чем объясняется сокращение числа организаций выполняющих научные исследования и разработки
Публикации в СМИ
Почему в России сокращается количество исследователей и кто в этом виноват
«Независимая газета» разбирается, почему в России сокращается основа кадрового потенциала науки — количество исследователей, опираясь, в том числе, на экспресс-информацию ИСИЭЗ НИУ ВШЭ.
Институт статистических исследований и экономики знаний НИУ «Высшая школа экономики» представил результаты аналитического обзора «Исследователи — основа кадрового потенциала науки».
Четвертые по валу
В 2017 году в России численность исследователей составила 359,8 тыс. человек, на 2,9% меньше по сравнению с предыдущим годом. За период с 2008 года она снизилась на 4,3%. В среднем численность исследователей сокращалась на 0,5% в год.
Исследователи — это основная категория персонала, занятого исследованиями и разработками (ИР). Их доля в России, по данным 2017 года, составила 52,8% общей численности такого персонала. Для сравнения: в Китае — 43,6%; в Республике Корея — 80,8%.
В удельных показателях тенденция выглядит еще более тревожно. Численность исследователей в эквиваленте полной занятости (время, фактически израсходованное персоналом, занятым научными исследованиями и разработками, на их выполнение, измеряется в человеко-годах) уменьшилась на 9% по сравнению с 2008-м, до 410,6 тыс. человек в 2017 году. Заметим, что из стран первой десятки (Китай, США, Япония, РФ, Германия, Республика Корея, Великобритания, Индия, Франция, Бразилия) по этому показателю только у России отрицательные темпы прироста. В большинстве зарубежных стран, прежде всего членов ОЭСР, наблюдался рост данного показателя за последнюю декаду.
Но и в этом никакой новости нет. Так, в докладе Российской академии наук президенту и правительству РФ «О состоянии фундаментальной науки в Российской Федерации — 2016» приводились такие данные: в 2014 году численность исследователей составила 373,9 тыс. (на 12,2% меньше, чем в 2000 году). Если продолжить эти статистические «раскопки», то можно обнаружить, что в 1988-м численность научных работников в РСФСР составила 1032,1 тыс. человек (в 1970 году — 631,1 тыс.) (Научно-технический прогресс в СССР. Статистический сборник. 1990).
И все же по абсолютным масштабам занятости в науке современная Россия остается одним из мировых лидеров, уступая только Китаю, США и Японии (1 692 176, 1 379 977 и 665 586 соответственно).
Казалось бы, данному факту можно только порадоваться. Но фактически вся приведенная выше статистика говорит о том, что Россия в последние лет 30 лишь более или менее равномерно расходовала научный потенциал, созданный в СССР. И не только в абсолютных и удельных показателях. За этот период зеркально изменилось и качественное состояние научно-технической сферы в нашей стране.
Высшее образование как форма досуга
Например, в том же 1988 году высшими учебными заведениями СССР было выпущено по специальностям физико-математического, технического, естественно-научного профиля 463,3 тыс. человек. На остальные специальности пришлось 311,9 тыс. человек. А вот по данным Росстата за 2016 год, в структуре выпускников вузов доля специалистов инженерно-технического профиля составила 18,2%; остальное — специалисты в области экономики, управления и гуманитарного профиля.
Вот и в исследовании ИСИЭЗ отмечается: «В целом за период 2008–2017 годов увеличение численности исследователей отмечалось в области общественных (+39,3%) и гуманитарных (+38,5%) наук, в остальных областях произошло снижение. Наиболее высокий уровень квалификации (определяемый по доле лиц, имеющих ученую степень) прослеживается среди исследователей, занятых в области гуманитарных наук (67,1%), столь же значительна эта доля в области медицинских и общественных наук (65,3 и 63,6% соответственно)».
Другими словами, в РФ происходит деиндустриализация экономики. И разговоры о ее цифровизации — это всего лишь удобная форма скрыть этот факт. Соответственно и высшее образование — это сегодня форма досуга для взрослых, совершеннолетних людей.
«Образование широко востребовано, но это лишь результат его «инфляции», когда оно превращается в «новую грамотность» и дает шанс на получение приличной работы, как элементарное умение читать и писать 100 лет назад, но не дает гарантированных статусных преимуществ, — отмечал профессор социологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета Дмитрий Иванов. — Большинство обладателей дипломов работают не по специальности, а это означает, что образование дает не столько специальные технические, сколько элементарные социальные навыки. Университеты и лаборатории коммерциализируются и бюрократизируются, они не создают знание, а производят «интеллектуальный продукт» и оказывают «образовательные услуги» (Д. В. Иванов. Глэм-капитализм. СПб., 2008).
