что делать если страшно жить в россии
«Мы не можем жить в постоянном страхе. Надо менять повестку нашей жизни»
Вакцинированные сотрудники ТГК-16 о решениях поставить прививку, сомнениях и желании ревакцинироваться
С 10 ноября в республике начались проверки предприятий на предмет вакцинации сотрудников от COVID-19. В числе отраслей, чьи сотрудники должны привиться в обязательном порядке, есть и энергетика. Как проходит этот процесс в АО «ТГК-16» — в материале «Реального времени».
93% вакцинированных
Как сообщили на предприятии, все меры, препятствующие распространению коронавируса, были приняты с самого начала пандемии. Чтобы позаботиться о здоровье сотрудников, еще в феврале 2021-го ТГК-16 запустила масштабную прививочную кампанию. Организована вакцинация персонала в здравпунктах предприятия. В поствакционный период решением руководства работникам предоставляется по одному выходному дню после каждого этапа прививки.
Регулярно ведется работа информационного характера. Были организованы выездные встречи с врачами при поддержке Минздрава РТ, на которых работники могли задать любые вопросы, касающиеся страхов и беспокойства в связи с вакцинацией.
Результат масштабной работы — коллективная вакцинация в ТГК-16 составляет 93%.
«Искренне не понимаю людей, которые боятся вакцинироваться»
Мы поговорили с первыми участниками вакцинации, которые, к слову, сейчас уже собираются ревакцинироваться.
Эдуард Галеев генеральный директор АО «ТГК-16»
Думаю, именно личный пример руководства порой может помочь принять решение о вакцинации другим сотрудникам. Поэтому, как только появилась возможность сделать прививку, я сразу же одним из первых поставил вакцину. Хотелось показать людям, что это безопасно и очень важно.
К тому же до этого я перенес ковид со всеми его «прелестями». Такого никому не пожелаю. Естественно, сомнений по поводу вакцинации не было. Считаю российскую школу вакцинации прямой наследницей советской. Она является одной из самых сильных в мире.
Прививку перенес нормально. Вечером поднялась небольшая температура, но к утру уже все прошло, и я снова был в строю. Второй компонент вакцины прошел незаметно для организма. Как только количество антител пойдет на спад, сразу же пройду ревакцинацию.
Вакцинироваться от коронавирусной инфекции крайне важно. Это как вопрос личной безопасности, так и вопрос коллективного иммунитета. Только создав коллективный иммунитет, можно разорвать цепочку передачи вируса от одного к другому и остановить пандемию как общественно опасное явление.
Мы не можем жить в постоянном страхе от того, что в мир пришла новая инфекция, — под этим флагом прошли 2020-й и уже 2021 год. Надо менять повестку нашей жизни: и радостей в ней достаточно, и задач стоит много. Кроме вакцинации, другого способа избавиться от этих проблем нет.
Александр Васильцов заместитель главного инженера Казанской ТЭЦ-3
У меня очень плохая реакция на прививку от гриппа. Поэтому морально я был готов к тому, что поствакционный период может быть нелегким. За меня сильно переживала супруга. Говорила: «Куда ты идешь, вакцина еще не опробована». Тем не менее я решился. Хотелось показать пример персоналу станции.
На удивление побочных эффектов не было. Единственное, после обоих этапов на следующий день была сонливость. Через полгода я уже ревакцинировался. И снова перенес хорошо.
Хочу посоветовать всем, кто боится ставить вакцину: меньше читайте интернет! Вакцинация — это сегодня данность и необходимость. Только вместе мы можем создать коллективный иммунитет. Привейтесь, если нет противопоказаний. Болеть ковидом гадко, проверено.
Рузиля Мубаракшина заведующая здравпунктом Нижнекамской ТЭЦ-1
На вакцинацию я решилась уже в ноябре 2020-го. Прошлой осенью перенесла пневмонию и очень тяжело восстанавливалась. Ковид-центры были переполнены, лекарств в аптеках не найти. Было очень страшно. В тот момент я дала себе слово: как только появится вакцина, пойду и поставлю прививку.
Родственники поддержали мое решение. Все же я медик. И если решилась на этот шаг, значит, досконально изучила вопрос.
Не сказать, что этапы вакцины дались мне легко. После первого компонента понизилась температура и упало давление. По ощущениям — будто находилась на Северном Полюсе, так сильно мерзла. После второго этапа, наоборот, чувствовала себя как в Африке — поднялась температура. Несмотря на это, собираюсь ревакцинироваться. Других способов поддерживать высокий уровень защитных антител я не вижу.
