что делать если невесту похитили
Жизнь«Какая симпатичная — давай украдём»:
Как устроена кража невест
Почему женщин принуждают к браку
Зимой на ютьюбе было опубликовано видео похищения девушки у входа в торговый центр во Владикавказе: три парня набрасывают на неё бурку и тащат к машине. По пути похититель два раза роняет жертву головой на асфальт. Видео вызвало бурную реакцию в социальных сетях: одни беспокоились о здоровье девушки, вторые винили в растущей популярности краж дорогие свадебные обряды, а третьи ставили подписи под петицией на имя главы республики с требованием запретить кражу невест и ввести уголовное наказание. В начале мая тема кражи невест вернулась в информационное пространство. Тогда в нескольких российских СМИ появились сообщения, что депутат заксобрания Ингушетии украл женщину для принуждения к браку. Сам он это отрицает и говорит, что женился по мусульманским традициям без регистрации в загсе.
На Северном Кавказе религиозные лидеры публично осуждают эту практику, в некоторых республиках за кражу невест введены штрафы. Но неясно, решило ли это проблему или она просто уходит в тень: точной статистики по количеству жертв нет, а тема остаётся малоисследованной. Мы решили разобраться, где кража невест всё ещё актуальна и почему эту насильственную практику до сих пор не удалось искоренить.
От имитации к насилию
Чолпон из Бишкека не была знакома со своим похитителем, а он до момента кражи видел её пару раз. Он подстерёг девушку у подъезда, схватил и дотащил до машины. «Я не стала кричать или ругаться, — вспоминает Чолпон. — Просто спросила, куда и зачем мы едем. А они ответили: „Мы тебя украли“. Я объяснила, что меня на рынке ждёт сестра, и попросила предупредить её. Надеялась, она мне поможет. Я пообещала, что если они позвонят ей, то я буду ехать всю дорогу молча. В итоге они согласились».
Похитители повезли Чолпон в районный центр в двух часах от Бишкека. На полпути она захотела в туалет, и мужчины согласились остановиться у кафе на обочине. «В туалете я встретила апашку (пожилая женщина. — Прим. ред.) лет семидесяти. „Апашка, — говорю я ей. — меня украли. Можете, пожалуйста, позвонить моему брату и передать, куда меня везут?“ А у бабушки, оказывается, села зарядка телефона. Но она сказала, что запомнит номер брата. Я ей не сильно поверила, но, думаю, была не была, и продиктовала номер. Она предложила забрать меня прямо из кафе, но я отказалась. У ребят, которые меня украли, было три машины, парней десять. Они не стали бы слушать пожилых людей».
Когда мужчины довезли Чолпон до дома похитителя, на улице их уже ждала толпа людей — жители села. Чолпон рассказывает, что зашла в дом без скандала и прошла в комнату, где обычно сидят невесты. «Мне начали надевать платок (белый платок означает, что девушка соглашается стать невестой. — Прим. ред.). А я говорю: „Извините, давайте сперва договоримся. Я вас не знаю. Вашего сына тем более“. Моя семья тоже из небольшого посёлка, но у нас невест насильно не оставляют. Бывает, пробуют уговорить или разговаривают с родственниками. Но те, кто меня похитил, даже не стали звонить моим родителям», — рассказывает она.
Из всех стран постсоветского пространства в Кыргызстане о проблеме кражи невест говорят больше всего. Хотя официально в год там регистрируется менее ста краж женщин, ООН ссылается на статистику в 10 тысяч случаев в год. Общественный фонд «Открытая линия» в Бишкеке работает с проблемой кражи невест с 2009 года. Представители фонда разрабатывают материалы в помощь жертвам, снимают информационные ролики, сотрудничают с МВД и сопровождают девушек на судебных заседаниях. По словам руководителя фонда Мунары Бекназаровой, работа десять лет назад начиналась с документирования в регионах. Тогда считалось, что все кражи невест происходят по договорённости. Сотрудники фонда решили проверить, так ли это, и, проехав по стране, собрали и описали 293 истории. Большая часть из них оказались насильственными.
Мунара объясняет, что браки по договорённости в советское время заключались так: «Если девушка и парень хотели пожениться, он говорил: „Будь готова к такому-то часу, я повезу тебя к родителям“. Это была имитация кражи с предварительного согласия невесты. Дома у жениха готовились, звали гостей, а девушка отправляла письмо родителям, что её украли, но она решила остаться». После распада СССР выросли безработица и криминал — это привело к возрождению насильственных практик. «Когда мы в 2009 году поехали по стране документировать случаи ала-качуу, мы встречали уже разное, — вспоминает Мунара. — Через Суусамырcкую долину едет много машин из Бишкека на юг, в город Ош. На перевале продают кумыс, бензин, еду. Машина остановилась заправиться, и два парня переговариваются друг с другом: „Смотри, какая симпатичная девушка. Давай украдём“. Она слышит их разговор, убегает в юрту, прячется под кровать. Они заходят вслед за ней, выволакивают её за волосы, сажают в машину и увозят. Для нас десять лет назад это стало шоком».
