что делали с ворами в 19 веке
Как наказывали за воровство в русской деревне?
Деревенская община не выдавала воров и иных преступников властям, приговор выносился на сходе, в кругу своих.
Неправильно считать самосуды результатом вспышки ярости, эмоциональным стихийным действом — нередко преступника наказывали хладнокровно. Имели место жестокие расправы с летальным исходом — в таком случае все члены общины хранили тайну о событии, а казненный признавался пропавшим без вести. Задержание преступника конвоирами односельчане считали прискорбным упущением, помехой справедливому возмездию.
Высшая мера наказания назначалась за крупную кражу, поджог и колдовство
За самосуд крестьяне могли быть приговорены к тюремному заключению, но это их не останавливало, так как в справедливости наказания по закону не было никакой уверенности. Нередко власти терпели неудачи в поиске и задержании конокрадов или же назначали по мнению крестьян слишком мягкое наказание.
За воровство зерна, продовольствия и иного добра злоумышленники терпели телесные наказания. Пойманные на краже не дожидались собрания, их били на месте преступления. В этом принимали участие все, кто находился поблизости — соседи и родственники потерпевшего, случайные прохожие. Воров нередко забивали до смерти или калечили, спастись можно было лишь бегством. В народе говорили: “Ничем вора не уймешь, коль до смерти не убьешь”.
Та же участь ждала поджигателя — огонь наносил деревне непоправимый урон, этим и объясняется жестокая кара. В «Тамбовских ведомостях» от 1884 года была опубликована заметка о том, что подозреваемого в поджоге крестьянина привязали к хвосту коня, которого гоняли несколько часов по полю. Историк В. Безгин пишет о стихийном убийстве крестьянки, обвиненной в масштабном пожаре. Расправа со смертельным исходом произошла в присутствии полицейского, который никак не мог повлиять на ход события. После смерти виновной действо не прекратилось — жители деревни Муравьево продолжали оскорблять и плевать на труп, который позже утопили в пруду.
Жестокое наказание со смертельным исходом предусматривалось за колдовство. Услуги ворожей пользовались спросом — к ним приходили врачеваться, искать помощи в повседневных делах. Но когда в деревне начиналась эпидемия, кто-то заболевал непонятной хворью, гиб урожай по какой-либо причине, виноватой считалась по умолчанию местная ворожея. Доказывать причастность ведьмы к бедам деревни или отдельных ее жителей было затруднительно, но этого и не требовалось. Законодательство не предусматривало какой-либо ответственности за колдовство, поэтому наказывали ведьму исключительно в формате самосуда. Зачастую ведьм сжигали, но не гнушались и других методов лишения жизни. Крестьяне отнюдь не считали грехом убийство “служителя сатаны”.
Мелкие кражи и добрачные сексуальные связи карались посрамлением
Виновного в краже заставляли идти по селению с украденной вещью. Вора сопровождали односельчане, которые создавали шум — били в кастрюли, печные заслонки, сковороды и ведра, привлекая всеобщее внимание. Приветствовались крики и хохот.
За жалобы земскому начальнику после унизительной экзекуции виновного ждало повторное наказание с элементами физического насилия. Историк С. Оболенская пишет о событии, когда крестьянка деревни Мешкова была подвергнута “вождению”, после чего униженная женщина обратилась с жалобой в управление. Деревенский староста был арестован на 2 дня за незаконное самоуправство. После его возвращения был собран сход по делу доноса, община обязала мужа виновной выпороть ее кнутом, а ее вещи отдать на водку для односельчан. Решение было исполнено.
За добрачные связи девушек также ждала унизительная процедура — их коротко стригли, надевали на голову сорочку, и обнаженными по пояс гнали по деревне. Считались правомерными истязания неверных жен, для расправы достаточно было одного лишь подозрения — доказательств вины не требовалось. Если женщина жаловалась на побои и жестокое обращение в суд, что становилось известно общине, мужу могли приказать публично избить супругу.
