что делать если домогается отец
Личный опытПусть сгорит в аду: Меня домогался отец
Почему о сексуальном насилии в семье не принято говорить
Интервью: Александра Савина
Иллюстрации: Катя Дорохина
Свою историю рассказывает Анастасия Бортникова.
Детство
Мои родители — программисты. Мама встретила папу в МГУ: она училась на математическом факультете, а он — на физическом. Я родилась, когда маме было двадцать; незадолго до этого они поженились, и мне кажется, что ребёнка они не планировали. Когда мне было три года, мама только писала диплом. МГУ она так и не окончила: был трудный девяносто второй год, пришлось уехать в Волгоград, к родственникам, которые могли помочь с детьми.
Совсем недавно я узнала, что до мамы у отца была другая жена. Она провела с ним год и сбежала, не выдержав давления. Последней каплей, с её слов, стал эпизод, когда она прибежала в перерыв между лекциями в общежитие, чтобы разогреть ему обед: «Всё поставила на стол, налила чай, положила сахар и не размешала. Он заявил: „Мне не нужна жена, которая не размешивает мне сахар в чае“. Я сказала: „Ну, не нужна — я пошла“, — собралась и ушла — и больше не вернулась». Она показала свои свадебные фотографии, а ещё рассказала, что после мама однажды попала в психиатрическую больницу — похоже, что с нервным срывом.
Когда мне было три года, у меня появился брат. Мы снова переехали, на этот раз в Астрахань. Жили бедно, в деревянном доме с кривым полом, в котором были мыши, газовой печкой, самодельной канализацией. В детстве я не придавала этому большого значения, но сейчас очень злюсь, когда думаю об этом. Как можно заводить детей в таких условиях?
Недавно мы встретились с моим братом. Сейчас ему двадцать один, он агностик и тоже переосмыслил многое из нашего детства. Он поделился со мной важной мыслью: как лицемерна была наша семья
В какой-то момент родители увлеклись православием. Мы стали молиться перед едой и после неё, строго постились, каждое воскресенье ходили на богослужения, а потом мы с братом шли в воскресную школу. Каждое лето нас отправляли в детский православный лагерь при училище Анатолия Гармаева. В интернете его называют сектой.
Я была очень замкнутым ребёнком, до шестнадцати лет у меня почти не было друзей. Семья предъявляла к моей учёбе много требований, и в школе я была типичным ботаником: у меня списывали, меня подкалывали, дразнили за внешний вид. В седьмом классе был случай: на уроке учительница спросила, кем мы хотим стать. «Актрисой», «продавцом», «президентом», — говорили все, а я, помолчав, серьёзно сказала: «Монахиней». Это была ошибка, о которой я долго потом жалела.
Позже в нашей семье родились ещё двое детей — мои брат и сестра. Нас стало четверо. Потом я уехала учиться в Петербург, а сейчас живу и работаю в Москве. В Астрахань я ни за что не вернусь. Недавно мы встретились с моим братом. Сейчас ему двадцать один, он агностик и тоже переосмыслил многое из нашего детства. Он поделился со мной важной мыслью: как лицемерна была наша семья. Как бы плохо ни было, все всегда улыбались и делали вид, что всё замечательно. Все делали вид, что ничего не происходит.
Мой отец, мягко говоря, очень консервативный человек. В доме он был единоличным хозяином, и все решения нужно было согласовывать с ним. Помню, как мы ходили на рынок покупать одежду и всегда переживали, понравится ли папе. Если не нравилось, носить её было нельзя.
Если он обижался на что-то — а обижался он часто, — вся семья ходила по дому на цыпочках. Не помню, чтобы нас били, но эмоциональное давление хуже всего. Помню, как он кричал, мама плакала, а потом вытирала слёзы и возвращалась в режим покорности и самоиронии. Помню, как часто он осуждающе говорил о её еде, притом что мама одна готовила, убирала дом, заботилась о детях, а параллельно работала.
Однажды мама рассказала историю: был поздний вечер, зима, а отец всё не возвращался с работы. Мама переживала, позвонила бабушке, а та предположила: «Может, он у девушки какой?» «Лучше бы у девушки, чем на улице, — сказала мама. — Зато ему там хорошо и тепло». Иногда он напивался. Как-то раз пришёл домой очень пьяным, прямо перед вечерним поездом в другой город. Мама кричала и била его по щекам.