Подмена традиций
Светлана Анохина, шеф-редактор портала Daptar, тоже рассказывает, что в Дагестане проблема кражи невест усилилась в постсоветские годы. Традиционно в регионе кражи невест не были широко распространены и происходили в отдельно взятых сёлах, где эта практика считалась приемлемой. «В 90-е годы разгул бандитизма нужно было чем-то прикрыть— нельзя же просто сказать: я насильник и делаю что хочу. Поэтому насильственные практики оправдывались давними устоями, обрядами и заветами предков. Они отсылают нас к культуре, где мужчина — „отважный воин“ и „носитель мужских достоинств“. Конечно, туда хорошо вписывается похищение женщины. Несколько лет назад в Дагестан из Эстонии приехал местный представитель диаспоры. Он был с дочерью, чтобы показать ей благородную землю предков. А её украли. Папа невесты был достаточно обеспеченным человеком, это была кража по расчёту: зачем долго свататься, лучше украсть. Там деньги и положение — мальчик устроен» (студентка Аминат Махмудова в итоге была спасена от похитителей. — Прим. ред.).
Собеседницы Wonderzine говорят, что с целью экономии кражу по договорённости могут организовать жених и невеста. К примеру, Гаухар из Казахстана и её жених имитировали кражу после того, как родители отложили их свадьбу из-за нехватки денег: «В назначенный день я вышла из дома как будто в магазин, и мы уехали на машине к нему. Когда приехали, провели все необходимые обряды. Нас обручил мулла». «К сожалению, сегодня воровство невесты воспринимается как альтернатива пышной свадьбе, — размышляет координатор свадеб Мадина Макоева из Владикавказа в разговоре с журналистами Daptar. — Люди считают, что если они украдут свою избранницу, это будет им экономически выгодно. Но мы забываем, что традиционность свадебного осетинского обряда заключается не в ресторане на тысячу человек, а в том, что ты, согласно обычаям, забираешь девушку из отчего дома». С Мадиной соглашается филолог-осетиновед Тамерлан Камболов: «Сам осетинский язык даёт оценку этому обряду. Есть выражение [которое переводится как] „жениться или привести невесту по традиции, по обряду, по обычаю“. Соответственно, иначе, то есть похищением — это уже вне традиции».
Несколько лет назад в Дагестан из Эстонии приехал местный представитель диаспоры с дочерью. А её украли. Это была кража по расчёту: зачем долго свататься, лучше мы её украдём
По словам Светланы Анохиной, несмотря на то что духовные деятели ислама открыто порицают практику кражи невест, вера в обычаи в обществе сильна. Необходимость насильственных практик по-прежнему объясняют «традициями»: «Недавно мы с английским журналистом обсуждали тему кражи невест, и я предложила подойти к компании молодых людей и спросить их мнение. Один ответил, что всё пошло прахом и все забыли традиции». Раньше, объяснил он, если мужчина украл девушку и вступил с ней в связь, то она уже принадлежала ему. А теперь, возмущался молодой человек, она берёт и возвращается к родителям — и они её принимают обратно домой. «Я смотрела на него как на заговоривший рояль, — вспоминает в разговоре Светлана. — Мальчик выглядел очень современно, скорее как хипстер. У него хорошая речь, он хорошо одет, встретили мы его в тусовочном месте. Поэтому я предположить не могла, что в голове у него такая страшная каша. Он серьёзно говорил, что принять обратно дочь, которую украли и обесчестили, — это падение нравов. Оставить дочь в семье похитителя — это и есть поддержка традиций».
Закон и порядки
В 2013 году в Кыргызстане местные депутаты приняли законопроект по ужесточению уголовного наказания за кражу невест. Тогда фонд «Открытая линия» провёл кампанию в здании парламента. Руководитель фонда Мунара Бекназарова объясняет, что акция намеренно обращалась напрямую к депутатам. «К третьим решающим слушаниям мы подготовили письмо-обращение от реальной жертвы ала-качуу. В письме она рассказывает, что её украли и она сопротивлялась в течение десяти дней. В какой-то момент она замёрзла и попросила дать ей что-то тёплое. Ей дали халат бабушки, в кармане которого оказались лекарства от сахарного диабета — бабушка, видимо, положила их туда, чтобы не забыть выпить. Девушка выпила всю упаковку и впала в кому. Она говорит в письме: „Три месяца я была между жизнью и смертью, выжила, но теперь у меня инвалидность. А моего похитителя не привлекли к ответственности. Он женился и создал семью. А меня всего этого лишили. Я отдаю вам свой цветок невесты, он мне больше не пригодится. Прежде чем отклонить законопроект, подумайте, сколько таких цветков вы можете получить“. Письмо было зачитано в парламенте, и каждому депутату мы вручили цветок невесты. Они проголосовали за ужесточение уголовного наказания до десяти лет тюремного заключения».
Российским законодательством кражи невест специально не регулируются. Существует статья Уголовного кодекса о похищении человека, которая предполагает, что с похитителя снимается ответственность при добровольном освобождении жертвы, «если в его действиях не содержится иного состава преступления». В реальности получается, что женщина, принуждённая к браку, нередко не имеет никакой правовой защиты. По мнению ингушского богослова и телеведущего Ахмеда Тангиева, именно редкое обращение в органы и отсутствие дальнейшего уголовного наказания мешает окончательному искоренению этой насильственной практики. В интервью телеканалу «Дождь» он объясняет, что семьи часто решают вопрос без обращения в полицию: «Если человек украл, надо ему дать срок, пусть сидит. А по обычаям часто бывает так, что его просто прощают. Влиятельные люди просят семью простить его, решить вопрос мирно. И люди прощают».