В крестьянской среде на протяжении веков сохранялись собственные законы, которые имели мало общего с официальным сводом. С. Оболенская отмечает, что народные расправы в русской глубинке происходили вплоть до XX века.
Источник
Общее прошлое: как воровали в Российской империи
Широко известна фраза, сказанная когда-то лордом Эктоном: «Любая власть развращает, но абсолютная власть развращает абсолютно». Причина лежит в самой природе абсолютной власти, стремящейся контролировать всех и вся. Создавая жесткую исполнительную вертикаль и замыкая все на себя, правитель считает, что достигнута полная управляемость. Но это опасная иллюзия. Российский император обладал властью, не сравнимой с европейскими абсолютными монархами. Но, формально не деля власть ни с кем, он делил ее с бюрократическим аппаратом, действовавшим по своим законам. Ручное управление государством питало российскую коррупцию.
«Самодержавие, ограниченное взятками»
Среди жителей Нижнего Новгорода ходила поговорка о трех полицмейстерах, сменивших друг друга в первой половине XIX века: «Один брал одной рукой, другой — двумя, а третий лапой загребал».
Из доклада губернского харьковского прокурора министру юстиции в 1831 году выяснилось, что в Харькове процветал пристав Сургутович, прославившийся «деньгами сладострастия». Пристав по-отечески крышевал «публичных распутных женщин», щедро плативших ему не только деньгами, но и удовольствиями. Местный прокурор Жадовский решил выяснить, по каким каналам идут столь замечательные поступления. Каково же было его удивление, когда оказалось, что «крышей» доблестного пристава был… родной брат губернатора, бравший полагающуюся ему часть не только деньгами, но и услугами жриц любви. Попутно выяснилось, что харьковские торговцы честно платили не только полицейским, но и палачу губернской тюрьмы. На всякий случай…
В середине XIX века министр юстиции Российской империи граф Виктор Панин дал взятку в 100 руб. судейскому чиновнику, чтобы тот помог дочери министра получить полагающееся ей по закону наследство умершей бабушки в разумный срок. В 1817 году, вступая в должность, губернатор Симбирского края Михаил Магницкий проникновенно увещевал своих чиновников: «Господа, строгим к вам быть нельзя, не буду убеждать вас не брать взяток, потому что это противно вашей натуре, но скажу вам одно: берите, но не дерите».
Пусть ворюга, но свой
Видя повальную коррупцию, император Николай I, склонный к простым и ясным решениям, решил исправить дело ревизиями. Так появились ревизоры, некоторые из них приезжали «из Петербурга инкогнито. Да еще и с секретным предписанием…».
В результате перед императором предстала ужасающая картина. Оказалось, что в столице империи Петербурге ни одна касса никогда не проверялась, все финансовые отчеты — заведомая «липа», а некоторые чиновники просто пропали в неизвестном направлении, прихватив с собой сотни тысяч казенных денег. Это при том что аренда небольшой комнаты в доходном доме Санкт-Петербурга обходилась чиновнику средней руки в 10–15 руб. в месяц.
Конечно же, проще всего «закопать деньги» можно было при дорожных работах, особенно когда строится крупная магистраль. В конце 1830-х годов начинается строительство шоссе Смоленск — Москва, которым руководит губернатор Смоленска Николай Хмельницкий. На бумаге работы выглядели внушительно: ремонтировались мосты, перестраивалась инфраструктура. Однако в действительности из этого не было фактически ничего, мыльный пузырь. Дело дошло до государя. Николай I, узнав, что на каждую версту дороги было потрачено по 35 тыс. руб., что в десять раз дороже реальных затрат, пришел в ярость: «Дешевле вымостить эту дорогу серебряными рублевиками, чем камнем!» Император распорядился «оказавшихся виновными в злоупотреблениях по устройству Смоленского шоссе бывшего смоленского гражданского губернатора действительного статского советника Хмельницкого, смотрителя шоссе подполковника Шванебаха, комиссара Рачинского и подрядчика Пестрикова посадить в казематы Санкт-Петербургской крепости и предать немедленно военному суду при здешней ордонанс-гауптвахте».