Настоятельно всем советую вакцинироваться. Не нужно читать непроверенные источники и слухи в интернете. Они лишь усиливают страхи и добавляют психологические барьеры. У нас три вида вакцин. Можно подобрать подходящую под состояние иммунной системы именно вам.
Алмаз Латыпов начальник ПТО ТГК-16
Осенью прошлого года я переболел ковидом. Сама болезнь прошла в относительно легкой форме: без высокой температуры и поражения легких. Но даже несмотря на это, больше подобных ощущений я бы в жизни не хотел испытать. Именно поэтому, как только появилась возможность привиться от ковида, сразу записался в список на вакцинацию.
Зимой «Спутник» еще не был массово опробован и результаты исследований не фигурировали широко в СМИ. Тем не менее на вакцинацию шел осознанно. Решимости добавляло желание защитить родных и близких, понимание важности коллективного иммунитета. Ну и хотелось доказать всем в окружении, что наша вакцина безопасна.
К вакцинации особо не готовился. А после не ощутил никаких побочных эффектов. Была незначительная боль в месте укола, но она быстро прошла. Страшно не было. Друзья и знакомые, конечно, пытались поселить во мне сомнения, отговорить. Помню, даже говорили что-то про чипирование и эксперимент над человечеством. Я ко всему отнесся с юмором.
Искренне не понимаю людей, которые боятся вакцинироваться. Ведь сам вирус намного страшнее. Каждый день он уносит тысячи человеческих жизней. Конечно, вакцина не гарантирует стопроцентной защиты, но значительно облегчает течение болезни, так как организм уже готов противостоять вирусу.
Сейчас я планирую ревакцинироваться. Считаю, что это необходимость в новых реалиях. Только получив достаточный уровень коллективного иммунитета, мы сможем наконец вернуться к прежней жизни: без масок, QR-кодов и с возможностью свободно передвигаться по миру.
Виталия Шаронова начальник ОПК ТГК-16
Для меня важно знать, что я сделала все, чтобы риск заболеть был минимален. Поэтому даже вопроса не возникало: вакцинироваться или нет. Вакцинация — это способ избежать заболевания, защитить себя, коллектив, семью от вируса. Бояться необходимо последствий, которые при заболевании COVID-19 глубоко поражают сердечно-сосудистую систему и влияют на работоспособность организма в целом.
Вакцинировалась в первую очередь для здоровья своей семьи, пожилых родителей. Их шансы перенести заболевание крайне низки по сравнению с молодыми. Кроме того, очень опасны последствия заболевания, которые могут проявиться некоторое время спустя. Очень тяжелый период восстановления организма после перенесенного заболевания ковидом.
Зимой отношение к вакцинации только формировалось. Я доверяю мнению врачей, думаю, что риски негативных последствий во время вакцинации минимальны.
После первого этапа прививки был дискомфорт, но незначительное время. Работая с коллективом ТГК-16 в части вакцинации, я инициировала предоставление отгула работникам на следующий день после вакцинации. Крайне благодарна, что руководство поддержало нас. Это существенно помогло персоналу пройти поствакционный период в комфортных условиях.
Ревакцинируюсь ли? Конечно, если уровень антител начнет снижаться. К счастью, на предприятии организована сдача анализов на наличие антител к коронавирусной инфекции.
Каждому хочется сказать, что вакцинация — осознанный выбор. Я призываю не пускать этот вопрос на самотек. Не отмахивайтесь и не откладывайте в долгий ящик. Есть сомнения? Обратитесь к компетентному мнению врачей. Обсудите свои страхи, предположения, сомнения. И если нет существенных препятствий, вакцинируйтесь как можно скорее. Государство тратит огромные средства и силы на профилактические меры по вакцинации, на борьбу с пандемией в целом. Нам предоставлена уникальная возможность и созданы все условия для того, чтобы позаботиться о своем здоровье и благополучии. Проявите сознательность, ответственность и сделайте правильный выбор — провакцинируйтесь!
Сергей Паймин ведущий инженер ПТО ТГК-16
У меня разумный подход к прививкам вообще: стабильно вакцинируюсь от гриппа и в принципе выступаю за то, чтобы ставить все необходимые вакцины вовремя. Еще один аргумент — я верю в отечественную школу разработки и производства вакцин. К тому же у наших ученых были годы наработок в тропической медицине, и эти наработки позволили быстро произвести на их основе вакцину от «короны».
Вакцинация — мое обдуманное и взвешенное решение. Особо никого не посвящал в свои планы, чтобы не было разных обсуждений. Знала только супруга, и она меня поддержала, а позже сама последовала моему примеру.