Ввести законодательный запрет на кражу невест пытались в Ингушетии в 2017 году. Тогда местный парламент внёс в Госдуму законопроект об уголовном наказании за эту насильственную практику — но он был отклонён. Пока в республике введён штраф в 200 тысяч рублей. В соседней Чечне за кражу невесты также действует наказание в виде штрафа, но там он существенно выше — миллион рублей. Эту меру Рамзан Кадыров ввёл в 2010 году — а в 2016 году объявил, что практика в республике искоренена.
Ирина Костерина, гендерный исследователь и программный координатор Фонда имени Генриха Бёлля в России, говорит, что из-за штрафов в обеих республиках кражи стали встречаться гораздо реже. «Если девушка из влиятельной семьи, которая может вступить в конфликт с родственниками похитителя, девушку могут отдать без всяких последствий или похититель заплатит неформальный штраф её семье», — говорит она. При этом отследить статистику краж, по словам Костериной, тяжело. Ведь даже насильственные случаи, когда и девушка, и её родственники против, не обязательно регистрируются: кражи невест укоренены в местной культуре и полиция может не увидеть в этом состава преступления.
Из поколения в поколение
«Долгие годы я жила между двух огней. Возвращаться к родителям было позором, они меня гнали назад, а жизнь в семье мужа сладкой не назовёшь, — вспоминает жительница Казахстана Акзер, которую украл друг её знакомого. — Каждый день в доме были крики, ссоры, свекровь и старшая сестра мужа не давали мне житья. Руку на меня поднимал и муж, и его родители, и апке (старшая сестра. — Прим. ред.)».
Украденная девушка ждала маму в надежде, что та заберёт её обратно домой. А мама передала через родственников, что стоит остаться: дом и семья хорошие, люди состоятельные и обещали оплатить учёбу
Чолпон, которую украли в Бишкеке и привезли в село в трёх часах от столицы, родственницы похитителя пытали шесть часов. «Сначала платок на меня пробовала надеть его мама. Насильно держали мою руку, но я не далась. Потом соседки попробовали и ещё какие-то родственники. Потом халат хотели надеть, держали мои руки с двух сторон и натянули его на меня. Я образованный человек, с дипломом, говорю им: „Я же не вещь, чтобы меня просто взять и отвезти домой“. Соседи начали возмущаться: „Не давайте ей говорить. Она должна послушаться“. Утром я не успела позавтракать. Я была голодная и хотела пить. Но у кыргызов есть обычай — если не собираешься оставаться в этом доме, то ничего не должен пробовать. Они мне предлагали еду, я говорила, что не хочу. Приносили воду, от неё я тоже отказалась. Я повторяла: „Сейчас современный мир, демократия. Сейчас каждый должен за свою судьбу бороться“. А мне в ответ женщины: „Мы все это прошли. Я так пришла в эту семью, и она тоже. И что? Нормально живём“. „А обо мне кто подумает?“ — спрашивала я в ответ», — рассказывает она.
По словам Мээрим Кадыркуловой, если девушка оказывает сильное сопротивление, самая старшая женщина ложится поперёк порога и говорит, что проклянёт, если та перешагнёт через неё. «Этот символический жест пугает многих девушек. Я знаю мало случаев, когда девушка смогла перешагнуть через пожилую женщину. Но если она всё же уйдёт, это будет иметь сильный резонанс в местном сообществе», — считает Кадыркулова. Мунара Бекназарова подтверждает, что девушек, которые не боятся проклятий, гораздо меньше, чем тех, что находятся под влиянием навязанных стереотипов: «Если живёшь в деревне, у тебя нет примеров, когда девушка осмелилась уйти от похитителя. Наоборот, ты видишь, что, как правило, девушки остаются с ним, всё село это поддерживает, идёт на свадьбу, несёт подарки и поздравляет похитителя как настоящего джигита, который „завоевал“ её».
Решающую роль часто играют родственники девушки: старшее поколение, как правило, не желает огласки и предлагает ей остаться. «Мои родители приехали только к обеду следующего дня. Когда они зашли в дом, мне сказали, что все в нашем селе уже знают о похищении. Если бы я вернулась домой, это был бы позор для моей семьи. Даже в будущем я не смогла бы выйти замуж из-за этого клейма, — вспоминает похищение Гульмира из Казахстана. — Ходили бы слухи, и семье будущего жениха это бы не понравилось. И я решила остаться, чтобы не позорить свою семью. Да, я испытывала давление, и это был большой стресс. Конечно, мне было страшно. Но я смирилась».
Девушка была шокирована тем, что мама дала ложные показания, она была растеряна и не понимала, куда идти. Некоторое время пожила у подруг, а потом фонд помог ей переехать в Бишкек — сначала её устроили в кризисный центр, а потом в социальный дом. «Она была в депрессии. До этого у неё был свой привычный круг, а так она выпала из социума, — объясняет Мунара. — Общество, в котором она жила, осуждает уход от похитителя. Она не может остаться с ними и принять их ценности, но одна тоже не привыкла жить. Обсуждая уход жертвы, важно помнить, что с одной стороны, на девушку давят стереотипы — ты должна молчать и не перечить старшим. C другой стороны, их не учили самостоятельной жизни. У нас мало кризисных центров, которые могли бы на долгое время принять девушек и помочь им с социализацией».
