чем опасна работа шахтера
В Профсоюзе шахтеров ЧП на «Листвяжной» назвали преступлением
Председатель Российского независимого профсоюза работников угольной промышленности Иван Моханчук заявил, что аварию на шахте «Листвяжная» можно назвать преступлением.
Работа с нарушением техники безопасности
Шахтеры рассказывали, что у них не было возможности не работать, когда был повышенный уровень метана, им угрожали увольнениями. Моханчук подчеркнул, что такая ситуация в отрасли встречается достаточно редко.
«Просто, чтобы никого не обманывать. Во многом все зависит от того, где находится это предприятие, насколько оно функционально, насколько оно технологично и так далее. Если взять поселок Грамотеино, где находится шахта «Листвяжная», то, конечно, она рядом, люди привыкли там работать. Я не исключаю, мы будем разбираться, что работодатель мог уволить там двух-трех-четырех-пять человек за проявление какого-то недовольства, чтобы другим было неповадно. И, оставшись без работы, они прекрасно понимают, что семью кормить надо, нужно куда-то бегать, искать работу, а тут вроде все рядом, привыкли, мы так живем, у нас сложились определённый образ жизни, определённый быт, и люди, конечно, держались за это рабочее место. Я хочу сказать, что, если взять заработную плату, допустим, в пределах 30-40 тысяч, а у них выходило до 100 тысяч, и даже больше заработная плата была, то, конечно, люди за такую работу держались», — подчеркнул Моханчук.
Он добавил, что сейчас ведется разбирательство по поводу того, что шахтеров заставляли работать с нарушением техники безопасности. Председатель профсоюза заверил, что причастные к этому будут наказаны. По его словам, случившееся на шахте можно назвать преступлением.
«Потому что знали, что шахта газовая, газа много, вели двойную бухгалтерию, как вчера генеральный прокурор сказал, а истинный учет газа метана (датчики) были за экраном, а на экран были выведены дублирующие датчики, которые показывали нормальную газовую обстановку. И понятно, что та же инспекция, которая была буквально за несколько дней до взрыва, они пришли, посмотрели в монитор – у нас есть такая служба АГЗ, «Автоматическая газовая защита» – пришли, посмотрели параметры, компьютеры, графики, датчики – все нормально. Ну, да, они допустили халатность, и, может быть, она в данном случае будет преступной, что они не поехали в забой и не проверили на месте, не убедились в соответствии одного с другим. Но вместе с тем внешне выглядело всё нормально», — подчеркнул он.
По словам Моханчука, шахта современная, с хорошей техникой. «Листвяжная» давала 5,2 млн тонн угла, что является большим показателем.
«И никто из людей, с которыми я разговаривал, за рамками менеджмента и руководства шахты, даже собственники, даже генеральные директора, у них в голове что-то начинало шевелиться, только когда узнавали, что было за красивой картинкой, той, что показывали нам. Поэтому, конечно, люди боялись потерять работу, это возможно, будем с этим разбираться», — отметил он.
При этом он указал, что профсоюз с себя вины не снимает, значит где-то не доработали, не дали людям возможность прийти и сказать о нарушениях и условиях работы.
Территориальный профсоюз не сообщал о проблемах
Моханчук заметил, что все шахтеры знают его телефон и ему всегда можно дозвониться. Глава профсоюза призывал всех при любых проблемах звонить ему, чтобы «остановить беспредел».
«Если бы они позвонили, мы бы остановили эту шахту на раз-два, и, пока бы там не разобрались, шахта бы не работала, не было бы этой трагедии. Но, к сожалению, мы имеем то, что имеем. Я очень скорблю, потому что это действительно молодые, нормальные, здоровые мужики, у которых семьи, дети, жёны, которые должны были работать, кормить, содержать эти семьи, воспитывать детей, и сегодня, к сожалению, мы потеряли своих друзей, товарищей, и семьи потеряли своих близких. Это очень большая трагедия», — добавил Моханчук.