Кстати, сказанное относится не только к России. Не менее отчетливо эта тенденция проявляется и в развитых странах Запада. Так, британский социолог Гай Стэндинг в бестселлере «Прекариат: новый опасный класс» (М., 2014) прогнозирует, что «. в ближайшее десятилетие менее половины всех рабочих мест в США будет предназначено для дипломированных специалистов. И вероятно, если исходить из прошлого опыта, 40% из них займут люди без дипломов. В конце концов, Билл Гейтс был недоучкой. Так что только треть всех новых рабочих мест будет доступна молодым людям с высшим образованием.
Большинству же придется браться за работы, которые не требуют высокой квалификации. И это обидно. Им будут втолковывать, что надо с энтузиазмом относиться к своему новому делу, не требующему высокой квалификации, и выплачивать долг за обучение, на которое их подбили обещанием, что диплом обеспечит им высокооплачиваемую работу».
Гуманитарии и технологическая катастрофа
Конечно, все это можно назвать модным словом «алармистика» и не обращать внимания на «досужие» социологические и философские рассуждения. Однако ситуация с кадровым обеспечением науки в России серьезна как никогда. И тому в подтверждение есть вполне строгие академические исследования.
В сентябрьском журнале «Вестник Российской академии наук» опубликована статья доктора социологических наук, профессора кафедры организационного проектирования систем управления Российской академии народного хозяйства и госслужбы при президенте РФ Евгения Тавокина «Российское образование в оценках московских студентов» («Вестник РАН». 2018. Т. 88, № 9. С. 819–825). Исследование проводилось в мае-июне 2017 года среди студентов бакалавриата очной формы обучения трех вузов: МГУ им. М. В. Ломоносова (81 человек), Московского государственного технологического университета (МГТУ) (279 человек) и РАНХиГС (172 человека). Среди них 433 студента (81,5%), обучающихся по экономическому, управленческому и гуманитарному профилям и 99 студентов (18,5%) — по инженерно-техническому. То есть для чистоты эксперимента была соблюдена пропорция в распределении студентов, зафиксированная Росстатом в 2016-м (см. выше).
«Лишь четверть опрошенных (24,5%) указала, что на решение идти в вуз повлияла их давняя мечта, — пишет Евгений Тавокин. — Это означает, что только каждый четвертый поступающий позитивно оценивает свое будущее и надеется выстраивать его, полагаясь на свои знания и умения, обретенные в процессе обучения. Следует заметить, что среди поступающих в МГУ доля таких абитуриентов существенно выше — 42,5%. Ниже всех это значение в МГТУ — 19,4%».
Но при этом парадоксально, что самый высокий уровень позитивных оценок степени реализации возлагавшихся на обучение в вузе надежд — у студентов технического профиля (33,4%); у гуманитариев в среднем лишь 13%.
Дальше — самое интересное: «Наиболее сильное разочарование процессом обучения испытывают студенты РАНХиГС. Среди них лишь 10,5% позитивно оценили степень удовлетворения своих ожиданий, по-видимому, необоснованно завышенных на стадии поступления. У студентов МГУ и МГТУ эта доля составляет 20%».
Среди причин такой низкой оценки реализации своих ожиданий от обучения в вузе были названы узость предметной сферы, легковесность изучаемых дисциплин; недостаточно глубокий, поверхностный уровень получаемых знаний; по сути, полное отсутствие практики; несоответствие части преподавателей необходимым требованиям; предвзятость изложения материала. «Легко понять, что основную часть этих замечаний высказывали студенты-гуманитарии», — подчеркивает профессор РАНХиГС Евгений Тавокин.