В отличие от других, история Чолпон закончилась хорошо. Под вечер, когда она уже думала, что придётся остаться с похитителем, в дом вошли сотрудники милиции и вывели её на улицу. «Никто ничего не сказал им поперёк. На улице не осталось ни одного парня, стояли только пожилые люди. Уже в машине по пути в участок мне рассказали, что бабушка, которую я встретила по дороге в кафе, запомнила номер моего брата и позвонила ему. Она записала все номера машин и сказала, в какой посёлок меня везут. Братья сразу же выехали за мной, а в местном отделении написали заявление о краже человека. Но я попросила, чтобы этих парней не сажали, а просто проучили, чтобы они знали, что так обращаться с человеком нельзя. Когда я возвращалась домой, я позвонила той бабушке и отблагодарила её. А мой похититель оказался знакомым моей двоюродной сестры, которая ждала меня на рынке. Она сказала ему мой домашний адрес. С тех пор я с ней не общаюсь. Его самого задержали и посадили в участок, но ненадолго. Он дал взятку, мне кажется, и вышел. После этой истории братья по очереди забирали меня с работы: я боялась мести за то, что не осталась в том доме и написала заявление. Если бы меня украл мой парень, наверное, семья спросила бы у меня, согласна ли я сама. А если это парень, которого я никогда не видела, то, конечно, они категорически против. Все мои братья вступали в брак как нормальные люди — общались, долго дружили и женились».
Мы украли невесту! Что делать дальше? …Ответ ведущей Евгении Резниченко!
ВНИМАНИЕ КОЛЛЕГИ — ВЕДУЩИЕ! Много полезных идей для мероприятий в профиле инстаграм /chestniy_mk/
Я уверена, что 80% ведущих в Москве вздрагивают, когда слышат эту фразу! Выверенный тайминг, распланированная программа, артисты, ожидающие своего выхода – всё коту под хвост! Взять бы и запретить вообще воровать невесту и ввести за это уголовное наказание!
Ну, а если посмотреть на это с другой стороны, то воровство невесты — это настоящий манок для проведения интересного интерактива, ведь у вас автоматически есть для этого участники – сторона, которая невесту украла и требует за неё выкуп (обычно родственники невесты), и сторона, которая её проворонила (жених и его друзья).
Итак! Невесту украли! Выкуп! Так было раньше:
Самое простое, о чем просили жениха, так это принести ящик шампанского, спеть песню о любви или восклицать о том, как сильно он любит невесту. Самые изощрённые же гости поили свидетеля и жениха крепкими спиртными напитками прямо из туфельки невесты, а потом заставляли танцевать танец маленьких лебедей или стриптиз!
Так бывает чаще всего сейчас: «Мы украли невесту! Что нам делать дальше? Какой выкуп за неё попросить?» Видимо гости наконец поняли, что снимать с жениха одежду и заставлять потеть свидетеля уже моветон, а вот ясное осознание того, что нужно что-то украсть на свадьбе осталось…(к слову говоря, украсть могут не только невесту, но и её обувь, одежду, бокалы, шампанское и даже тёщу)
И что же делать дальше?
Во-первых, нужно определиться, насколько быстро вам необходимо вернуть невесту, может она в данный момент в одной туфельке стоит на улице за углом ресторана, удерживаемая дядей Пашей в минус пятнадцать мороза и вопрос решить нужно одноминутно. А может брат Виталик повёз невесту прокатиться по третьему транспортному кольцу, чтобы жених поволновался и нужно потянуть резину, пока Виталику вправят мозги.
Если вопрос решить нужно быстро можно:
Вариант №1.
Жених с друзьями исполняет для невесты рэп текст которого показан на экране, но некоторые слова в тексте заменены на картинки и чем необычнее эти картинки, тем интереснее получится рэп
Вариант №2.
Сделать из друзей жениха настоящий оркестр, под который жених исполнит любую известную песню. Кто-то из его друзей будет гитарой, кто-то барабанами, труба и т.п., пусть ребята создадут оригинальную музыку, а жених споёт
Вариант №3.
Показать на экране сцену из любого слезливого сериала, в которой молодой человек эмоционально признается в любви своей возлюбленной или просто разговаривает с кем то на эмоциях, и предложить жениху озвучить это видео, только как-будто это он признаётся в невесте.
Вариант №4.
Заготовить с десяток самых необычных и интересных слов, как существительных, так и прилагательных или глаголов (можно распечатать на листочках или показывать на экране) и попросить жениха признаться в любви невесте, используя эти слова.
Вариант № 5.
Озвучить речь Путина В.В. показанную на экране, как бы он описал невесту.
Вариант № 6.
Подготовить небольшой квест по ресторану, в ходе которого жених найдёт невесту, при этом на каждом этапе в компанию жениху должны присоединяться все большее количество гостей.
Вариант №7.
Устроить соревнование команде жениха и его друзей с командой похитителей невесты. Придумать любые испытания! Например на скорость собрать предметы в зале на каждую букву девичьей фамилии невесты, какая команда быстрее.
Вариант № 8.
Предложить жениху исполнить танец любви для возлюбленной, а всех гостей его поддержать, повторив за ним все движения, которые он придумает. Можно заранее дать этим движениям название (движение любимая — показываем сердечки, движение красивая — водим двумя пальцами перед глазами и т.п.) гости легче запомнят движения.