Перед уколом ничего особо не предпринимал. И так стабильно стараюсь следить за своим здоровьем, пью витамины. После прививки было недомогание, ночью поднялась температура, но на следующий день отпустило. Второй этап прошел без побочных эффектов.
Психологически мне стало легче, но бдительность не потерял: по-прежнему соблюдаю все меры безопасности. Сейчас у меня сохраняется большое количество антител, но как только они пойдут на спад, сразу же ревакцинируюсь.
Алексей Кудряшов главный специалист группы по реализации инвестиций Нижнекамской ТЭЦ-1
Делать вакцину было совершенно не страшно. Не было ни сомнений, ни внутренних барьеров. От решения меня особо никто не отговаривал, но слышал разные мнения от знакомых и друзей, что лучше не надо. Правда, эти аргументы были не убедительны.
Вакцину перенес нормально. Из побочных эффектов — небольшое головокружение после второго компонента. После того как поставил прививку, стало легче психологически. В обязательном порядке пройду ревакцинацию. Не хочу заболеть или заразить своих близких.
Справка
По последним данным, в Татарстане 1 710 821 человек привит хотя бы одним компонентом вакцины. Действуют 170 прививочных пунктов, некоторые из которых работают круглые сутки. С начала пандемии выявлено почти 33 тыс. заболевших. Умерло 1 078 человек с подтвержденным диагнозом COVID-19.
Мне страшно жить в своем городе
А как у вас в Екатеринбурге с скажем так с нацизмом, да и вообще? Просто уже не могу представить, как можно не боятся жить в своем городе.
Да вроде переболели и больше этой заразы не так много осталось.. рассосались по-тихоньку
Да вроде переболели и больше этой заразы не так много осталось.. рассосались по-тихоньку
http://vesti-ural.ru/1297-nacistskie-simvoly-poyavilis-na-zhilyx-domax-v-ekaterinburge.html
Нацистские символы появились на жилых домах в Екатеринбурге
Фашистский крест и надпись «Мы вернулись» появились на жилых домах Химмаша. Нацистские символы были нарисованы не сегодня, но ни управляющая компания, ни милиция, которая находится по соседству, не обращала на это внимания.
Участковый пришел составить протокол. 10 минут спустя появились и маляры. В управляющей компании, не дожидаясь предписания, решили закрасить свастику. Участковый заверил: это не значит, что хулиганов не будут искать. На днях милиционеры проведут поквартирный обход. Если удастся доказать, что нацистскую символику нарисовали ради пропаганды, нарушителям грозит тюрьма. Сейчас на месте рисунка оранжевые квадраты. Заодно маляры закрасили и любовное признание.
вот такая новость появилась сегодня, но жить пока как-то не страшно, не до этого 🙂 пока напрямую не коснется, наверное, и не будет страшно ;)Сообщение было изменено пользователем 16-12-2010 в 00:43
«Болеть в России страшно». История выживания и лечения в обмен на квартиру
В конце июня российские активисты запустили в соцсетях флешмоб против перебоев жизненно важных препаратов #законестьлекарствнет. Традиционная в нашей стране проблема лишь усугубилась на фоне пандемии коронавируса и карантина. В акции поучаствовал Денис Куракин, руководитель благотворительного фонда Дениса Куракина «Азбука Эйч». Он рассказал историю своей борьбы за жизнь в Instagram, а «СПИД.ЦЕНТР» с его разрешения публикует ее с сокращениями.
Я работаю равным консультантом. Хотя такой профессии в России не существует, за нее не платят зарплату и не начисляют рабочий стаж. Все, что я делаю, я делаю по собственному решению — четко осознаю: если не я, то кто? Я пытаюсь помочь людям, живущим с ВИЧ, принять свой статус, не сойти сума, начать лечение и найти свое место в новой жизни. Это не просто, особенно в стране, переполненной дискриминацией по отношению к любой белой вороне. В стране, где до сих пор свирепствует охота на ведьм, а в «грешников» летят камни, и наиболее тяжелые кидают самые обычные «добрые люди».
Враг беспощаден, лишен жалости и благородства. ВИЧ пытается доминировать, он хитер и изворотлив, и пока он реально сильнее человечества. Необходимо сплоченное, организованное сопротивление по всем фронтам. Нужен полководец и генштаб, а солдаты найдутся. Но в России солдаты воюют разрозненно, и это не армия, а ополчение, партизаны, непрофессиональные бойцы.