Долги «СДС-Уголь»
Моханчук отметил, что прошлый год вышел провальным — 25 миллиардов убытка. Однако в этом году на сегодняшний день угольная отрасль заработала более 200 миллиардов. По его словам, угольный сегмент «СДС» не был убыточным.
Отношение Махракова к шахтерам
«2019-й год, шахта вышла на пять миллионов, прошлый год – 5 млн 200. Шахта работала рентабельно, эффективно работала. А вот если говорить о том, какими методами он этого достигал, – жесткой дисциплиной, еще чем-то, — то, я насколько знаю, он был не изверг, скажем так, по отношению к рабочим, ко всем остальным, чтобы рисовать какими-то черными красками. Я не готов его обсуждать. Но во всяком случае, когда наш профсоюзный комитет обращался, когда возникали какие-то проблемы социальные, нужно было помочь каким-то семьям – оздоровление детей или лекарства, либо еще что-то, — то есть социальный какой-то пакет, он не отказывался», — подчеркнул Моханчук.
Он отметил, что «СДС» в целом решала социальные вопросы. Глава профсоюза рассказал, что у компании более четырех тысяч пенсионеров, которые раньше работали на шахтах, и глава компании решил каждому, кто прошел вакцинацию, сделать подарок.
«Две тысячи рублей, ну там масло растительное, тушенка, сгущенка, чай, конфеты и так далее. Это тоже, наверное, о чем-то говорит, потому четыре с лишним тысячи, и каждому сделать такой подарок, ветерану, который привился, наверное, это тоже говорит о чем-то», — заметил Моханчук.
Были ли у «Листвяжной» проблемы в прошлом?
По словам Моханчука, он восемь лет назад посещал шахту, однако тогда никаких проблем выявлено не было. Но в то время ей управлял другой директор.
Как профсоюз решает проблемы шахтеров
«Мы решили проблему по шахте «Распадская». Там у нас были проблемы со спусками-подъёмами людей. Мы решили по ряду шахт Кузбасса проблему по выходу шахтёров по запасным выходам с точки зрения безопасности на момент аварии, взрыва и так далее. Во многих случаях мы решаем проблемы. По заработной плате решаем вопросы, когда к нам обращаются, если есть какие-то позиции, мы их тоже решаем. Мы в принципе работаем в постоянном режиме, мы не так чтобы от случая к случаю, а мы постоянно работаем, профсоюз постоянно функционирует, у нас есть профсоюзные комитеты, у нас есть 296 первичных профсоюзных организаций, есть колдоговора на предприятиях, есть социальный пакет, есть заработная плата, вопросы безопасности труда, развития, всё это у нас оговорено, все прописано», — рассказал Моханчук.
Он добавил, что был случай, когда дело дошло до Верховного суда. По его словам, в одной из шахт Кузбасса на обсуждении шел вопрос двойного размера оплаты труда.
Профсоюз призвал шахтеров незамедлительно сообщать об опасных условиях труда
Одного звонка в профсоюз про условия труда шахтеров было бы достаточно, чтобы избежать трагедии в шахте «Листвяжная». Об этом рассказал в беседе с «Известиями» председатель Российского независимого профсоюза работников угольной промышленности Иван Мохначук в субботу, 4 декабря.
Шахтеры «Листвяжной» знали о повышенном уровне метана, но продолжали работать под угрозой увольнения. Мохначук заявил, что подобные ситуации в отрасли встречаются достаточно редко, предположив, что работникам некуда больше идти: людям надо содержать семьи, а шахтерам неплохо платят.
«Во многом всё зависит от того, где находится это предприятие. Если взять поселок Грамотеино, где находится шахта «Листвяжная», то, конечно, она рядом, люди привыкли там работать. Я не исключаю (мы будем разбираться), что работодатель мог уволить там двух, трех, четырех, пять человек за проявление какого-то недовольства, чтобы другим было неповадно. И, оставшись без работы, они прекрасно понимают, что семью кормить надо, нужно куда-то бегать, искать работу, а тут вроде всё рядом… и люди, конечно, держались за это рабочее место. Я хочу сказать, что если взять заработную плату, допустим, в пределах 30–40 тыс. рублей, а у них выходило до 100 тыс. рублей и даже больше, то, конечно, люди за такую работу держались», — предположил он.