Всех нас он как будто считал своей собственностью. Мы даже говорили с ним об этом, и он заявил, что до свадьбы каждая женщина принадлежит своему отцу, а после — мужу. Личное пространство тоже никто не ценил, двери в комнаты закрывать было нельзя. В десятом классе я случайно нашла в городе место, о котором мечтала всё детство, — судостроительный кружок. Мы делали корабли и мечи из дерева, стреляли по мишени на заднем дворе, а весной планировали отправиться путешествовать на яхте. Это были две недели моего беззаветного счастья. А потом папа узнал об этом. Он запретил мне ходить туда под предлогом, что мне нужно готовиться к ЕГЭ.
Как всё началось
Мне было восемь, когда отец впервые приставал ко мне, или это был первый случай, который я помню, — мама уехала в командировку в другой город. «Мне одиноко, давай ты сегодня поспишь со мной в кровати», — сказал папа. Я легла в кровать — она была огромная и совсем не скрипела, как моя, и не нужно было забираться на второй этаж. «Как здорово», — подумала я. А потом он обнял меня и залез ко мне в трусики. Я не понимала, что происходит, меня сковал ужас, я шёпотом говорила, что расскажу всё маме, а потом убежала к себе в комнату. Но мама вернулась, а я так и не решилась ей рассказать.
Сейчас, спустя время, я иногда думаю о том, почему не поговорила с ней тогда. Кажется, было слишком страшно и неловко. Кажется, я даже сказала вскользь, что он вёл себя плохо, пока её не было, но она не стала уточнять подробности. Позже я читала статьи на тему сексуального насилия над детьми. Многие сходятся в том, что мать должна заметить изменения в поведении своего ребёнка. И если она их не видит, возможно, она не хочет видеть. Не знаю, правда ли это, но мне сложно простить её за то, что она меня не защитила. К тому же подобные случаи повторялись.
Это происходило не очень часто. Память об этих моментах очень фрагментарна, и я долгое время держала это глубоко в себе — наверное, так работают защитные механизмы психики. Иногда в минуты сомнений я думала: а что если ничего не было?
Почти все теряются, не зная, что сказать. Люди понимают, что ребёнок не может дать согласия на такие вещи, не может спровоцировать такое поведение
Мне десять, мы идём в баню, потому что дома нет горячей воды, и мама уходит куда-то, а отец моет меня. Мне стыдно и неприятно от того, что он трогает меня везде. «Чего ты стесняешься? — говорит он, улыбаясь. — Я же твой папа».
Мне пятнадцать, и мы всей семьёй едем в отпуск. Отец выпивает и спрашивает, умею ли я целоваться. Обещает научить. Меня охватывает отвращение. Я не хочу с ним разговаривать. В такие моменты я чувствовала смесь страха, непонимания, презрения и стыда.
Лет в семнадцать я прочитала рассказ Чарльза де Линта «В доме врага моего» и сразу узнала в нём себя. Это было очень сильное впечатление. Кажется, в тот раз я впервые почувствовала столько злости. «Кто-то из посетителей написал в книге отзывов на выставке: „Никогда не прощу виновных в том, что с нами сделали. Не хочу даже пытаться“. „И я тоже, — сказала Джилли, прочитав эти слова. — Помоги мне Бог, я тоже“».
Разговор
Первой, кому я через много лет рассказала свою историю, была моя психолог, следующим — мой близкий друг. Мне очень повезло, они дали мне почувствовать, что понимают и поддерживают, так что я стала больше верить своим эмоциям. Это тема, о которой обычно не говорят. А мне очень хотелось услышать реакцию людей, которым я доверяю, увидеть всё со стороны. Это действительно ужасная ситуация? Или это ерунда, ведь ни до чего по-настоящему плохого дело не дошло? Я как будто не могла оценить эту ситуацию сама.
С мамой о том, что произошло, я поговорила только в прошлом году — это была переписка. Я нашла в себе силы сделать это, потому что у меня есть младшая сестра и мне не хотелось, чтобы что-то подобное произошло с ней. Я взяла с мамы обещание, что она поговорит с сестрой на эту тему. Даже прислала ей хороших статей, например вот эту. Мама поверила мне, но я не совсем поняла её реакцию. Мне кажется, она была поражена, но не знаю, действительно ли она никогда об этом не догадывалась, учитывая, что она живёт с этим человеком уже двадцать пять лет.