В статье приведено и проанализировано еще много интересных данных. «Если оценивать полученные результаты исследования в целом, то вывод получается довольно грустным, — резюмирует Евгений Тавокин, — качество и направления профессионального обучения в современных российских вузах нельзя признать удовлетворительными. Система высшего образования устроена так, чтобы сориентировать подавляющее большинство (свыше 80%) выпускников на пополнение кадрового состава и без того непомерно раздутой непроизводительной сферы: юристов, экономистов, политологов, финансистов, журналистов и других профессий гуманитарного профиля. Для элементарного выживания нашей стране необходима собственная полноценная техносфера, основанная на достижениях науки, новейших, непрерывно совершенствующихся компьютерных технологиях. Однако специалисты-гуманитарии, обильно поставляемые на рынок рабочей силы нынешней системой образования, ни в коей мере не предназначены для создания техносферы и не соответствуют решению этой задачи. Наиболее вероятная (в лучшем случае) перспектива, которая ждет большую часть таких выпускников, — стать мелкими клерками, умеренными и аккуратными сидельцами офисов с их непременными атрибутами: кондиционер, кофе, клавиатура. Но для этих трех «к» специального образования не требуется, с большим запасом хватит неполного среднего. Оставшаяся часть выпускников скорее всего на долгое время пополнит ряды безработных (тот самый прекариат, о котором пишет Стэндинг. — А. В.)».
Действительно, с «полноценной техносферой» что-то пошло не так. В 2016 году по 56% видов обрабатывающих производств и по 68% видов производства машин и оборудования производилось меньше продукции, чем в 2007 году. С 2000 по 2016 год производство снизилось по 1–5 видам продукции добывающих производств, 1–3 — обрабатывающих и 40% — машин и оборудования (А. В. Алексеев, Н. Н. Кузнецова. От слепой веры в рынок к рыночному планированию // Вестник РАН. 2018. Т. 88. № 6. С. 485).
Другими словами, современное российское гуманитарное образование занимается тем, что поставляет исходный материал для «интеллектуальных практик аутсайдеров», по выражению Дмитрия Иванова. «Как видно, современная высшая школа производит по большей части непригодных для высокотехнологичного сектора экономики специалистов с необоснованными амбициями, претензиями на высокий социальный статус», — вторит ему Евгений Тавокин. И все это — «статусная фрустрация молодежи», подытоживает Гай Стэндинг.
Если принять во внимание еще и глубокий кризис, в котором находится система научной аспирантуры в России, то сокращение числа исследователей, о котором сообщает Институт статистических исследований и экономики знаний, уже неудивительно. Научно-техническая сфера в стране сжимается, становится компактной.
«Науки в России слишком много, и государство больше не сможет поддерживать ее на прежнем уровне», — высказал свое мнение 28 сентября 1992 года вице-премьер, министр науки, высшей школы и технической политики Борис Салтыков. Сегодня, судя по официальным декларациям (нацпроект «Наука», например), государство и хотело бы поддержать науку, но поддерживать почти нечего. Научно-техническая сфера сжимается, она стала компактной, более или менее компетентной и. малоэффективной. Доля «экономики знаний» (НИОКР, образование, информационные и биотехнологии, здравоохранение) — главная составляющая человеческого капитала — сократилась до 13% в год в сравнении с 35% в развитых странах и 15–20% в развивающихся странах. Поэтому в последние 10 лет экономика России увеличивается по 1% в год, в развитых странах — по 1,5%, а в развивающихся странах — по 4–5%. Эти данные приводил академик Абел Аганбегян почти день в день четверть века спустя после слов министра Салтыкова.
Так что экспериментально доказано: науки никогда не бывает слишком много. Даже в России.