Мохначук добавил, что сейчас идет разбирательство, и причастные к трагедии будут наказаны. Он охарактеризовал халатность всех виновных как преступление.
«Потому что знали, что шахта газовая, газа много, вели двойную бухгалтерию, как вчера генеральный прокурор сказал, а истинный учет газа метана (датчики) были за экраном, а на экран были выведены дублирующие датчики, которые показывали нормальную газовую обстановку. И понятно, что та же инспекция, которая была буквально за несколько дней до взрыва, они пришли, посмотрели в монитор… всё нормально. Ну да, они допустили халатность, и, может быть, она в данном случае будет преступной, что они не поехали в забой и не проверили на месте, не убедились в соответствии одного с другим. Но вместе с тем внешне выглядело всё нормально», — подчеркнул он.
Также, со слов председателя профсоюза, «Листвяжная» является современной шахтой, с хорошей техникой и высокими показателями по добыче угля.
Мохначук отметил, что профсоюз не снимает вины в том числе с себя: «Значит где-то не доработали, не дали людям возможность прийти и сказать о нарушениях и условиях работы». Он добавил, что достаточно просто позвонить ему напрямую, и любой проблемой на шахте тут же займутся.
«Поверьте мне, если бы ко мне обратились, то мы бы там навели порядок очень быстро. Я могу привести примеры: тот же Кузбасс, звонили ночью шахтеры с кузбасской шахты. Я тут же звоню начальнику, ночью (четыре часа разница с Москвой), Рострудинспекции Кемеровской области. Он же знает, что у меня прямая дорога к начальнику Ростехнадзора России, в Генпрокуратуру России. Он ночью послал трех своих горнотехнических инспекторов на шахту, они пришли, проверили, и мы сняли эту проблему, сразу. Если бы они позвонили, мы бы остановили эту шахту на раз-два, и пока бы там не разобрались, шахта бы не работала, не было бы этой трагедии. Но, к сожалению, мы имеем то, что имеем», — подчеркнул он.
Председатель профсоюза выразил скорбь по погибшим шахтерам: «К сожалению, мы потеряли своих друзей, товарищей и семьи потеряли своих близких. Это очень большая трагедия».
Версию, что у компании «СДС-Уголь» огромные долги и руководство якобы пыталось компенсировать убытки увеличением выработки любой ценой, Мохначук тут же опроверг.
«Данная шахта, данный актив у «СДС» — он прибыльный. Но «СДС» — это многопрофильная компания, у которой есть и строительство, есть и сельское хозяйство, и есть торговля, есть еще какое-то ликеро-водочное производство, много-много других сегментов рынка (бизнесов). Я их не знаю, честно скажу. Что касается угля, то уголь у компании, он был не убыточный, он был прибыльный», — заверил он.
Также Мохначук сказал, что лично не знаком с генеральным директором шахты «Листвяжная» Сергеем Махраковым, но знает, что тот, как и вся компания «СДС-Уголь», всегда откликался на социальные запросы профсоюза: детям шахтеров выделялись средства на лечение, привившимся бывшим шахтерам выдавали подарки и т.д.
Возвращаясь к своим словам о решении проблем с трудовыми условиями шахтеров, председатель добавил, что в подобных разбирательствах с «ушлыми» работодателями они доводят дела до Верховного суда России. Как это происходит и сейчас в деле шахты «Листвяжная».
3 декабря стало известно, что адвокаты всех фигурантов дела об аварии на шахте обжаловали их арест. Апелляционные жалобы подали адвокаты директора шахты, его заместителя и начальника участка, а также двоих сотрудников Ростехнадзора.
Репортаж об аварии в шахте «Листвяжная» смотрите на телеканале РЕН ТВ в воскресенье, 5 декабря, в программе «Добров в эфире» в 23:00.