Не знаю, чем именно закончился разговор родителей, но мне известно, что отец не стал ничего отрицать. Через несколько дней он прислал мне сообщение с единственной фразой: «Люди никогда не меняются
к лучшему через ненависть»
Не знаю, чем именно закончился разговор родителей, но мне известно, что отец не стал ничего отрицать. Через несколько дней он прислал мне сообщение с единственной фразой: «Люди никогда не меняются к лучшему через ненависть, осуждение или приговор. Мы меняемся через прощение, любовь и веру в собственные силы». Да пусть сгорит в аду.
Сейчас я не общаюсь ни с кем из родственников. Я чувствую, что у меня нет на это сил и желания. Я как будто вырастила в себе внутренний барьер, который оберегает меня от того, что небезопасно и может причинить мне вред. Я не доверяю родственникам и не хочу сообщать им информацию о моей жизни. И я до сих пор чувствую много обиды и злости. Возможно, когда-нибудь я смогу это отпустить, но сейчас я слабо в это верю.
Я очень люблю свою сестрёнку. У меня даже были мысли забрать её в Москву, вытащить из этого жуткого места. Но это безумная идея: я понимаю, что не могу взять на себя ответственность за воспитание подростка. Совсем недавно мы встретились с братом, который сейчас учится в магистратуре МГУ. Внезапно я нашла в нём единомышленника. Рада, что во многих вещах он согласен со мной. Думаю, мы продолжим общаться.
Конечно, я не рассказываю людям свою историю сразу же при знакомстве. Иногда, если речь заходит о моём детстве и о родителях, я осторожно говорю, что это сложная тема. Но часто говорю прямо, что мы не общаемся и я разорвала с ними отношения. В такие моменты людям очень легко меня осудить. Не знаю, кого они представляют в своей голове, глядя на меня, но многие начинают читать мораль. Знаете, что я думаю об этом? Для меня нет никого дальше родителей.
Мне 30 лет, мой отец меня домогается
Вопрос психологам
Спрашивает: Мария, 30 лет
Категория вопроса: Семья
Получено 4 совета – консультации от психологов, на вопрос: Мне 30 лет, мой отец меня домогается
Ответов на сайте: 20361 Проводит тренингов: 0 Публикаций: 6
Здравствуйте,Мария.Вам следует избегать отца,жестко и строго с ним говорить и не поддерживать разговор,уходить и не слушать речи вдогонку.Если не помогает-обращаться за помощью к маме.А лучше всего,уходить на съемное жилье,и пусть родители оплачивают,если не можете Вы.А так же,важно основательно заняться своей самооценкой и находить достойного партнера,с которым можно бы было строить отношения.Работу с самооценкой можно выстроить с психологом.
Ответов на сайте: 4286 Проводит тренингов: 1 Публикаций: 83
Вы пишите о том что ваш отец вас домогается, вы вполне можете дать ему отпор и постепенно понимаете насколько сильно зависимы с детства от его поощрения.
Так же вы пишите что финансово зависимы от них. Но вы не уточняете от кого конкретно вы зависимы. Из ваших слов можно предположить что кроме отца и вашей дочери в семье присутствуют еще взрослые люди.
Описав ситуацию, вы не формулируете вашего вопроса к психологам, а скорее будто просто жалуетесь на нее. Сложно понять чего вы ожидали написав сюда. Вашу проблему финансовой зависимости за вас никто здесь не решит.
Если ситуация для вас совсем неразрешима, то можете обратиться в центр социальной помощи для женщин подвергающихся домашнему насилию.
В связи с этим я бы хотела обратить ваше внимание на следующую вещь опасную не вам, а вашей дочери. Вы не уточнили каков ее возраст, но предупредить я обязана. Если ваш отец наслаждается властью и призывает вас к инцесту, но с вами не решается переходить к активным действиям, а только говорит об этом, то очень велика вероятность что с девочкой он ведет себя более уверенно. А это значит что только вы можете ее защитить.