Но не со всеми император был столь принципиален. Одно дело губернатор Смоленска, другое — генерал-полицмейстер Санкт-Петербурга Сергей Кокошкин, который «служил и наживался так же естественно, как птицы поют». И конечно, на тех же строительных подрядах. Начиналось все с объявления тендера на право начать строительство. Неизменно побеждал тот, кто предлагал максимальную сумму. Победитель, однако, рано радовался. В процессе строительства сметы увеличивались, и чем ближе к его завершению, тем больше становилось откатов. «Победители» начали роптать. Делом занялся министр внутренних дел Лев Перовский. Открывшаяся картина впечатляла… Пришлось доложить императору: «Государь, он сильно берет…» «Мне сие ведомо, — ответил Николай I, — но я спокойно сплю, зная, что он полицмейстер в Петербурге». Пусть ворюга, но зато свой, преданный…
1 апреля 1836 года Николай I приказал министрам в обязательном порядке присутствовать на премьере «Ревизора» Николая Гоголя. Император был в восторге, много смеялся, а выходя из театра, резко помрачнел и произнес: «Ну пьеска! Всем досталось, а мне более всех!»
Эффективный менеджер в Военном министерстве
Действительный тайный советник, директор канцелярии «комитета раненых 18 августа 1814 года» Военного министерства Александр Политковский занимался вполне благородным делом — помощью ветеранам и инвалидам Отечественной войны 1812 года. Комитет оплачивал их проезд, обеспечивал достойными пенсиями, собирал деньги от благотворителей. Все казалось весьма пристойным. Карьера Политковского шла в гору. В 1828 году он становится камер-юнкером, затем камергером и вскоре дорос до действительного тайного советника. Ордена не заставили себя ждать: Св. Владимира III степени, Св. Анны и Св. Станислава I степени. Венцом стало вручение особого нагрудного знака за 30-летнюю безупречную службу. Впрочем, безупречность легко объяснялась. Покровителем Политковского был знаменитый генерал Чернышев — сначала министр внутренних дел, а потом и председатель Государственного совета Российской империи. Генерал Чернышев страсть как не любил боевых офицеров, зараженных масонством или, что еще страшнее, «вольнодумством». Зато ему весьма приглянулся молодой исполнительный и эффективный менеджер. Ведомства генерала Чернышева и проверяли деятельность комитета, всякий раз находя ее в высшей степени похвальной.
В этих тепличных условиях Политковский заматерел. О вечерах в его квартире, сопровождавшихся непревзойденными карточными играми под диковинные кушанья с заморскими винами при участии актрис и балерин, знал весь богемный Санкт-Петербург.
Но случилось страшное. В 1852 году Чернышев перестает быть министром внутренних дел. В соответствии с установленным порядком передача дел сопровождалась серьезной финансовой проверкой. Ничего не предвещало грозы до тех пор, пока в начале 1853 года проверяющие от государственного контроля неожиданно не появились в «комитете о раненых». Сразу потребовали кассовые книги. Нехитрый поверхностный аудит показал недостачу в 10 тыс. руб. Решив, что лучшая оборона — это нападение, Политковский совершил роковую ошибку — «наехал» на государственный контроль. Чиновник заявил о фальсификации данных. Он потребовал вернуть кассовые книги и перестал пускать проверяющих в помещения комитета. Разозлившиеся ревизоры отказались вернуть книги, резонно полагая, что цифры в них будут исправлены Политковским. В конце концов председатель «комитета о раненых» генерал-адъютант Ушаков встал на сторону проверяющих: проверка должна быть полной и пройти 30 января 1853 года.