Болеть в России опасно. Болеть в России — значит, выбыть из стаи и сдохнуть голодной смертью. Люди боятся потерять работу, и даже с тяжелым заболеванием они до последнего вздоха ползут на рабочее место. В условиях стигмы и дискриминации люди с ВИЧ боятся стать изгоями и лишиться дохода. Они молчат о своем диагнозе, ведь доход в первую очередь — это существование семьи, детей. Люди с ВИЧ живут в страхе перед осуждением, проклятием и самое главное — перед (как им кажется) неизбежной смертью. В стране до сих пор есть твердая установка о фатальности ВИЧ. Основная информация, которой владеет население, — это пережитки прошлого, сохранившиеся с начала восьмидесятых годов. Стереотипы приводят человека к опасному предположению, что ВИЧ — болезнь маргиналов, а так как к маргиналам он себя не относит, то заболеть ВИЧ не может.
Денис Куракин, фото из его соцсетей.
У меня была хорошая, стабильная и перспективная работа. Удобный график, зарплата, позволяющая жить свободно и не бояться остаться у разбитого корыта. С супругой мы снимали квартиру за 30 000 рублей, купили автомобиль, жили, не влезая в долги и кредиты. Зарплаты хватало, но не было своего жилья, и этот вопрос мы все чаще обсуждали. Нам было около сорока, когда мы решились купить квартиру. Обратились в банк и взяли ипотечный кредит: условия некабальные, и долг должны были погасить лет за десять. Я был спокоен и не сомневался в успехе — что такое 20 000 рублей в месяц для обеспеченного молодого и здорового человека?
Единственной проблемой в моей жизни был невылеченный гепатит С. Почему не вылеченный? Да потому, что его никто тогда не лечил. Были интерфероны, но от их применения меня отговорили сами врачи — очень уж тяжело переносятся. Мне повезло: о появлении новейших, безопасных препаратов я узнал одним из первых. Хорошие знакомые из одной частной клиники рассказали, что появилось новое лечение гепатита С, и если у меня есть финансы, то быстро и эффективно могу излечиться. В государственной клинике ничего подобного мне не предложили.
по теме
Общество
«Моя девушка умерла от СПИДа»
Прежде чем начать лечение, мне нужно было сделать тест на ВИЧ. Результат задержали, а через несколько дней я узнал о своем «плюсе». Затем, что у меня уже СПИД и жизнь подходит к концу. Потом была долгая борьба за жизнь, изнурительное лечение и восстановление. Пока я был на больничном, жизнь кардинально изменилась: доход резко снизился до критического уровня, пришлось съехать с любимой съемной квартиры в более дешевую. Хотя я получил бонус от государства — инвалидность и пенсию в 15 000 рублей, и антиретровирусные препараты. Больничный плюс пенсия и зарплата супруги — пришлось сильно ужаться и перейти «на гречку».
Затем наступил кризис. Через полгода с начала приема АРВТ у меня развился «воспалительный синдром восстановления иммунитета». Тяжелый микобактериоз и кандидоз пищевода. Я превратился в скелет и собрался уходить на покой, сгорая от высокой температуры и истекая испражнениями в подгузники. Меня надолго отправили в стационар, а супруга уволилась с хорошей работы и дни напролет дежурила у моей железной койки. Все накопления стали очень быстро тратиться на спасение жизни. Тяжелое состояние длилось больше полугода. Когда немного ожил, меня выписали из больницы. Мы поселились в маленькой комнате в квартире моих родителей. Супруга спала на коробках, я — на раскладушке. Все это время, была очень высокая температура, не мог есть, на улицу не выходил. Лежал без движения и смотрел в потолок. Спутанные волосы, длинная борода, изможденное худое тело, впалые глаза. Голова не работала, выхода я не видел, меня пожирала депрессия.
Телефон молчал, друзья, братья, сестры — все растворились. Наши мамы помогали чем могли, отец пил водку и иногда дежурил ночью у моей кровати. Супруга все время молилась и плакала, бегала в магазины и аптеки, приходила и опять втихаря плакала, врачи говорили, что это конец и шансов нет. Так прошла осень, и началась зима. Гепатит так и остался не леченым, и вскоре у меня уже развился цирроз печени, что только усугубило состояние. Купленные лекарства уже были неэффективны и требовались другие. У меня было два пути: искать деньги и лечиться или сложить руки и отдать концы. Мне повезло, помогли коллеги, и я смог купить первый курс новых препаратов за 60 000 рублей. Для второго курса пришлось брать кредит в банке — нужно было успеть, состояние ухудшалось, и шансы на выживание уменьшались с каждым днем.