«Ни одна тонна угля без нарушений не добыта». Шахтеры — анонимно и честно о своей работе
«Дадут только 50% зарплаты, если план не выполнишь»
Сергей, Кузбасс, 38 лет:
Сейчас шахтер может жить в Прокопьевске, а работать на шахте в Новокузнецке, Кемерове или Белове. На работу возит служебный транспорт, на дорогу в одну сторону уходит в среднем 2–2,5 часа.
Чтобы успеть из Междуреченска в Новокузнецк на утреннюю смену, когда ты уже в 8 часов должен быть в забое, на остановку выходишь в 03:20.
После работы на той же остановке садишься в автобус примерно в 19:40. Поел, поспал, снова быстро собрался и пошел на работу. Так проходит три дня, но на график шибко жаловаться не стоит: три дня работаешь, три дня отдыхаешь, выходные у тебя никто не заберет.
Во время работы в шахте я четыре профессии поменял: учился на курсах и выбрал направление, которое мне по душе. Пришел я без образования, меня взяли подземным горнорабочим 3-го разряда после курсов. Потом выучился на машиниста подземного электровоза, потом на горнорабочего очистного забоя — пошел в забой. Там поработал и выучился на машиниста горно-выемочных машин. На комбайнера, как у нас в народе говорят. По лестнице работяг это высшая ступень, дальше не подняться, если хотя бы техникум не закончить.
Работа комбайнера не столько тяжелая, сколько ответственная. Течет она однообразно: идешь за комбайном, он рубит породу. Нужно быть очень внимательным: вроде все нормально, но отвлечешься на мгновение, расслабишься — и уже не так процесс пошел. По-своему такая работа тоже тяжела, иногда замучаешься ходить-лазить туда-сюда. Это ведь не просто прогулка по проспекту, за комбайном и пролезть надо. Кому-то это тяжело, кому-то нет.
Есть два направления в шахте: «проходка» и «добыча». Проходчики получают деньги за пройденные метры деньги, добытчики — за добытые тонны. Я всегда работал на добыче, специфику «проходки» знаю только приблизительно. Как правило, взрывы в шахта происходят на добыче, потому что там больше свободного пространства и очень много газа.
При выполнении плана горнорабочий очистного забоя пятого разряда получает 100–110 тысяч рублей, не более. Сложность выполнения плана зависит от мощности пласта, от крепости угля, от оборудования. На некоторых предприятиях уголь мягче, и они выполняют план без проблем. А бывает так, что работа идет с твердыми пластами марки «К», как на «Распадской-Коксовой», при таких условиях выполнить план очень тяжело. Одна шахта, допустим, добывает 300 тысяч тонн угля, и для них это не в напряг, а кто-то 90 тысяч тонн берет с трудом. Нужно учитывать условия и не стричь всех под одну гребенку.
По поводу зарплаты скажу, что дело не в деньгах, а в том, как их начисляют.
После взрыва на «Распадской» заговорили о том, что зарплата шахтера слишком привязана к премии. Планировали сделать так, чтобы премия была не больше 20% от заработка.
Допустим, ты получаешь 100 тысяч в месяц и видишь, что для выполнения плана нужно работать с грубейшими нарушениями. Ты махнешь и скажешь: «Бог с ним, мужики, тормозите! Получим по 75, и фиг с ним, с планом!» Но при нынешней системе ты получишь 40–50 тысяч вместо 100, если план не выполнен.
К переработкам для выполнения плана не склоняют. Бывает, внезапно приболеет человек, на работу выйти не может — тогда начальство может попросить остаться еще на одну смену. Но только попросить.
Со старым инструментом и оборудованием сталкивались все, кто в шахтах работает. Там, где я сейчас работаю, давно такого не видел. Что-то сделаешь не так, допустишь нарушение — тебя наказывают штрафом. Но это и правильно, никто бастовать не идет.