Подобные преступления разворачиваются всегда в условиях когда:
— об этом все молчат или делают вид что ничего не происходит
— не выносят, так сказать, сор из семьи и очень заняты своими личными проблемами
— человек подвергающийся сексуальному насилию находится в зависимом положении
Так как дети всегда в зависимом положении и их легко убедить в том чтобы они молчали, а их матери молчат или делают вид что не замечают лишь бы не утратить финансовое благополучие, то они являются самой доступной добычей насильника. Наиболее распространенный по статистике возраст в котором девочки подвергаются изнасилованию и домогательствам со стороны старших членов семьи это от 3/4х до 14ти лет. В более взрослом возрасте девочки просто пытаются убежать из дома, но сожалению в силу такого воспитания попадают в руки других насильников или абьюзеров.
Откройте глаза на реальность. Будьте бдительны и не увлекайтесь слишком жалостью к себе, а внимательно понаблюдайте что происходит в семье по отношению к вашей дочери. Сделайте все возможное чтобы исключить факторы приводящие к беде и начните с себя, так как вы уже не ребенок. Никто кроме вас не заступится за вашу дочь и не научит вас зарабатывать деньги на себя.
Ваш Психолог, Гештальт терапевт. Консультации в Петербурге и Skype
Как защитить ребенка от растления и сексуальных домогательств?
Мало родителей задаёт такой вопрос, обычно их гораздо больше интересуют простые проблемы типа того, как приучить к самостоятельному сну, мотивировать на учёбу, как объяснить, почему мама и папа развелись, и как не срываться на ребенке. Отчасти родители не задают этот вопрос потому, что думать о педофилии неестественно, а в отношении своего ребенка просто страшно.
По статистике 11-15% детей подвергается сексуальному насилию, растлению или развратным действиям со стороны взрослых. И это только зафиксированные данные. Даже если брать нижнюю границу – 11% — это каждый 10-ый. В вашей группе детского сада 20 человек? Так вот, двое из них либо уже подвергались насилию, либо подвергаются сейчас, либо это ждёт их в будущем. Милые малыши, которых вы знаете.
Родители не заметили?
Большинство случаев сексуальных домогательств в отношении неполовозрелых детей совершается близкими родственниками или людьми из ближайшего окружения семьи. И под большинством подразумевается по результатам различных исследований от 85 до 90%. Т.е. это подавляющее большинство, практически все случаи растления и сексуального домогательства. При этом не наблюдается статистически значимых различий в образовании, социальном статусе, семейном положении у взрослых, совершающих развратные деяния. А согласно ряду статистических исследований более половины педофилов – люди из интеллигентных семей. Это факт. И именно этот факт является основой того, что большинство случаев насилия над детьми остаются не замеченными родителями!
Однако нельзя сказать, что нет никакой вины родителя в том, что он не заметил и не помог ребенку, не спас его.
Во-первых, потому, что ситуации с использованием ребенка в качестве сексуального объекта родственниками или ближним кругом обычно длятся достаточное время, порой годами. И за это время неоднократно можно было бы уловить сигналы, настроения ребенка и дать себе труд разобраться в ситуации.
Во-вторых, что самое важное – большинство детей, которые становятся жертвами систематического использования, это дети брошенные. Нет, не в социальном плане, а в эмоциональном. Социально, «по пунктам» ребенок может быть очень благополучен и жить в нормальной семье, но эмоционально отдалён от родителей, по каким-то причинам лишен их искреннего внимания. Именно такие дети чаще всего становятся жертвами «мирного педофила». Причём родители такого ребенка или искренне не понимают, что у них с сыном или дочкой есть эмоциональные проблемы общения, или сознательно не обращают на это внимания – я его обеспечиваю, я всё для него делаю, он присмотрен и вообще у нас хорошая семья.
Большинство родителей, обращающихся ко мне за профессиональной помощью по абсолютно разным поводам, описывая причину обращения, подытоживают свой рассказ словами – у нас хорошая семья, недостатка в любви нет, времени детям я уделяю достаточно. И они действительно так думают, не улавливая разницу между качеством и количеством, например, а эта разница порой действительно трудноуловима. Жертвой «педофила-насильника» может стать любой ребенок, т.к. в данном случае взрослый не вступает в отношения с ним, не рассчитывает на длительное использование. Такой преступник просто берёт то, что ему понравилось, использует и выбрасывает.
Чаще всего такая встреча для ребенка смертельна.
Почему дети молчат?