Чем объясняется сокращение числа организаций выполняющих научные исследования и разработки
Россия за минувшие восемь лет в огромной мере утратила свой научный потенциал. Достаточно сказать, что расходы на научные исследования и разработки сократились за это время почти в 15 раз 2. [c.356]
Факторы предложения и спроса тесно взаимосвязаны в своем влиянии на экономический рост. Безработица и неполное использование ресурсов могут существенно замедлить накопление капитала и прирост расходов на научные исследования и разработки. А низкие темпы технического прогресса и наращивания инвестиций, наоборот, могут вызвать безработицу. [c.413]
Но это лишь часть картины. Циклическая безработица может породить отрицательные побочные эффекты, которые, неблагоприятно сказавшись на других факторах экономического роста, могут отразиться на темпах роста в последующие годы полной занятости. Например, безработица тормозит инвестиции и накопление капитала. Более того, экономический спад может привести к ограничению или даже сокращению расходов на научные исследования и разработки, в результате чего замедлится технический прогресс жесткое сопротивление совершенствованию технологии могут также оказать профсоюзы и т. д. Все эти факторы несомненно влияют на экономический рост, хотя оценить это влияние довольно сложно. [c.421]
Окупаемость затрат и обеспечение эффективности научно-технической деятельности предполагают соизмерение плановых и фактических затрат с плановыми и фактическими результатами, возмещение расходов на научные исследования и разработки за счет прибыли, полученной в народном хозяйстве от использования их результатов. [c.198]
О реальных позициях, продолжающейся экономической отсталости и зависимости развивающихся стран красноречиво свидетельствуют такие факты. На долю этих стран приходится 45% мировой добычи металлических руд, но всего 15,5% выплавки металла 70% добычи нефти и природного газа, но только 19.5% выпуска химической и нефтехимической продукции. В общих расходах на научные исследования и разработки в мировом капиталистическом хозяйстве удельный вес развивающихся стран составляет всего лишь около 5%. [c.706]
Объем реализации Затраты сырья и материалов Административно-управленческие расходы и издержки обращения Расходы на научные исследования и разработки Расходы разового характера 2 802 072 2 193 081 379 434 74 352 25 548 2 693 003 2 063 661 347 562 73 819 31 056 2 613 110 I 998 741 341 591 71 142 18 258 [c.31]
Стратегия бизнеса включает также план действий по решению особых стратегических проблем, характерных для конкурентной позиции только этой компании и ее внутренней ситуации (например, целесообразно ли создавать новые мощности, заменять устаревшее оборудование, увеличивать расходы на научные исследования и разработки перспективной технологии или снизить бремя расходов на выплату процентов). Составление такой стратегии, которая отражала бы специфическую ситуацию данной компании, является одной из причин того, почему каждая из компаний в отрасли имеет свою стратегию бизнеса. [c.54]
Попытки поднять ставки в конкурентной борьбе для соперников и потенциальных конкурентов путем увеличения затрат на рекламу, повышения уровня обслуживания потребителей или расходов на научные исследования и разработки. [c.230]
Внедрение продукции на рынок — это период, когда все достаточно неопределенно потребители боятся того, что новый продукт не будет обладать предназначенными свойствами, производители могут быть не уверены в устойчивости технологии производства и только-только начать разрабатывать рыночную стратегию. Затраты на развитие рынка и обеспечение устойчивости и выживания продукта на рынке могут быть на данном этапе сравнительно высокими. Они могут даже превысить затраты на научные исследования и разработки самого продукта. Например, затраты на развитие рынка цветных телевизоров компании «Эр-Си-Эй» в три раза выше, чем расходы на научные исследования и разработки. [c.109]
Важнейшим требованием к ведущей компании, стремящейся выйти на рынок с продукцией нового класса и формы, является высокий уровень расходов на научные исследования и разработки. Такая компания должна стремиться поддерживать высокий уровень расходов на научные исследования для создания новой продукции, она должна уметь принимать и неизбежные неудачи в этой области. Ведущим компаниям требуется большой штат высококвалифицированных специалистов и определенная организационная мобильность для того, чтобы перемещать работников, когда необходим быстрый маневр в ответ на действия конкурентов. Пионерным компаниям нужны также высокий уровень знаний и опыта, позволяющий выдерживать конкурентную борьбу, юристы в области патентов, чтобы обеспечить им законную монополию на свои научно-исследовательские разработки. [c.115]
Расходы на научные исследования и опытно-конструкторские разработки [c.21]