До этого работал на одну шахту, вот там народ запуганный, ущемленный во всех правах. Если там сотрудник с кем-то пререкается из начальства, ему могут «закрыть спуск» — не засчитать смену и на время отстранить от работы. Могут даже не предупредить. Ты переодеваешься, идешь на смену, а тебе говорят: «Спуск закрыт, в шахту не пускаем». И неважно, что ты медика прошел, трезв — все, свободен. После этого начальство решает, что делать с тобой. Могут пустить в шахту на следующей день, могут на экзамены по технике безопасности отправить. Было такое, что людям предлагали рассчитаться по собственному желанию. Недолго я на эту компанию работал.
Нарушения нарушениям рознь. Ни одна тонна угля без мелких нарушений не добыта. А вот при 5% метана, как, говорят, было на «Листвяжной», я бы просто комбайн не завел. В моей инструкции написано, что я не имею права работать, если есть процент метана. Да, на меня волком бы смотрели, но мне пофигу — я жить хочу.
Знаю, что на следующий день начальник бы вызвал и направил в первую смену, где нет надбавок за работу ночью. Но уволить бы меня никто не уволил.
90% шахтеров из тех, с кем я работал, отказались бы спускаться в шахту, если бы там был газ. Все шахтеры понимают, что с метаном шутки опасны. Просто так никто бы в шахту с метаном не полез.
«Оборудование гнилое, а внутри шахты — вода»
Петр, Мурманская область, 48 лет:
— На шахтах я всю жизнь работал. В последние годы был инспектором по пожарной безопасности. Год назад всю нашу бригаду уволили — каждый год с нами заключали договор новый год, а тут не стали.
Смены сейчас такие, будто это и не подземка. И по 12 часов люди работают, вообще кошмар! Раньше 7 часов максимум работам, и все — норма. Сейчас на нормативы без разницы: набирают гастарбайтеров и они пашут, как проклятые, не вылезая на землю. Оформлять их не надо, полярный коэффициент платить не надо. Деньги они получают хорошие, но работают столько, что по часам выходит два месяца за один. Они таких денег никогда не видели и думают, что живут хорошо.
А наших с квалификацией стараются не брать — зачем, они ведь знают, что такое техника безопасности, они начнут права качать.
Сейчас чуть чего — сразу штраф. А штрафы велики, по 50 тысяч. Шлеечка на касочке задралась — все, штраф сходу. Причем на добровольной основе дают 10 тысяч, если ты стуканешь на кого-нибудь. Маску поправил коллега не так, ты об этом рассказал начальству — получаешь премию. Вот до чего доходит!
Зарплата у пожарных инспекторов 40–50 тысяч, и все. То есть получил штраф — работаешь бесплатно. Люди по объявлениям едут на вакансию проходчика с зарплатой в 200 тысяч в месяц, но они эти 200 тысяч не увидят, пока по контракту не отработают два месяца. Причем не по 7 часов за смену и без замечаний. Если расторгают контракт раньше, то обещанных денег не замечают. Могут и ни с чем уехать. Такая вот замануха.
Есть у нас в городе один комбинат, там ужас что творится. Оборудование гнилое, провода гнилые, не дай Бог что случится! Система радиооповещения как сопля висит, провод оборванный. Но сделано так, будто она работает: у диспетчера выводится на пульт сообщение, что пожара нет.
Электрики плавают на камерах машинных, чтобы добраться, например, до подстанции — это нормально? Озеро внутри шахты стоит. А люди привыкли, так и работают. Если что-то случится, это все напрочь сгорит, никто ничего не успеет сделать. Но пока Бог миловал.
На этом комбинате есть станция пожаротушения, ее 10 лет назад сделали. По идее, воду в систему должны подавать из специального водохранилища, которое находится выше выработки — чтобы вода самотеком поступала. Но там все наоборот — водохранилище расположено еще глубже. Мы неделю работали, чтобы восстановить станцию по монтажным схемам. Восстановили, но все на рабочей воде, которая используется при обогащении руды. Если этой воды не хватит, ничего затушить не получится.