Итак, совет ведущему: если невесту уже украли — не надо переживать, надо сделать из этого настоящее шоу, только сначала с похитителями об этом договориться. Главное, всегда иметь заготовки и сценарии выкупа на этот случай.
Совет гостям: если фантазии хватило только на то, чтобы невесту украсть, а дальше ступор — идите к ведущему, он вам поможет! Не надо только вспоминать старые дедовские методы и со словами «испокон веков так было!» поить жениха и свидетеля из обуви невесты.
Самого свадебного позитива всем, читающим эту статью! Ваш начинающий блогер Евгения Резниченко!
«Семья мужа — твои хозяева» Жестокое воспитание, похищения и изнасилования — как свадебные традиции на Кавказе побеждают законы
Не так давно глава Чечни Рамзан Кадыров поручил выделить двум сотням женихов, столкнувшимся с финансовыми трудностями из-за коронавируса, средства на выкуп невест. Цену невесты установили в 50 тысяч рублей. Это одна из многих свадебных традиций, которые до сих пор популярны на российском Кавказе. Есть и другие, гораздо более жестокие — от похищения невесты против ее воли до изнасилования, чтобы она не могла вернуться домой. По просьбе «Ленты.ру» журналистка Лидия Михальченко записала монологи женщин из Чечни и Ингушетии, чтобы узнать больше об их свадебных обычаях и нравах кавказских женихов.
«Муж должен обращаться «эй», а не по имени»
Зарема, 25 лет, Ингушетия
Меня украли в 2013 году. Я была не против выйти за него замуж, была влюблена, но не знала, что он планирует украсть, ругала его. После того как меня украли, с моими родителями шли многочасовые переговоры. Сторона мужа и я сама убеждали отца дать согласие — без него я не могла сделать этот шаг. Отдельная история была потом примирить родных с мыслью, что я замужем, и наладить дипломатические связи.
У ингушей очень сильные обряды избегания (по традиции, жених должен избегать встреч с будущими тещей и тестем — прим. «Ленты.ру»), и родственники со стороны мужа и жены начинают общаться друг с другом только после официального действа, которое называется мероприятием сватов.
На свадьбе я стояла в уголке зала пять с половиной часов подряд, как положено, чтобы вся родня мужа подошла ко мне и что-то пожелала. Ноги затекли, ломило спину, было жарко и дышать тяжело. Сестра свекрови сказала, что отведет меня куда-то отдохнуть, но ее отвлекли, и она забыла. Тут пришла новая порция родни, я осталась стоять. Как мумия, вся закутанная в белое. Как памятник. Проявлять активность не положено.
Фото: Елена Афонина / ТАСС
Гости решили мне «развязать язык». Такой свадебный обычай — добиться, чтобы невеста заговорила. Например, суют деньги — надо принять, или, такое на свадьбах нередко бывает, подходит гость со стаканом воды для повода и спрашивает: «Ты мне даешь разрешения выпить эту воду?» И она тогда вынуждена ответить: «Пей на здоровье». У моих родственниц было, что родственники мужа на свадьбе вуаль поднимали невесте и ее рассматривали. Мне надарили денег, которые я должна была отдать свекрови.
Вечером все по новой. Пришли друзья жениха, меня опять отвели в угол стоять на три часа. Некоторые гости заявляли, что я страшная — прямо вслух. Говорили, что жених красивее меня, что я «загубила парня». Я тогда поразилась: о чем они, какого парня? Я была едва после школы, а ему за тридцать, это был его третий брак! Но потом я узнала, что это обычная практика. Юным девушкам, даже если засватал лысый пятидесятилетний разведенец, тоже говорят «сгубила парня».
Наутро после свадьбы и у чеченок, и у ингушек есть обязанность подмести двор, еще до зари. Желательно свой и соседский, как Тимур и его команда. Встать надо раньше свекрови в любом случае. За поведением младшей невестки пристально следят. Я просто не ложилась спать в ночь свадьбы.
У бывшего был очень властный отец, дома его все слушались, и меня он переименовал. Ему нравилось имя Хава, а меня зовут иначе. Родственники, зовущие меня прежним именем, навлекали на себя гнев свекра, и я всех предупредила, что при нем ко мне лучше обращаться просто «ты». Ему никто не смел перечить. Глава клана все-таки, это много значит. Я помню свое чувство безысходности от несправедливости, не могла это принять. А потом свекровь убедила мужа, что в Коране, в какой-то суре, упоминается мое оригинальное имя — значит, оно достойное. Он согласился. Я ликовала, что мне вернули частичку себя.
По традиции, супруг не имеет права называть жену по имени, особенно в присутствии посторонних. Он должен обращаться «эй», либо «женщина», некоторые говорят «зуда» — в переводе «жена». И женщина не имеет права по именам называть родню мужа. Придумываются какие-то прозвища. Если у мужа несколько братьев, надо их как-то по-разному называть. Допустим, «старший», либо как-то трансформировать имена. У мужа была сестра Марина, а я ее называла «малинушкой». Других сестер я звала по-ингушски «красивая девушка», «хорошая девушка», «добрая девушка» либо тоже «старшая», «младшая» — такой этикет.