Стратегия единой политики. Производственным отделениям предоставляются широкие права в области калькуляции издержек производства как основы цен, в особенности при разработке новой продукции. Они сами могут определять требования к сырью и материалам, закупаемым у внешних контрагентов или получаемым по внутрикорпорационным поставкам, и в своих калькуляциях определять возможный уровень этих цен, расходы на изучение рынка, организацию системы сбыта, рекламу, административные и другие накладные расходы по центру прибыли. При определении предполагаемого уровня цен на новую продукцию в основу кладутся результаты комплексного исследования рынка и перспектив его развития, которые содержатся в программах маркетинга по каждому отдельному продукту или группе товаров, входящих в номенклатуру соответствующего центра прибыли. Предложения относительно уровня цен на новую продукцию представляются высшему руководству фирмы, которое на их основе разрабатывает единые цены на конечную продукцию с учетом таких факторов, как норма прибыли по каждому подразделению и фирме в целом, произведенные затраты на научные исследования и разработки, совершенствование аппарата управления и др. [c.301]
Обязательность участия в программе всех федеральных агентств, чей внешний бюджет на научные исследования и разработки (бюджет агентства за вычетом расходов на обеспечение работы служащих агентства) превышает 100 млн. долл. США [c.203]
В рамках налога на прибыль предприятий имеют льготы расходы на инвестиции производственного назначения в отраслях материального производства и расходы на инвестиции в жилищное строительство для всех юридических лиц определённая величина фактически осуществлённых расходов на научные исследования и опытно-конструкторские разработки определённый объём расходов на благотворительные мероприятия и некоторые другие виды расходов. Не подлежит налогообложению прибыль, полученная от производства и реализации сельскохозяйственной продукции. [c.177]
Положения пункта 2 настоящей статьи не распространяются на расходы на научные исследования и (или) опытно-конструкторские разработки в организациях, выполняющих научные исследования и (или) опытно-конструкторские разработки в качестве исполнителя (подрядчика или субподрядчика). Указанные расходы рассматриваются как расходы на осуществление деятельности этими организациями, направленной на получение доходов. [c.340]
В случае, если в результате произведенных расходов на научные исследования и (или) опытно-конструкторские разработки организация-налогоплательщик получает исключительные права на результаты интеллектуальной деятельности, указанные в пункте 3 статьи 257 настоящего Кодекса, данные права признаются нематериальными активами, которые подлежат амортизации в соответствии с пунктом 2 статьи 258 настоящего Кодекса. [c.340]
Расходы на научные исследования и опытно-конструкторские разработки связаны с достижениями научно-технического прогресса, на основе которых происходит создание новой или усовершенствование производимой продукции (работ, услуг). Номенклатура этих расходов устанавливается самой организацией. [c.150]
Особенностью расходы на научные исследования и опытно-конструкторские разработки является несовпадение времени их совершения со временем выпуска продукции. Действующим законодательством предусматривается равномерное включение этих расходов в себестоимость продукции в течение трех лет с 1-го числа месяца, следующего за месяцем, в котором завершены научные исследования. В связи с этим до освоения производства продукции расходы на научные исследования и опытно-конструкторские разработки учитываются на счете 97 «Расходы будущих периодов». После окончания работ и освоения продукции данные расходы равными долями включаются в себестоимость освоенной продукции, исходя из установленного срока их погашения. При этом в бухгалтерском учете дебетуют счет 20 «Основное производство» и кредитуют 97 «Расходы будущих периодов». [c.150]
В чем состоят особенности учета расходов на научные исследования и опытно-конструкторские разработки [c.169]
К затратам, включаемым в статью «Расходы на научные исследования и опытно-конструкторские разработки», хлебопекарные предприятия относят расходы по освоению новой или усовершенствованию производимой продукции. [c.190]
Факт первый. За последние десятилетия на частный сектор в Японии приходилась большая часть (65—75 %) всех расходов на научные исследования и разработки (НИОКР). В то же время для сравнения доля этих расходов составила в 1980 г. в ФРГ 45—55 %, в Великобритании — 40—50, в США — 30—45, во Франции — 25—40 %. [c.180]
Что определяет масштабы научно-технического прогресса Как и в любой другой экономической сфере, результаты в огромной степени зависят от затрат, выделяемых на этот вид деятельности. Расходы на научные исследования и разработки отражают те ресурсы, которые выделяются на развитие знаний и технологий. В Соединенных Штатах совокупные расходы на научные исследования и опытно-конструкторские разработки (НИОКР) в последние годы составляли приблизительно 2,6% ВНП. [c.662]
Продажа технологии, как правило, является побочной к основному ее производству для собственных нужд. Об этом свидетельствует тот факт, что технологические платежи совсем не окупают расходов на научные исследования и опытно-конструкторские разработки (НИОКР). [c.233]
Интенсивное военно-техническое противоборство, воплотившееся в беспрецедентной качественной гонке вооружений, стало одним из центральных компонентов холодной войны. Были резко повышены расходы на военные исследования и разработки, укреплялись связи с уже существовавшими научными организациями и высшими учебными заведениями, создавались сотни новых специализированных лабораторий, формировалась разветвленная система управления военными исследованиями и разработками, совершенствовалась подготовка ученых и инженеров, стимулировалось привлечение лучших умов из зарубежных стран и т.д. В Советском Союзе были созданы десятки закрытых городов, где разрабатывались и производились новейшие вооружения. Надо отметить, что Советский Союз был не только военной, но и научной сверхдержавой. Если Вторую мировую войну иногда называли войной моторов, то холодная война в значительной мере была войной лабо- [c.325]