Те, кто выживают в подавляющем большинстве случаев, конечно, рассказывают родителям, или им становится известно о случившемся из обстоятельств дела. И быть изнасилованным, с точки зрения психической реабилитации, на самом деле лучше, чем быть использованным без прямого физического насилия. Потому что в первом случае некто чужой, враг вторгся в границы твоего тела; это больно физически и эмоционально, это причиняет большие душевные страдания, но с этим можно бороться, потому что ты точно знаешь, что хорошо, а что плохо, и точно знаешь, где ты, а где враг. А во втором случае кто-то близкий и родной гаденько вполз в твою голову и аккуратно, очень миленько перевернул там всё так, как ему было удобно, и ты уже не понимаешь, чего хочешь ты, а чего не хочешь, что нормально, а что неестественно, где чья вина и вообще есть ли вина, но почему тогда так плохо всё вокруг.
Основной урон, который наносит взрослый ребенку – урон личности.
Большинство детей даже не пытаются рассказать родителям о том, что с ними происходит. Когда они уже взрослые приходят на психотерапию, потому что жить с этим нормально невозможно, на вопрос, почему вы не рассказали маме, папе, они отвечают: «я даже не думал об этом», «я не знала, что можно», «мне как-то не приходило это в голову». А ответ одной моей клиентки прострелил мой мозг навылет, оставив в нём большую дыру, — на вопрос, пытались ли вы рассказать маме, она очень спокойно, как само собой разумеющееся ответила: «Нет, она была занята».
Как происходит подавление воли?
Один из важных моментов в подавлении воли ребенка – его готовность подчиняться взрослому.
В принципе у всех маленьких такая готовность есть, но её можно или культивировать (словом – «взрослых надо уважать», «ты видишь: взрослые разговаривают, не лезь» или делом – показывая превосходство, неравнозначность), или дифференцировать (научить ребенка пониманию того, что не всех и не всегда надо слушаться, что нет априорности). Тут вопрос самоорганизации родителей и уважения к ребенку.
Частный случай вышеописанного – неумение ребенка сказать взрослому «нет». Умение отказывать очень важное, это одно из первых умений которыми сознательно наслаждается человек. Но это умение очень активно и настойчиво на корню гасится родителями. Мотивы понятны, но зачастую усилия превосходят «необходимый уровень самообороны».
Учить ребенка говорить «нет» несложно. Во-первых, просто разрешите ему это делать, вслух, а не как нечто подразумевающееся, прямо разрешите ребенку говорить нет, ругаться со взрослыми, кричать, если надо, сопротивляться, возражать.
Во-вторых, не ругайте ребенка за соответствующие действия: если он повёл себя как-то с другим взрослым, не надо на это реагировать сразу осуждением, сначала выясните, почему он так сказал или сделал, чего он хотел добиться. Научите его реагировать пропорционально (чтобы реакция по силе была сопоставима с раздражителем).
В-третьих, вы должны сами показывать пример человека, который умеет говорить «нет».
Важным фактором самозащиты (в любой ситуации) является понимание человеком, в т.ч. ребенком, своих прав и чувство самоуважения. Понимание всех своих прав ребенку приходит из опыта общения со значимыми близкими, в первую очередь с матерью и отцом. Чего я достоин, чего я стою, на что я имею права, чего я заслуживаю – всю эту систему самоопределения ребенок выстраивает, начиная с первых дней жизни. Как часто ко мне приходят клиенты которые считают что не заслуживают ничего хорошего, потому что «я ничтожество». Это же человек не сам придумал, это ему дали родители и эту установку перебороть, переиначить очень трудно.
Ребенок, имеющий негативные установки относительно своих прав и свобод, покорен, у него нет воли к защите, нет даже мысли о том, чтобы защищаться. И, конечно, такой ребенок больше страдает от последующего чувства вины за то, что взрослый сделал с ним. И, конечно, он ничего не расскажет родителям: он сам виноват, он этого достоин, это именно то, что он заслужил.
Что родителям стоит делать, чтобы у ребенка было чувство самоуважения и понимание своих прав и свобод, а чего им делать не стоит, чтобы не было обратного эффекта, – это прописные истины, которые вам и без меня понятны. Даже если вы не делаете того, что нужно, и делаете то, чего не нужно, вам и тогда понятно, что к чему.