Фото: Сергей Фадеичев / ТАСС
Две тети моего мужа говорили мне, что я страшная. Это не только мой случай — соседке, молодой невестке, то же самое приходилось слышать, и моим подругам от семей мужей. Хотя грубое обращение с невесткой ингушский эздел (свод традиционных правил — прим. «Ленты.ру») резко порицает. Прямых оскорблений я не слышала, гнобят по-другому: воспитывают, придираются, требуют порой противоположных вещей, чтобы было чем попрекнуть. Если за девушкой кто-то есть, за это может прилететь — если у нее мощный клан, родные впрягутся, ведь это не только ее, а всю семью оскорбляют. А если за ней никого нет, чего угодно можно ждать.
Когда я пожаловалась своей семье на супруга, никто не вмешался. Родные братья живут далеко, а двоюродный сказал, что теперь семья мужа — мои хозяева. Уживайся или разводись.
Мало того что на нас лежат эти повинности, в традиции нет каких-то благ для новобрачной. Например, нет медового месяца и свадебного путешествия. Сейчас это практикуют состоятельные люди — куда-то ездят. Но не сразу после свадьбы. Это не принято, неприлично. Первые дни молодая жена должна стесняться, она присесть не имеет права, надо стоять все время, особенно перед старшими. Невестка не имеет права на собственное время, не может сама определять, когда отдохнуть, когда зайти в свою комнату. Она — бесплатный трудовой ресурс, да. Патриархат именно в этом: молодые женщины на самой низшей ступени и всех должны обслужить.
Девочкам внушается, что чем скромнее у нее запросы, тем более она богоугодна. А мужчина может безнаказанно свалить в закат, даже не разводясь. Или позвонить старшим родственникам жены и просто на словах объявить развод по телефону. Такое бывает в Ингушетии, даже если у них уже шесть детей и семья без крыши над головой. Причем все годы брака он может запрещать ей работать и учиться.
Мне муж с ходу зарядил пощечину уже на третий день моей жизни в их доме, когда увидел одежду, которую я привезла. «Что ты привезла? Я разрешаю только длинные юбки, длинные рукава и большой платок». Но я даже не успела ничего из этого поносить. До свадьбы он меня видел в привычном облике — юбка до колен, тонкая полоска косынки на распущенных волосах, блузка с рукавами по локоть.
Я смешливая была очень в юности. Однажды я смеялась, болтая с его родственницей и ее сыном во дворе. Муж подошел ко мне с каменным лицом и сжал локоть до синяка. Потом объяснил: громко смеялась.
Сколько раз я простужалась, когда бегала зимой от дома к кухне, которая у мужа была отдельным флигельком во дворе, — готовка, стирка, все там! Подавать мужу и его родителям надо горячее и сейчас приготовленное. Поэтому бегаешь сотню раз через этот двор. Разве что они решат поесть в кухне, тогда проще.
Фото: Магомед Чабаев / «Коммерсантъ»
Мой брак длился два года. Муж мне прислал развод по СМС. Я осталась ни с чем. Мне и правда было неудобно чего-то требовать, хотя я работала в браке и вкладывалась в общее имущество. По шариату в случае развода женщине полагается очень много, а вот получит ли она это — зависит от ее родителей: насколько они могут показать характер и потребовать исполнения условий. Муфтият может встать на сторону женщины, но не вправе принудить, наложить санкции. У них нет инструментов.
Я всегда боялась, выйдя замуж, что будут дети, а я даже не успела окончить колледж, только школу. Накоплений и недвижимости у меня нет. Дом деда отошел брату — ему надо семью заводить, так мама сказала. Поэтому поступила в университет сразу после развода.
Теперь я дипломированный социолог, учусь в аспирантуре и изучаю нашу культуру изнутри. У нас тут смешались все виды патриархата. Например, патриархат сыновей — он проявляется в том, что мужчины хотят все «ништяки» предыдущих патриархальных поколений и при этом не хотят нести никакой ответственности, которую несли предыдущие поколения мужчин. Патриархат отцов подразумевает обязанность мужчин обеспечивать семью, брать на себя тяжелую работу, а патриархат сыновей другой — они хотят полного подчинения женщины и обслуживания, но не хотят быть обязанными взамен. Например, когда речь заходит о домашней работе, забывают, что по исламу она мужчине не чужда, и сразу прыгают на вайнахские традиции, где мужчине зазорно взять на руки ребенка, пойти с женой в магазин, развесить постиранное белье.
«Палил в воздух в честь молодоженов — попал в плечо сестре»
Обо мне произошел довольно простой разговор. Есть фиксированная муфтиятом сумма выкупа — 40 тысяч рублей. Все, что сверху, дают по возможности. Поэтому не было долгих торгов, а была принятая в таких случаях дипломатическая беседа: отдают или нет. Мой отец сказал «да», и сваты еще покушали и попили чаю. Если отец невесты отказывает, угощение им не предлагают.
Пришлось прятаться. У вайнахов, когда девушку сватают, она нигде не фигурирует, сидит у себя в комнате. Мужчины решают, за сколько выкупают, девушка не свидетель этого. Меня засватали по исламу, и я его знала, мы обоюдно хотели пожениться.
Свадьбы играют в двух актах. Первая свадьба — в доме невесты, а другая, когда невесту забрали, в доме жениха. В каждом роду есть активные женщины, которые постоянно организуют свадьбы, находят ресторан, артистов зовут, готовят дом для торжества.