В послевоенный период экономика стран капитализма развивалась неравномерно. До середины 70-х годов происходил ее динамичный рост, который характеризовался широким использованием относительно дешевого сырья и топлива, увеличением капиталовложений и расходов на научные исследования и опытно-конструкторские разработки (НИОКР), преимущественным развитием материале- и энергоемких отраслей промышленности. Высокие темпы роста сопровождались существенными сдвигами в структуре капиталистической экономики в целом и отдельных ее отраслей. Опережающими по сравнению со всей промышленностью темпами развивались отрасли, определяющие научно-технический прогресс, — электроэнергетика, машиностроение, химическая индустрия. Доля их в структуре промышленного производства и валового внутреннего продукта росла. На базе этих отраслей сформировались важнейшие направления научно-технического прогресса — электрификация, автоматизация, химизация. На протяжении послевоенного периода эти процессы претерпевали существенные изменения. Однако значимость их не снижалась, и в настоящее время они продолжают оставаться основой глубоких качественных сдвигов, происходящих в капиталистической экономике. Развитая промышленность явилась базой индустриализации сельского хозяйства, строительства, транспорта и других отраслей. Под влиянием научно-технической революции происходило выравнивание уровней их развития, постепенное подтягивание по фондовооруженности и производительности труда к промышленности. В этих отраслях, как и в промышленности, наблюдался рост энерговооруженности, интенсивное насыщение высокоэффективной техникой и химической продукцией. [c.8]
Почему в России сокращается количество исследователей и кто в этом виноват
Компактная, относительно компетентная и малоэффективная научно-техническая сфера
Увеличение численности исследователей отмечается лишь в области общественных и гуманитарных наук. Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru
Институт статистических исследований и экономики знаний НИУ «Высшая школа экономики» представил результаты аналитического обзора «Исследователи – основа кадрового потенциала науки».
В 2017 году в России численность исследователей составила 359,8 тыс. человек, на 2,9% меньше по сравнению с предыдущим годом. За период с 2008 года она снизилась на 4,3%. В среднем численность исследователей сокращалась на 0,5% в год.
Исследователи – это основная категория персонала, занятого исследованиями и разработками (ИР). Их доля в России, по данным 2017 года, составила 52,8% общей численности такого персонала. Для сравнения: в Китае – 43,6%; в Республике Корея – 80,8%.
В удельных показателях тенденция выглядит еще более тревожно. Численность исследователей в эквиваленте полной занятости (время, фактически израсходованное персоналом, занятым научными исследованиями и разработками, на их выполнение, измеряется в человеко-годах) уменьшилась на 9% по сравнению с 2008-м, до 410,6 тыс. человек в 2017 году. Заметим, что из стран первой десятки (Китай, США, Япония, РФ, Германия, Республика Корея, Великобритания, Индия, Франция, Бразилия) по этому показателю только у России отрицательные темпы прироста. В большинстве зарубежных стран, прежде всего членов ОЭСР, наблюдался рост данного показателя за последнюю декаду.
Но и в этом никакой новости нет. Так, в докладе Российской академии наук президенту и правительству РФ «О состоянии фундаментальной науки в Российской Федерации – 2016» приводились такие данные: в 2014 году численность исследователей составила 373,9 тыс. (на 12,2% меньше, чем в 2000 году). Если продолжить эти статистические «раскопки», то можно обнаружить, что в 1988-м численность научных работников в РСФСР составила 1032,1 тыс. человек (в 1970 году – 631,1 тыс.) (Научно-технический прогресс в СССР. Статистический сборник. 1990).
И все же по абсолютным масштабам занятости в науке современная Россия остается одним из мировых лидеров, уступая только Китаю, США и Японии (1 692 176, 1 379 977 и 665 586 соответственно).
Казалось бы, данному факту можно только порадоваться. Но фактически вся приведенная выше статистика говорит о том, что Россия в последние лет 30 лишь более или менее равномерно расходовала научный потенциал, созданный в СССР. И не только в абсолютных и удельных показателях. За этот период зеркально изменилось и качественное состояние научно-технической сферы в нашей стране.
Высшее образование как форма досуга
Например, в том же 1988 году высшими учебными заведениями СССР было выпущено по специальностям физико-математического, технического, естественно-научного профиля 463,3 тыс. человек. На остальные специальности пришлось 311,9 тыс. человек. А вот по данным Росстата за 2016 год, в структуре выпускников вузов доля специалистов инженерно-технического профиля составила 18,2%; остальное – специалисты в области экономики, управления и гуманитарного профиля.
