовский.
Успеть прожить
Также у людей часто возникает озлобленность на весь мир – они видят огромную несправедливость в том, что случилось с ними. Примерно такое чувство испытывала Оля, когда часами смотрела из окна своей больничной палаты на то, как прохожие спокойно идут по своим делам, спешат на работу и домой, ходят по магазинам. Ничего этого у нее самой больше не было и, казалось, быть не могло.
«Человек идет по улице и думает: «У меня такой сложный, страшный диагноз, а вокруг все ходят, улыбаются, фотографируются, целуются». Возникает ненависть, раздражение. Если заболевание уже имеет тяжелую стадию развития (допустим, третья стадия онкологии), то у людей бывает риск суицида. С этим мы тоже работаем, чтобы человека остановить на этом пути», – говорит Андрей Зберовский.
Когда тяжело больные люди проходят стадию гнева, некоторые психологи дают им весьма необычный совет – направить всю свою злость на болезнь. Судя по всему, эти врачи считают, что чем сильнее ты ненавидишь свой недуг, тем скорее ты его победишь. Однако Зберовский с таким подходом не согласен.
«Злоба – это точно не инструмент успешного выхода из ситуации. Тут нужна просто мобилизация. Какое бы ни было у человека заболевание, важно поднять иммунную систему, мобилизовать силы организма. Для этого достаточно делать простые вещи: побольше быть на свежем воздухе, побольше заниматься физической активностью, следить за питанием, хорошо высыпаться, получать позитивные эмоции, общаться с приятными людьми. Это имеет действительно большое значение. Возьмем ту же онкологию: если люди с первой, второй стадией заболевания правильно живут, то вероятность их выздоровления колоссальная!», – отмечает врач.
«Некоторые хотят успеть продать или купить квартиру, кто-то хочет путешествовать, поездить по миру, кто-то начинает писать стихи и другие произведения. Кто-то пытается отыскать любимую девушку, которую не видел 30 лет, или школьную любовь, которой не успел признаться в своих чувствах. Кто-то старается извиниться перед родственниками, успеть окунуться в политическую жизнь, заняться волонтерством. Случаи очень разные. Поэтому люди, которые хотят как-то по-особенному прожить остаток своей жизни в условиях смертельного диагноза – они, конечно, есть, и ничего необычного в этом нет», – рассказывает психолог.
При этом он убежден: в такой ситуации больше всего нужно опасаться шарлатанов. В порыве отчаяния люди порой готовы отдать все свои деньги всевозможным целителям и колдунам, которые обещают излечить их от любой болезни. Ну а что происходит, когда серьезно больной человек отказывается от квалифицированного лечения – догадаться нетрудно.
«Когда начинается активный поиск лечения, человек все время колеблется – от традиционных методов, то есть сугубо медицинских и научных, до попыток то йогой заняться, то поехать в деревню и лечиться там какими-то бабушкиными травками.
К сожалению, у меня очень много пациентов, которые полагаются на нетрадиционную медицину. Например, в прошлом августе скончалась одна моя клиентка. Молодая девчонка, всего 34 года – умерла от рака груди. Ей поставили вторую стадию, операбельную; по современным меркам вылечиться в такой ситуации – вообще не проблема. Но она отказалась делать операцию, стала лечиться народными методами. Полтора года она бегала по всяким бабкам и шаманам, в итоге дотянула до четвертой стадии и просто умерла. У нее остались двое детей.
Около года назад у меня скончался парень, которому поставили диагноз: СПИД. Но он начитался на всяких форумах, что такой болезни нет. Естественно, он не стал лечиться и в конце концов умер. И у меня таких историй много. Причем, их количество не уменьшается, а только растет», – сокрушается Андрей.
Совет родным: нельзя плакать и жалеть!
Ольга, к счастью, к гадалкам и народным лекарям обращаться не стала, да ей и не пришлось. Когда она на трясущихся ногах пришла в институт имени Герцена, чтобы узнать результаты биопсии, услышала лишь короткое: «У вас ничего нет».
«И тут меня прорвало. У меня прямо там случилась истерика, я плакала от счастья, руки тряслись. Все напряжение, которое я весь этот месяц в себе носила, вылилось наружу. И я сказала себе: как после такого испытания можно хоть чего-то в мире бояться?! Этот невероятный подъем энергии продолжался несколько месяцев. Конечно, образ мышления тоже сильно поменялся. Наверное, тогда я впервые за всю жизнь повзрослела; примирилась с мыслью, что я ответственна за все, что имею. И, если раньше я могла в случае какой-то неудачи подумать: «За что же это мне?», то этот случай примирил меня с мыслью, что жизнь не течет отдельно от меня – это результат тысяч микровыборов, которые каждый день происходят в моей голове», – говорит Оля.
Девушка с болью вспоминает, как родные переживали за нее в тот сложный период. Маленький сын всегда был рядом и вел себя удивительно спокойно и по-взрослому, а мама часто плакала. Поэтому девушке самой приходилось успокаивать близких, она инстинктивно чувствовала, что сейчас должна быть сильной. Сильнее, чем все вокруг.
Андрей Зберовский всегда дает близким тяжело больных совет: ни в коем случае не проявлять жалости! В такой ситуации больному нужна не просто поддержка, а уверенность в том, что все преодолимо.
«Нельзя жалеть и плакать! Это только ухудшает ситуацию. Человек начинает думать, что его уже оплакивают, что с ним прощаются – это деморализует. Поэтому когда приходит беда, и какие-то ваши близкие, родственники или друзья получают неприятные диагнозы, вы должны сказать: «Конечно, это большая проблема, но она преодолима, и мы преодолеем это вместе». И самое главное, конечно, это максимум активного досуга: совершайте какие-то поездки, путешествуйте, посещайте новые места. Важно не оставлять человека одного, общаться с ним. И, конечно, нужно по мере сил самим вникать в течение болезни, искать специалистов, какие-то новые методики. У меня был пример буквально пару лет назад: у женщины была четвертая стадия рака, и она уже готовилась уйти в монастырь, чтобы доживать там остаток своих дней. У нее был сын – молодой двадцатилетний пацан, студент, который тогда еще ничего не знал и не зарабатывал. Но он был продвинутый: перерыл весь интернет и нашел какой-то экспериментальный онкологический центр в Новосибирске. И его мама выздоровела! Поэтому позитивный настрой и корректная практическая помощь – это самое главное», – подытожил психолог.
Прошел почти год с тех пор, как у Оли заподозрили рак. Сейчас она вернулась к привычной жизни: работает, воспитывает сына, встречается с друзьями. Иногда, проходя по двору больницы, где она когда-то лежала, она поднимает голову и смотрит в окна. «Я помню все эти ужасы, в каком я была состоянии, глядя из окна на людей, – говорит девушка. – А сейчас я сама на их месте, и кто-то смотрит на меня из того больничного окна и тоже мне завидует. Это все время как «якорек» для меня. И каждый раз, когда меня гложет какая-то проблема, я поднимаю глаза на эти окна и говорю себе: «Оля, ты же на самом деле счастливая, разве ты забыла. ».