Фото: Саид Царнаев / Reuters
Многие этого не одобряют, но явление не изжило себя. Начинаешь спорить, поборники всего традиционного говорят: «Ты пытаешься разрушить нашу идентичность, наше славное прошлое, ты раздуваешь единичные случаи». Очень сложно понять, что заставляет людей держаться за такую привычку, когда на чаше весов безопасность близких и их собственная. Разве одна сохраненная жизнь не стоит отказа от такой «русской рулетки»?
За мной на свадьбу ехали в село. Есть обычай в Ингушетии и Чечне — перекрывать дорогу кортежу, который едет за невестой. Дети просят выкуп за проезд, им дают какую-то мелочь. Если в это время кто-то торопится, может, в больницу или роддом, может попасть в эту пробку.
Есть еще забава, уходящая корнями во времена гужевого транспорта, когда всадники из семьи жениха конкурировали за место в кавалькаде рядом с повозкой невесты, что считалось признаком особой удали. Наездники состязались, кто поедет рядом с невестой и кто дольше продержится. В XXI веке вместо лошади автомобиль, и часто слышишь о ДТП со смертельными исходами на свадьбах. Защитники традиций взяли манеру бороться и за этот обычай. Хотя сам факт, что он создает угрозу, уже достаточное основание, чтобы избавиться от него. В этом смысле мне повезло: были аварийные ситуации в кортеже, но всерьез никто не пострадал.
Самым сложным для меня было соблюдение бытового этикета после свадьбы. Например, спать ложиться не раньше, чем ляжет свекровь. Особенно это тяжело через три-четыре месяца после свадьбы, когда ходишь с первой беременностью. Слабость, токсикоз, но готовка, уборка и демонстрация уважения ко всем родным — само собой.
У нас любая проблема лечится женитьбой. В Чечне, по-моему, это национальный спорт — всех переженить. Парень наркоман? Родителям будут советовать его срочно женить. Алкоголик — женить, шляется непонятно где — то же самое! Девушкам советуют замужество от хандры, от проблем с родителями, от экономических сложностей и безработицы. И почему наши люди так уверены, что вступление в брак — решение всех проблем? Мне повезло — мой муж не диктатор и не тиран, мы благополучно выехали из Чечни и живем теперь в другом регионе. Но некоторые мои подруги попали в семьи, где мать мужа всем заправляет, а муж не спорит с мамой — делай с невесткой что хочешь.
Вообще, пока на Кавказе не поймут и не научатся ставить человеческую жизнь, права и свободы выше всех этих представлений, так и будут шокировать себя и других всем этим безобразием. Когда наши мужчины ввязываются на пустом месте в драку или стрельбу, мы говорим или пишем про это в соцсетях: «дебилы». Но если критикуешь любую традицию, на тебя сыплются упреки: «Ты что, хочешь быть как русская?».
«В позднесоветские времена давали десять рублей за невесту»
Патимат, сваха, Чечня — Ингушетия, 56 лет
Фиксированная такса выкупа — не новое явление. В позднесоветские времена давали десять рублей за невесту. По исламу сумма может быть минимальной, хотя бы символической. На Кавказе деньги обычно идут на покупку вещей для невесты.
Выкуп невесты — это не купля-продажа, это деньги, которые отдаются невесте. Есть квота — муфтият установил 40 тысяч, официальный потолок, несколько лет назад. Сейчас урду (выкуп) в Чечне и Ингушетии колеблется от 25 до 40 тысяч рублей. Но, например, мой брат дал полмиллиона рублей за девушку. Невесте дал — и отдельно калым 40 тысяч.
Это ритуал. Старики рода жениха вручают деньги отцу невесты, а потом так, чтобы старики не видели, отец или дядя жениха отдают, сколько хотят, невесте или ее матери в руки.
Обычно от этого момента до свадьбы проходит месяц. Потом назначают день, обычно воскресенье, и едут на красивых машинах, нарядные, забирать девушку. В Ингушетии целая вереница машин, а в Чечне Кадыров наложил ограничения: только два автомобиля.
Меня саму украли, а уже потом отдали отцу калым. Мой муж сказал, чтобы мои родители ничего не привозили, никакого приданого. Он был состоятельный человек, полностью обеспечил. Другие придираются, смотрят, что девушка привезла с собой, оценивают.
Невесту ведут на место, где она будет стоять все время празднования чеченской свадьбы
Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС
В исламе женщина вправе требовать махр — имущество, которое жених дает невесте и при разводе оно остается у нее. Я бы так сказала: на Кавказе это — пародия на махр. Согласно религии, это подушка безопасности для женщины. Например, в Пакистане это 600 граммов золота. Половину мужчина выплачивает при заключении брака. А если случается развод, муж обязан заплатить вторую половину. Это обязанность по закону. То есть не захочет сам — суд его принудит. А у нас на Кавказе наши набожные авторитеты любят говорить про финик в качестве махра или даже косточку от финика. В мечетях на Кавказе на проповедях говорят: та девушка благонравна, которая в качестве махра просит косточку финика.
На Кавказе считается, что девушка может попросить деньги у будущего мужа, но о гарантиях говорить не принято, не оценят, засмеют. Брачного договора не существует. После мусульманской женитьбы кто хочет — тот идет в загс. Но это если документы какие-то нужны. В целом юноши, мужчины чаще ищут возможность вступить в брак, чем девушки.