Вот и в исследовании ИСИЭЗ отмечается: «В целом за период 2008–2017 годов увеличение численности исследователей отмечалось в области общественных (+39,3%) и гуманитарных (+38,5%) наук, в остальных областях произошло снижение… Наиболее высокий уровень квалификации (определяемый по доле лиц, имеющих ученую степень) прослеживается среди исследователей, занятых в области гуманитарных наук (67,1%), столь же значительна эта доля в области медицинских и общественных наук (65,3 и 63,6% соответственно)».
Другими словами, в РФ происходит деиндустриализация экономики. И разговоры о ее цифровизации – это всего лишь удобная форма скрыть этот факт. Соответственно и высшее образование – это сегодня форма досуга для взрослых, совершеннолетних людей.
«Образование широко востребовано, но это лишь результат его «инфляции», когда оно превращается в «новую грамотность» и дает шанс на получение приличной работы, как элементарное умение читать и писать 100 лет назад, но не дает гарантированных статусных преимуществ, – отмечал профессор социологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета Дмитрий Иванов. – Большинство обладателей дипломов работают не по специальности, а это означает, что образование дает не столько специальные технические, сколько элементарные социальные навыки. Университеты и лаборатории коммерциализируются и бюрократизируются, они не создают знание, а производят «интеллектуальный продукт» и оказывают «образовательные услуги» (Д.В. Иванов. Глэм-капитализм. СПб., 2008).
Кстати, сказанное относится не только к России. Не менее отчетливо эта тенденция проявляется и в развитых странах Запада. Так, британский социолог Гай Стэндинг в бестселлере «Прекариат: новый опасный класс» (М., 2014) прогнозирует, что «…в ближайшее десятилетие менее половины всех рабочих мест в США будет предназначено для дипломированных специалистов… И вероятно, если исходить из прошлого опыта, 40% из них займут люди без дипломов. В конце концов, Билл Гейтс был недоучкой. Так что только треть всех новых рабочих мест будет доступна молодым людям с высшим образованием.
Большинству же придется браться за работы, которые не требуют высокой квалификации. И это обидно. Им будут втолковывать, что надо с энтузиазмом относиться к своему новому делу, не требующему высокой квалификации, и выплачивать долг за обучение, на которое их подбили обещанием, что диплом обеспечит им высокооплачиваемую работу».
Гуманитарии и технологическая катастрофа
Конечно, все это можно назвать модным словом «алармистика» и не обращать внимания на «досужие» социологические и философские рассуждения. Однако ситуация с кадровым обеспечением науки в России серьезна как никогда. И тому в подтверждение есть вполне строгие академические исследования.
 |
| Ситуация с кадровым обеспечением науки в России серьезна как никогда. Фото агентства «Москва» |
В сентябрьском журнале «Вестник Российской академии наук» опубликована статья доктора социологических наук, профессора кафедры организационного проектирования систем управления Российской академии народного хозяйства и госслужбы при президенте РФ Евгения Тавокина «Российское образование в оценках московских студентов» («Вестник РАН». 2018. Т. 88, № 9. С. 819–825). Исследование проводилось в мае-июне 2017 года среди студентов бакалавриата очной формы обучения трех вузов: МГУ им. М.В. Ломоносова (81 человек), Московского государственного технологического университета (МГТУ) (279 человек) и РАНХиГС (172 человека). Среди них 433 студента (81,5%), обучающихся по экономическому, управленческому и гуманитарному профилям и 99 студентов (18,5%) – по инженерно-техническому. То есть для чистоты эксперимента была соблюдена пропорция в распределении студентов, зафиксированная Росстатом в 2016-м (см. выше).
«Лишь четверть опрошенных (24,5%) указала, что на решение идти в вуз повлияла их давняя мечта, – пишет Евгений Тавокин. – Это означает, что только каждый четвертый поступающий позитивно оценивает свое будущее и надеется выстраивать его, полагаясь на свои знания и умения, обретенные в процессе обучения. Следует заметить, что среди поступающих в МГУ доля таких абитуриентов существенно выше – 42,5%. Ниже всех это значение в МГТУ – 19,4%».
Но при этом парадоксально, что самый высокий уровень позитивных оценок степени реализации возлагавшихся на обучение в вузе надежд – у студентов технического профиля (33,4%); у гуманитариев в среднем лишь 13%.