Однако об одном моменте в свете обсуждаемой темы хочется всё-таки напомнить особо – уважение личных границ ребенка, как физических (границ тела), так и территориальных (вещи, комната или хотя бы какие-то полки, шкафы или ящички), а также моральных (право на мнение, право на отказ, право на личную информацию). К последнему призываю вас отнестись особенно внимательно: родители, особенно матери, в определённом смысле привыкают считать ребенка частью себя или своей собственностью. Отсюда идут обсуждения разнообразных вопросов и проблем, связанных с ребенком, и самого ребенка с кем попало не только в этически некорректном плане, но и просто уничижительно при самом ребенке, в его присутствии.
А ведь всех, наверно, учили о присутствующих в третьем лице… и не зря ведь учили, правило-то правильное. И, конечно, отдельной песни заслуживают бесконечные обсуждения интимных, сугубо личных проблем здоровья, психики или личных жизненных ситуаций своих детей не то что с друзьями-подружками-соседками-коллегами, а и вообще на весь мир через рунет. Причём даже тени мысли не промелькнёт, что это не то, что стоило бы делать, и что ребенок тоже человек, что это не только твоя жизнь, но и его, отдельного от тебя, свободного человека, и информация не то что «не только тебе принадлежит», а наоборот — «в основном принадлежит не тебе».
Одна из причин, по которой дети не рассказывают родителях о домогательствах, – табуированность сексуальной темы. Если родители с трудом говорят об этом или не говорят вообще, избегают этой темы, то ребенок принимает это как важное правило общения с родителями. Соответственно, это, конечно, будет минусом, а не плюсом в вопросе обращения к родителям, если у ребенка случится соответствующая ситуация.
Как говорить с ребенком про «это»
Рекомендация тут простая – своевременное и достаточное просвещения ребенка на тему анатомии и сексуального воспитания. Тема заслуживает отдельной статьи, не входящей в рамки данного цикла, в двух словах можно сказать, что своевременное просвещение начинается с 2-3-х летнего возраста. Так же, как вы рассказываете малышу о других важных вещах в жизни, вам следует рассказать и об этом её аспекте – различиях мальчиков и девочек, о том, откуда берутся дети. И рассказать об этом анатомически достоверно, несмотря на возрастные скидки (дети в этом возрасте совершенно не интересуются процессом коитуса, но называть органы своими именами – важно).
С взрослением ребенка вы дополняете его знания деталями, в 4-5 лет ребенок должен хорошо знать своё тело и то, откуда он взялся, а в 6-7 знать и об интимных взаимоотношениях мужчины и женщины, о морально-этическом аспекте. Да, именно в этом возрасте лучше всего донести такую информацию до ребенка, задолго до того, как у него начнут просыпаться собственные сексуальные побуждения.
Возвращаясь к теме защиты от педофилии, «Знание – сила» это не просто название старого журнала, это истина. И именно знание в первую очередь дает нам силу. И вашим детям в том числе. Никогда никому никого не удалось защитить от чего бы то ни было, скрывая информацию, уберегая от правды.
И другой аспект информированности, необходимой ребенку для защиты от возможных посягательств, – прямое информирование ребенка о том, что другие взрослые имеют право делать с ребенком, а что не имеют, и что тот должен делать в случаях, если кто-то что-то совершает. И говоря (многократно, с одного раза никто никогда ничего не запоминает) об этом с ребенком, необходимо подчёркивать, кто конкретно не имеет права трогать его, раздевать, чем-то интересоваться и к чему-то принуждать. Если вы скажете «никто», для ребенка это пустой звук, как и фраза «никто, кроме мамы и папы». Потому что, когда это будет дедушка или двоюродный брат, чёткой объектной информации о том, что делать в таком случае у ребенка не будет. Поэтому говорите подробно, перечисляя всех подряд: чужие дяди и тёти, и другие дети, и дядя Лёша, и дедушка Коля, и тётя Марина, никто-никто.
Пусть ребенок чётко запомнит, что если он что-то заподозрит, пусть сразу уходит от человека и рассказывает вам. Что, если что-то неприятное случится, вы со всем справитесь, никогда не поздно всё исправить, всегда есть выход, и вы можете его придумать вместе.
Эта информация не должна сама собой подразумеваться, она должна быть ребенку вложена в голову стопудовым указательным камнем, чтобы, оказавшись на перепутье, ребенок знал, по какой дорожке ему надо бежать.
Но никакие правильные слова и правильные разговоры не заменят воспитание (не правильное слово, правильное «давание», но не по-русски =)) в ребенке уверенности, уважения к себе, чувства вашей безусловной любви, без главного правильные разговоры ничто.