Молодежь выкручивается как умеет. Кто-то до сих пор ворует невест, кто-то уезжает и ищет девушек в других регионах. Но чаще всего невесту крадут не из-за того, что нет денег на выкуп, а потому, что родители ее не отдают. В наши дни если похитил девушку — обяжут платить штраф, миллион рублей в мечеть. Это рассматривается как похищение, преступление.
Родители могут не согласиться на брак дочери, потому что сами хотят выбрать жениха. У них свои виды на претендентов. У нас говорят «нашел дочке хорошее место», имея в виду замужество. Еще особенность — говорят, прямо переводя на русский, «она за ними» замужем, но не «за ним». То есть предполагается, что за целой семьей, что женщина растворяется там, в тейпе мужа. К сожалению, не все семьи дают дочерям настоящую свободу выбора. По исламу запрещено на девушку давить. Сейчас чаще выдают за того, за кого девушка хочет, отказов почти не бывает.
В мои 17 лет ко мне сватался 40-летний друг дяди. Я отказала. А потом меня украл будущий муж. Его самого я потом неделю не видела, зато сразу пришли старики и спрашивают, согласна я или нет. Я молчу, потому что нельзя вслух говорить «да», неприлично. Молчание — знак согласия. Меня верно поняли. Если девушка отказывается, ее отвозят домой.
В некоторых случаях ее снова похищают, и тогда это может плохо кончиться. Были инциденты со стрельбой и убийствами. В отношении похитителя могут возбудить уголовное дело, сейчас очень серьезно к этому относятся. Поэтому парень должен тысячу раз подумать, прежде чем красть. Сейчас этого практически не делают даже по сговору.
В последние год-два я не слышала, чтобы кто-то воровал невест. Хорошо, что это запретили. В каждом селе — имамы, которые несут ответственность за это. В Чечне с этим особенно строго. Могут даже выдворить из села семью, которая удерживает девушку. Если в итоге ее забрали родители, то похититель платит 200 тысяч рублей. А если девушка все-таки осталась в этой семье, то это уже миллион. К сожалению, девушка может принять решение остаться еще и в том случае, если ее изнасиловали после похищения. Тогда вернуться — позор. Кто хочет все сделать по традиции, сам не приближается к девушке. Ее крадут родственники жениха, а в доме она находится с его сестрами.
В Ингушетии очень важно, чтобы жених не виделся с родителями невесты. Даже бабушек и дедушек со стороны невесты обязан избегать. С сестрами и братьями жены может общаться. В Чечне проще. Зять может видеться с тещей и тестем. В семье моего мужа были строгие порядки, никаких вольностей. Жене не разрешалось садиться за стол с мужем. Мои родители придерживались более либерального образа жизни.
Что было и остается неизменным — девственность. Это самый важный критерий выбора невесты. Если девушка не девственница, ее с позором отправляют домой. В Чечне и Ингушетии проверок перед свадьбой не делают. В Дагестане это практикуют — приводят девушку к гинекологу.
В Ингушетии у баталхаджинцев практикуется женское обрезание. Необрезанную в их обществе замуж не возьмут. Это страшно. Их авторитеты говорят, что девушка не должна «получать страсти» с мужчиной, поэтому удаляют самое чувствительное место. Это африканский обряд — превращение человека в тело для рождения детей. Бедные девочки, которым пришлось это пережить!
У нас сейчас молодежь делится на ваххабитов (салафитов) и традиционных мусульман. Салафиты — это новая волна. Они вообще не спрашивают взрослых. Идут и женятся, старики у них не пользуются авторитетом. Они заявляют, что подчиняются только религиозным нормам. В этом смысле жена обязана слушаться мужа, но не родителей. Салафиты не хотят жить с родителями после женитьбы. Они подражают арабам в образе жизни. Часть молодежи обучалась в исламских университетах Ближнего Востока и привезла оттуда их ценности. Они могут отметить свадьбу в ресторане, но без музыки. Суфии же празднуют по старинке — с музыкой и плясками. Обычно на свадебный банкет уходит от 450 до 500 тысяч рублей. Бывает очень интересно и весело.
Я хочу, чтобы остались полезные традиции. Например, в Ингушетии строго придерживаются правила, что младший или единственный сын женится и остается с родителями. По правилам он должен жениться последним, вслед за старшими братьями. Соответственно, когда родители стареют, он и его жена за ними досматривают. Если младший хочет жениться раньше братьев, те должны ему разрешить. Впрочем, мне известны семьи, где родители сами отделяют всех женатых сыновей.
Честно говоря, в последние годы ситуация не радует. В Чечне и Ингушетии безработица, молодежь не работает, у людей материальная неустроенность. Кто побогаче, стараются взять вторую жену. Причем первая может об этом и не знать. Из-за этого драмы с драками бывают, но ни муфтият, ни имамы этого не осуждают.
Развитие свадебных вайнахских тенденций идет сейчас двумя путями. Первый — в сторону европейской раскрепощенности, второй — в подражание арабам, в религиозность. Примерно 50 на 50. Вот только в загс у нас вообще почти не ходят. Помнится, лет десять назад в Ингушетии власть взялась внедрять женитьбу во дворцах бракосочетания после визита к мулле. Но не прижилось. Народ не понял.