Восемнадцать месяцев изнуряющей борьбы и опустошенные семейные резервы привели к первой победе. Я вылечил гепатит, микобактериоз, кандидоз. Зимой началась медленная реабилитация. Затем от длительного стресса заболела супруга, ее увезли на скорой в больницу. Теперь наступила моя очередь ездить к ней. Когда она выписалась, мы уехали в Подмосковье, подальше от цивилизации, и сняли милую маленькую квартирку. Перезимовали в ней, я относительно восстановился и вышел на работу, погасил кредит в банке. Но супруга опять заболела, требовалась срочная операция, денег не хватало, пришлось опять брать кредит.
Операция прошла с осложнениями, была долгая реабилитация и восстановление ее психического здоровья после всего пережитого ужаса, когда она меня спасала. За эти годы, мы поняли, что нужны только друг другу, а все остальное — лицемерие.
Постепенно я вклинился в рабочий ритм, все стало налаживаться, но радость была недолгой. Компания, в которой я проработал 12 лет, обанкротилась, а я остался без работы. За ипотеку платить стало нечем. Я пытался выкрутиться, занимал в банках и микрокредитных организациях, перезанимал, тратил пенсию, но все равно оказался в долговой яме. Банк, выдавший ипотеку, подал в суд, квартиру вынудили продать на совершенно невыгодных условиях. Дальше суды, приставы, аресты счетов, нескончаемые угрозы коллекторов, расхищение социальных выплат. Страховые компании объявили мой случай нестраховым, юристы работать за бесплатно отказались. Но где взять деньги? Что делать человеку, попавшему в такую ситуацию? Я хочу, чтобы государство обратило на нас внимание.
Вернемся к началу рассказа и перенесем все эти события с меня на обычных парней и девчонок в далеком регионе, где нет высоких зарплат, где нет таких препаратов, а есть только болезни и вымирание. Где жизнь обычного человека похожа на выживание, а если заболеешь, автоматически попадешь на кладбище, если хватит денег на похороны. Там нет шансов выжить, потому что нет даже врачей и больниц. Я живу в Москве, но даже в столице больницы для людей с ВИЧ похожи на казематы. Вы не были там? Сходите на экскурсию! Везде трупы, мрачные стены и сидящие в коридорах мумии. Абсолютное безразличие к человеческой жизни. Есть великолепные врачи, но для их работы нет условий.
Тот, кто пытается выжить, попадает в бездушную банковскую кабалу, лишаясь имущества и жилья. И никто не поможет. Сейчас сложно подсчитать, сколько стоило мое лечение, но на одни препараты и обследования ушло порядка 800 тысяч, сколько на сопутствующие расходы — вообще не сосчитать.
Квартиру сохранить не получилось, все попытки отстоять жилье оказались тщетны. Теперь я живу в далекой деревне. Попав в такую ситуацию, я осознал страшную истину: мы никому не нужны. Вы можете заболеть и лишиться всего, а потом остаться на улице. Болеть в России страшно, болеть в России смертельно.
Мне надоело выживать, я хочу жить и имею на это право так же, как и вы. Я оттолкнулся от дна, чтобы всплыть, глотнул воздуха и начал все сначала, теперь уже так, как я хочу! Наверное, я просто стал взрослее, но для осознания всего этого мне нужно было дважды умереть.
«У меня было все. Но в 33 года я понял, что не хочу больше жить» — история человека, который бросил прибыльный бизнес ради бездомных
Приблизительное время чтения: 13 мин.
Емелиан Сосинский — руководитель домов трудолюбия «Ной», христианских приютов для бездомных. Первый из 21 таких приютов он открыл десять лет назад. Но перед этим был долгий и тяжелый путь поиска смысла жизни, который в какой-то момент чуть не кончился катастрофой.
Был 2003 год. Я занимался престижным прибыльным бизнесом — работал частным инструктором по вождению. Уровень доходов и известности в своей сфере — всего, о чем я мечтал в суровые 90-е — достигли максимума, и я пресытился.
Мне было 33 года, когда я понял, что жизнь не имеет никакого смысла. Я мог позволить себе купить все, что хотел, и уже сделал это. Но при этом осознал, что, даже если денег и других внешних благ станет еще больше, счастливее я не стану.
Мне не хотелось просыпаться — я заранее знал, что принесет наступающий день. Я искал способ покончить с собой. Казалось, иного выхода нет — я ощущал себя в каком-то бетонном бункере: куда голову ни сунь, как ни бейся об этот бетон, найти выход все равно не получится.