Отдали шахты в частные лапы, нормальный хозяин не позволил бы себе такого. Внешний вид очень красивый, а внутренности как были барахлом, так и остались. Меняют технику, которая обеспечивает рабочий процесс, а пожаркой не занимаются. Зато плакаты висят на каждом здании — «Бог в помощь», церковь подземную сделали на руднике. Начальство каждый день с утреца ходит на молебен. Может, это их и спасает.
Раньше горняки работали — так и жили как горняки. У нас холодно, хотя и не как в Сибири, поэтому людям платили полярные коэффициенты.
Как моряки получали и в Питер летали пивка попить каждые выходные. Не только при Союзе, даже после.
А потом началось хуже и хуже: то зарплату не платили, то ввели свою валюту — купончики, которые можно было тратить на комбинате только. И занять не у кого было.
Куда лучше сейчас жить за счет близости к Хибинам — сдавать квартиры, на курорте работать. На руднике перспектив совсем нет. У меня знакомые остались работать — та же фигня: кадров не хватает, обслуживать некому, оборудование устаревшее. Сам я в этой сфере больше не работаю.
«Из-за обстрелов шахта осталась без электричества»
Иван, Донецк, 25 лет:
— Пятый год я работаю электрослесарем в одной из старейших шахт Донбасса. По необходимости спускаюсь в забой и устраняю неполадки. Смены у нас по 6 часов, но бывают и переработки, потому что работать некому: человек 500 осталось на всю шахту.
Платят в среднем по 10–20 тысяч рублей, причем задолженности по зарплате с сентября. Выплачивают в 2–4 транша: кому 2%, кому 30, кому 50. Премий нет. Из-за того, что работать приходится много, а зарплату вовремя не выплачивают, люди увольняются. Многие уезжают вахтой на север. Рядом есть шахта «Щегловская-Глубокая», там больше платят, но с переработками: по бумагам люди работают 6 часов, а на деле все 8.
Оборудование на шахте не фонтан, большая часть в работе еще со времен СССР: старое, раздолбанное. Ремонтируем его своими силами. Нарушения на руднике кругом, куда только ни плюнь.
Из-за обстрелов украинских войск шахта остается без электричества, из-за этого насосы не работает, выработки затапливает. Уголь мы не выдаем, потому что все действующие лавы затоплены. По словам начальства, уголь будем выдавать в июне-июле 2022 года.
24 сентября этого года у нас был пожар из-за конвейерной ленты. В результате пожара глубинную выработку засыпало породой. Необходимые работы проводили спасатели, привлекали работников шахты.
По своей халатности погиб один электрослесарь — оставил свой самоспасатель и задохнулся.
«Просят выйти на дополнительную смену, а потом не платят»
Степан, Челябинская область, 30 лет:
— Я работаю машинистом электровоза на добыче, в апреле будет год. Отучился на машиниста за три месяца, получил корочки и устроился. Три месяц работал горнорабочим, а потом меня перевели на паровоз.
Я как доставщик руды тружусь. У меня состав из 10 вагонов, их загружают камнями, я везу камни, вываливаю в нужном месте, и возвращаюсь на погрузку. За одну смену получается около пяти-семи «ходок».
Смена у нас длится 7,5 часов: четыре смены утром, четыре с 16 часов и четыре в ночь. Идет все через один выходной. Четыре утренних смены отработал, день отдыхаешь, и идешь с 16 часов.
График вообще неудобный: время махом пролетает, даже семью толком не видишь. Поспал, поел и опять пошел, хотя кому-то нравится.
Руду не слишком тяжело возить, сама профессия для меня очень подходящая. А вот машинисты, которые грузят вагоны с лебедки — это для меня тяжелая работа. Потому что это постоянно троса мотать надо, а троса рвутся, приходится и перематывать.
Платят в зависимости от того, сколько тонн навозишь, от качества руды и числа «ходок» за смену. Это все считают в конце месяца, составляют с выполнением плана и получается зарплата. В среднем от 30 до 60 тысяч получается. Но 30 тысяч — это когда толком не возили и много смен простояли.