Дальше – самое интересное: «Наиболее сильное разочарование процессом обучения испытывают студенты РАНХиГС. Среди них лишь 10,5% позитивно оценили степень удовлетворения своих ожиданий, по-видимому, необоснованно завышенных на стадии поступления. У студентов МГУ и МГТУ эта доля составляет 20%».
Среди причин такой низкой оценки реализации своих ожиданий от обучения в вузе были названы узость предметной сферы, легковесность изучаемых дисциплин; недостаточно глубокий, поверхностный уровень получаемых знаний; по сути, полное отсутствие практики; несоответствие части преподавателей необходимым требованиям; предвзятость изложения материала. «Легко понять, что основную часть этих замечаний высказывали студенты-гуманитарии», – подчеркивает профессор РАНХиГС Евгений Тавокин.
В статье приведено и проанализировано еще много интересных данных. «Если оценивать полученные результаты исследования в целом, то вывод получается довольно грустным, – резюмирует Евгений Тавокин, – качество и направления профессионального обучения в современных российских вузах нельзя признать удовлетворительными. Система высшего образования устроена так, чтобы сориентировать подавляющее большинство (свыше 80%) выпускников на пополнение кадрового состава и без того непомерно раздутой непроизводительной сферы: юристов, экономистов, политологов, финансистов, журналистов и других профессий гуманитарного профиля… Для элементарного выживания нашей стране необходима собственная полноценная техносфера, основанная на достижениях науки, новейших, непрерывно совершенствующихся компьютерных технологиях. Однако специалисты-гуманитарии, обильно поставляемые на рынок рабочей силы нынешней системой образования, ни в коей мере не предназначены для создания техносферы и не соответствуют решению этой задачи. Наиболее вероятная (в лучшем случае) перспектива, которая ждет большую часть таких выпускников, – стать мелкими клерками, умеренными и аккуратными сидельцами офисов с их непременными атрибутами: кондиционер, кофе, клавиатура. Но для этих трех «к» специального образования не требуется, с большим запасом хватит неполного среднего. Оставшаяся часть выпускников скорее всего на долгое время пополнит ряды безработных (тот самый прекариат, о котором пишет Стэндинг. – А.В.)».
Действительно, с «полноценной техносферой» что-то пошло не так. В 2016 году по 56% видов обрабатывающих производств и по 68% видов производства машин и оборудования производилось меньше продукции, чем в 2007 году. С 2000 по 2016 год производство снизилось по 1–5 видам продукции добывающих производств, 1–3 – обрабатывающих и 40% – машин и оборудования (А.В. Алексеев, Н.Н. Кузнецова. От слепой веры в рынок к рыночному планированию // Вестник РАН. 2018. Т. 88. № 6. С. 485).
Другими словами, современное российское гуманитарное образование занимается тем, что поставляет исходный материал для «интеллектуальных практик аутсайдеров», по выражению Дмитрия Иванова. «Как видно, современная высшая школа производит по большей части непригодных для высокотехнологичного сектора экономики специалистов с необоснованными амбициями, претензиями на высокий социальный статус», – вторит ему Евгений Тавокин. И все это – «статусная фрустрация молодежи», подытоживает Гай Стэндинг.
Если принять во внимание еще и глубокий кризис, в котором находится система научной аспирантуры в России, то сокращение числа исследователей, о котором сообщает Институт статистических исследований и экономики знаний, уже неудивительно. Научно-техническая сфера в стране сжимается, становится компактной.
«Науки в России слишком много, и государство больше не сможет поддерживать ее на прежнем уровне», – высказал свое мнение 28 сентября 1992 года вице-премьер, министр науки, высшей школы и технической политики Борис Салтыков. Сегодня, судя по официальным декларациям (нацпроект «Наука», например), государство и хотело бы поддержать науку, но поддерживать почти нечего. Научно-техническая сфера сжимается, она стала компактной, более или менее компетентной и. малоэффективной. Доля «экономики знаний» (НИОКР, образование, информационные и биотехнологии, здравоохранение) – главная составляющая человеческого капитала – сократилась до 13% в год в сравнении с 35% в развитых странах и 15–20% в развивающихся странах. Поэтому в последние 10 лет экономика России увеличивается по 1% в год, в развитых странах – по 1,5%, а в развивающихся странах – по 4–5%. Эти данные приводил академик Абел Аганбегян почти день в день четверть века спустя после слов министра Салтыкова.
Так что экспериментально доказано: науки никогда не бывает слишком много. Даже в России.
Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.