И все же я продолжал искать смысл всеми возможными способами. Узнал о популярной тогда теории, что на самом деле человек живет только во сне, поэтому старался больше спать. Потом стал ходить по разным сектам. Но хватало одной-двух встреч, чтобы понять: никакого облегчения они не приносят.
Совсем отчаявшись, я решил просто набрать в поисковике два слова: «смысл жизни». Так я узнал о книге Семена Франка. Стал читать и сразу почувствовал — становится легче. Но как только наткнулся на слово «Бог», тут же книгу закрыл. Я был убежденным, ярым атеистом: родился и вырос в обычной советской семье, был пионером, комсомольцем и все, что знал про Бога, — что Его нет.
Но недели через две я снова вернулся к книге. После разговора с одной из учениц. Я поделился с ней своей душевной проблемой, а она мне посоветовала креститься и дала контакты одного, как она выразилась, «прозорливого старца». Я воспринял этот совет как вызов. И поехал креститься.
«Он увидит тебя насквозь и даст ответы на все вопросы», — напутствовала меня моя знакомая. И предупредила, что у старца крутой нрав и в прошлом он был мастером спорта по боксу…
«Больно нужен мне ваш Бог!»
Приехал я к нему в храм и всю службу пристально смотрел ему прямо в глаза — естественно, ни разу не перекрестившись. Мне казалось, это поможет ему меня лучше «просканировать». Я ведь и правда думал, что «прозорливый» — это как рентгеновский аппарат. Но, как я понял потом, мое дерзкое поведение вывело священника из себя.
После службы несколько человек подошли к нему, чтобы проводить в келью, где он принимал людей. И он разрешил пойти с ним всем. Кроме меня. Я страшно обиделся: я, понимаете ли, креститься пришел, готов услышать слово «Бог», а меня тут еще и принять не хотят! Но все равно решил последовать за «старцем». А он прямо передо мной захлопнул дверь. Помня о его боксерском прошлом, я решил с ним не спорить.
Моему возмущению не было предела. «Больно нужен мне ваш Бог!» — решил я. Но обижался недолго: смысл жизни так и не нашелся, и я продолжил свой «тур по старцам». Было еще несколько неудачных попыток креститься у разных батюшек, пока Господь не привел меня к моему будущему духовнику.
Этот храм был недалеко от дома. О нем мне рассказала все та же знакомая. Я пришел, с горем пополам отстоял службу и встал в очередь на исповедь — как меня и учили. Священник понял, что разговор надолго, и попросил подойти к нему после всех.
«Ощущение, что тебе сделали трепанацию черепа»
Мы начали разговаривать в 8 вечера, а закончили в 12 ночи. Я задавал ему вопросы, на которые у меня не было ответа. Батюшка принимался отвечать на один, но я тут же задавал следующий. Мне было достаточно того, что этот человек знает выход из ситуаций, которые мне казались безвыходными, и я боялся не успеть задать все свои вопросы. Меня грела мысль, что я смогу снова прийти сюда, в храм, и узнать обо всем подробнее. В тот день я понял главное: ответы есть, и я смогу их получить.
Я стал регулярно ходить в церковь, много читал святоотеческой литературы (на меня напал настоящий духовный голод!) и через 7 месяцев, наконец, крестился — осознанно и решительно.
Два года я был типичным неофитом: 24 часа в сутки слушал и читал Евангелие, заставлял всю семью — жену и двоих детей — молиться перед едой и почти ежедневно ходил на службы. Жена хотела развестись. «Я выходила замуж за бизнесмена. Такое ощущение, что тебе сделали трепанацию черепа и передо мной другой человек», — говорила она. Но вскоре ее настрой сменился: она видела, что я становлюсь лучше. Правда, до сих пор не может до конца смириться с тем, куда эти изменения привели: что я променял хороший достаток и свободный график на «бомжей», как она выражается.
«Ну и пусть наши деньги пропивают»
Помогать бездомным я начал тогда же, в 2003 году. На паперти у храма, куда я стал ходить, просила милостыню цыганка, мать пятерых детей. Ее содержание я полностью взял на себя. А со временем стал отвечать за приходскую благотворительность. Моей задачей было собирать вещи и средства для нуждающихся — к нам стекались люди со всей Москвы, зная, что здесь всем раздают деньги.
Однажды наш приход навестил священник, у которого был приют для бездомных — один из первых, открытый им в Тверской области. И когда увидел, как мы без разбора всем раздаем то, что они хотят, пришел в ужас: «Что вы делаете?!» «Мы исполняем заповедь. До остального нам дела нет. Даже если люди нас обманывают и эти деньги пропивают, главное, что мы помогаем ближним», — втолковывал я ему с непоколебимой уверенностью в своей правоте.