Бывает такое, что наша контора закупает вроде как новое оборудование, но оно бэушное. Подкрасят, подделают, подшаманят, и как новое нам выдают. Случается такое, что старое было лучше, чем новое. Лебедку новую нам доставили, мы с мужиками посмотрели и поняли, что она не новая, а просто покрашенная.
Колеса на погрузочные машины покупают с 70% износа. Экономят на элементарных колесах, а мы потом в шахте их меняем чуть ли не каждую неделю. С паровозами вообще беда: постоянно что-то ломается, мы сдаем на ремонт, их подшаманят на 3–4 смены, и снова на ремонт.
Меня лично не просили перерабатывать. Слышал, что некоторых людей просят выйти в дополнительную смену, обещают поставить ее в журнале, но не проставляют и не платят. Кроме графика, меня на этой шахте все более-менее устраивает. Профессию я не хочу менять, а вот шахту сменил бы на ту, где платят побольше. На севере, может.
«Так уставал, что приходил домой и падал»
Михаил, Кузбасс, 31 год:
— В шахту я пришел в апреле 2011-го, мне тогда был 21 год. Отец меня подтянул, когда я ушел из университета, и вот я уже 10 лет в шахте работаю. Начал с должности горнорабочего, поработал немного и решил, что нужно специальность получать.
Три года и десять месяцев учился в горном техникуме, закончил, и начальник участка предложил мне пойти в проходчики: прокладывать пути в шахте, бурит породу специальной установкой, укрепляет стенки забоя. Предложили бригаду ладную, где мужики хорошо работают и при деньгах, я к ним и перевелся.
Помню, еще когда трудился горнорабочим, мне предлагали горным мастером пойти. Но я отказался: волокиты много, ответственность, беготня по разным забоям. А работяга перчатки отряхнул — и домой.
Первое время я так уставал, что приходил домой и падал. Потом просто привык к нагрузкам, хотя и сейчас бывает, что вымотаешься, придешь домой со смены и рухнешь спать. Смена у нас идет с 9:30 до 17:30. Работаем почти без остановок: поели за час и дальше шевелимся.
Хотя по идее надо 10 минут отдыхать через каждые 50 минут работы. Но в шахте время быстро проходит, а наверху, на гора, как мы говорим, время наоборот тянется.
Получаешь в зависимости от шахты и профессии. В среднем 50 тысяч без налога, хотя бывает и до 67 тысяч доходит. Проходчику, я считаю, минимум 100 тысяч должны платить. А они зарплату урезают, гайки закручивают, но требуют много.
У нас сейчас все шахты приватизировали, но я даже не знаю, кто и ради чего. Думаю, что под закрытие шахт выделяют много денег, для владельцев это выгода. Там ведь железо, цветмет — они все это продают, а потом говорят, что утилизируют. Экономят в шахтах вообще на всем. Материалы выработку прошли, а их отправляют на переплавку и возвращают в производство. Ленточные конвейеры бывают настолько изношенные у нас, что их и в огород стыдно стелить.
Не сильно уважают шахтеров сейчас, поэтому я не хочу в руднике за копейки оставлять свое здоровье. У меня пока только колени болят, а у людей постарше легкие забиваются, руки начинают трястись. И особенно спина болит, тяжести ведь постоянно таскаешь.
Были случаи, что умирали люди. Молодой парнишка вот попал под ленту, придавило его. Опытный слесарь несколько лет назад под барабан попал, его засосало по пуп и задавило. Овчинка выделки не стоит.
Несколько лет назад хотел бросить, но мама уговорила доработать десять лет — раньше выйду на пенсию. Вот доработаю десятку и уеду на Урал. Там больше возможностей, чем в Кузбассе, друзья там есть.
Я в жизни всяко зарабатывал и уяснил: будешь на организацию работать — не заработаешь ничего, только геморрой. Дед мой работал на шахте, отец тоже на шахте трудится, а я хочу с шахтерской династией попрощаться. Планирую бизнесом заняться, работать на себя.