Такая позиция была очень удобной. А потом к нам пришла жена одного несчастного, которому мы регулярно помогали деньгами, и обвинила нас в том, что мы его убиваем. «Вам наплевать на то, что он подохнет под вашим забором, опохмеляясь, вам плевать на нашу семью, которую вы разрушаете». С тех пор я стал проверять истории всех, кто обращался к нам за помощью. И оказалось, что 95 % врали о своем истинном положении. Я понял, что тем, кому реально нужна помощь, необходимо прежде всего дать приют.
«Через месяц люди снова валялись на улицах»
В начале двухтысячных проблема бездомных была одной из самых жутких в Москве. Вспомните, что было на вокзалах, в метро — бездомные были повсюду! Мы их одевали, кормили, помогали восстановить документы. Но — одетые и обутые — они возвращались на улицу. И либо становились жертвой криминала, либо сами устраивали беспредел.
Каждый час такой жизни — риск. Это не укладывалось в моей голове, я хотел создать безопасную территорию, где человек с улицы нашел бы покой и мог жить и трудиться.
Поначалу было сложно. Я считал, если человек пожил у нас два месяца, мы восстановили ему документы и трудоустроили с проживанием, — все, мы свое дело сделали, помогли, и на его место может приходить другой нуждающийся.
Но как показывала практика, через месяц эти люди снова валялись на улицах. Практически все. И не потому, что мы что-то делали не так, просто у нас были неверные, завышенные ожидания. Как оказалось (и это впоследствии нам подтвердили эксперты), практически все бездомные — это люди в последней стадии алкогольной зависимости. Ведь чтобы оказаться на улице, надо пить так, чтобы тебя выгнали с работы, ты забыл свою семью и пропил квартиру. И когда я это понял, пересмотрел свое отношение к проблеме: надо было создать такие условия, в которых человек мог бы находиться столько, сколько надо, — нельзя его выпихивать на улицу через два месяца со словами «срок реабилитации прошел, уходи». Да, он может уйти по собственному желанию, но, если у него не получится жить нормальной жизнью, мы всегда примем его обратно.
Большинство при первой возможности снова возвращается к алкоголю. Был у нас один подопечный — инвалид, бывший детдомовец, бездомный, алкоголик — полный набор. Мы оформили ему пенсию, добились предоставления квартиры. И с тех пор трезвым я его не видел и не слышал. Думаю, мы ему сделали только хуже.
«Приступ боли длился четыре часа»
Я много расспрашивал, почему они пьют. Кто-то говорит: «я чувствую себя счастливым, когда пьянею», «я становлюсь смелым, могу с женщинами знакомиться». То есть в алкоголе люди находят, как им кажется, самый простой способ стать счастливым.
Живя на улице, бездомный работает 3–4 дня в месяц, а в остальное время пьет. А в нашей общине, скорее, наоборот. Но хотя у нас запрещено пьянство и безделье, заставить бросить пить мы никого не можем, если наши подопечные сами этого не хотят.
Как бы ужасно это ни звучало, алкоголь — это часть их жизни, от которой они не хотят отказываться. Это их страсть. Как у кого-то страсть чревоугодия, страсть к деньгам, блудная страсть. Мы все в плену своих страстей.
Вот я — не алкоголик, не наркоман, но прекрасно их понимаю. Я тоже не могу удержаться от того, что мне нельзя. Однажды нам подарили несколько тонн «Севен-апа». И мне он так понравился, что я для него купил себе специальный холодильник — пришлось дверные проемы ломать, чтобы его втащить! — и глушил «Севен-ап» литрами. Мне говорили: это вредно. «Севен-ап» не может быть вредным, он же вкусный!» — отвечал я. А потом у меня случился страшный приступ. Болел желудок, но я отказывался понимать, что в этом виновата моя нездоровая страсть к газировке. И дождавшись, когда боль отпустит, снова выпил свое любимое зелье. Новый приступ длился четыре часа — не помогла даже скорая. Только после этих мук я перестал пить«Севен-ап». Хотя меня все равно надолго не хватило.
Вот так и у бездомных с алкоголем. Ты настолько хочешь запретный плод, что тебе все равно. Но некоторых спасает — в прямом смысле слова — инвалидность. Ведь если продолжат пить, ампутируют еще одну конечность или случится еще один инсульт. Включается чувство самосохранения — звучит дико, но действенно.
«Один запил, другой подменил»
Уйти с халявы и начать работать непросто. В наших рабочих домах люди получают 1000–1500 рублей в день, трудясь подсобниками на стройках. Да, на эти условия большинство трудоспособных бездомных готовы уходить с улиц, но тяжелее обстоит дело с инвалидами и стариками — теми, кто не может заниматься тяжелым физическим трудом.
Им мы предлагаем место в инвалидных (социальных) домах и платим за трудотерапию от 50 до 150 рублей в день. Но тех, кто еще может работать, такие условия не устраивают, так как попрошайничеством на улице можно получить в разы больше. Если бы удалось по их состоянию здоровья найти работу, при которой люди получали бы ту же самую тысячу рублей в день, то наверняка многие из тех, кто сейчас осознанно живут на улице, оттуда бы ушли.
Например, бездомные могли бы работать на мусоросортировочных заводах — это и правда идеальное место для трудоустройства тех, кто не может заниматься тяжелым физическим трудом. Но чтобы устроиться на этот завод, нужен полный пакет документов, не должно быть судимостей, болезней. Это сразу лишает почти всех наших подопечных шансов.
Но документы — полбеды. Главная сложность в другом: бездомный рано или поздно уйдет в запой, и ему нужно будет искать замену, а по КЗОТу это невозможно: работать имеет право только тот, кто официально трудоустроен. Спасти мог бы общинный принцип труда, когда работодателю не важно, кто будет исполнять работу, а важен результат. Один человек начал работать, запил, его сменил другой, заканчивает работу третий. Это, по опыту, единственный вариант организовать работу алкоголиков. Вот только наше законодательство таких схем для бездомных не предусматривает, хоть мы постоянно стараемся донести до властей, что нужен закон о социализации бездомных, который выделил бы их в отдельную категорию граждан и предусмотрел для них в том числе общинный принцип работы.
Не подвигнем и новый созыв Госдумы на такой закон — дома трудолюбия закроют: наши подопечные работают неофициально, не платят налоги, живут без регистрации. Если бы трудоспособные подопечные, которых у нас 40 %, платили налоги, мы бы не смогли содержать те 60 %, которые работать не могут: стариков, женщин с детьми.
Еще один повод, по которому могут закрыть наши приюты, — отсутствие, например, соответствующей строгим требованиям системы пожарной безопасности, которая стоит непосильных для нас денег. Проверки выписывают миллионные штрафы, которые лишают нас возможности продолжать свое существование.
Но мы просто не имеем права сдаться и, пока нас не закрыли, даем нашим подопечным возможность трудиться в рамках общины, которую создали сами. Даже инвалидам стараемся найти полезное дело, оплачивать любой труд. Один, например, подкладывает поленья в камин, другой — следит за сохранностью холодильника, третий — ведет стримы в «Тик-Токе». И когда я вижу, что человек начинает жить честно, понимает свою полезность — я чувствую, что все не зря.
«Теперь мне есть для чего жить»
С того момента, как я стал верующим, выяснилось, что мне есть для чего жить, что все не просто так. И если блуждания без Бога завели меня в тупик, то с Ним я почувствовал, что встаю на дорогу, у которой нет конца. И эту мысль я стараюсь донести до всех, кто к нам обратился. Да, мы восстанавливаем документы, предлагаем жилье и пропитание, помогаем избавиться от зависимости, стараемся организовать полезную занятость. Но не это главное.
Главное — помочь человеку качественно измениться, преобразиться не только внешне, но и внутренне. Ведь ситуация, в которой оказались бездомные, — следствие того образа жизни, который они вели. А мы предлагаем его изменить: если человек пил — перестать пить, попрошайничал — начать зарабатывать. Казалось бы, элементарные шаги. Но это и есть путь к покаянию.
Был среди наших постояльцев пожилой мужчина, уже дедушка. Он вышел из тюрьмы и попал к нам, потому что идти ему было некуда: сидел он не один раз, отношения с дочкой были испорчены. Когда он пытался выйти с ней на связь, она бросала трубку.
Этот человек прожил у нас четыре года, и все, что зарабатывал, включая свою пенсию, отсылал дочери. И спустя четыре года дочка сама позвонила ему и попросила о помощи — посидеть с ее маленькими детьми. Он приехал к ней, снял квартиру рядом, устроился сторожем на стоянку и остался там насовсем.
Вот это для меня пример деятельного покаяния. Это, я считаю, результат.
Подготовила Анастасия Бавинова
Фотографии Владимира Ештокина