В день проверки Политковского, забравшего себе ключи от архива и кассы, ждали напрасно. Чиновник скоропостижно скончался. На стол к императору легла докладная, в которой величина украденного определялась в 1,1 млн руб. серебром… Оказалось, что Политковский построил хорошо продуманную схему. Фабриковались документы, обращения военных ветеранов, на основании которых происходили все выплаты. При этом он вписывал туда суммы, какие считал нужными, создавая необходимые справки. Все эти документы возвращались к нему же. «Высшим пилотажем» стала полная фабрикация пенсионных дел инвалидов, понятия не имевших о своем счастье и бескорыстной помощи государства. «Мертвые души» по документам получали полный курс лечения, отпуска домой, оплату проезда и пособия по инвалидности. ОПГ «Политковский и партнеры» работала на полную мощь.
Узнав о сумме украденного, император Николай I пришел в бешенство. Последовало государево распоряжение: «Тайный советник Политковский за похищение из инвалидного капитала более миллиона рублей серебром, растрату сей суммы, если бы был жив, подлежал бы наказанию гражданскою смертию, то есть лишению чинов, орденов, отличия беспорочной службы и всех прав состояния и ссылке в каторжную работу в крепостях… Все имущество, которое окажется бесспорно принадлежащим Политковскому или жене его, равно данное в придание дочери его, также описанное у подсудимых Рыбкина, Тараканова и Путвинского, равномерно имущество жен их, если они законным порядком не докажут, что оно принадлежало им до замужества, а не во время оного приобретено, обратить на пополнение растраченных сумм». Более того, особым распоряжением Николая I полагающаяся по чину Политковскому почетная траурная церемония в Никольском соборе Санкт-Петербурга была отменена, ордена покойного изъяли, тело из камергерского мундира переодели в обычный фрак, после чего гроб повезли на Выборгскую сторону. Даже подготовленный для газеты «Русский инвалид» некролог не был напечатан.
Чем закончилась борьба Николая I со взятками, рассказывает легенда, согласно которой император, осматривая вместе с наследником одну из восстановленных башен Смоленска и зная о казнокрадстве при ее строительстве, сказал: «Я думаю, Саша, в России только я и ты не воруем».
Либеральный рецепт
Наступило время великих либеральных реформ. По указанию Александра II впервые в Российской империи вводится то, что мы сейчас называем декларацией доходов чиновников. Отныне начинает официально издаваться список госслужащих Российской империи, где были собраны сведения о положении чиновника, его наградах, доходах и недвижимости семьи.
Следующим шагом стало создание по решению Сената специального комитета, задачей которого было выяснение причин повальной коррупции (лихоимства) российского чиновничества. Причинами были признаны «1. Зависимость, в которой находится судебная власть. 2. Зависимость вообще, всякого рода мест и властей от верховных начальств, т.е. зависимость нижестоящих чиновников перед вышестоящими. 3. Наполнение мест людьми неспособными. В нынешнем положении почти все должности замещаются людьми из низшего сословия, большею частию не получившими образования и не имеющими понятия ни о чести, ни об обязанностях знаний ими носимых, служащими единственно для существования. 4. Усилия к хранению так называемой канцелярской тайны, т.е. закрытость органов власти от сторонних глаз, отсутствие гласности при принятии решений».
С тех пор прошло 150 лет. Можно принимать сколько угодно суровых антикоррупционных законов и создавать структуры, которые контролируют чиновников «сверху». Смешно поручать чиновникам контролировать чиновников. Результата не будет, как не было его в Российской империи. Решается эта проблема контролем снизу и независимостью трех ветвей власти. А пока провидцем оказался Салтыков-Щедрин: «Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: пьют и воруют».
Вольное историческое общество (ВИО) было создано в 2014 году, объединив историков и специалистов социальных и гуманитарных наук, которые считают необходимым утверждать стандарты профессионализма и беспристрастности в исторических исследованиях, способствовать соблюдению в историческом сообществе норм профессиональной этики, формировать экспертную среду, пользующуюся доверием у общества, распространять в обществе научные представления о прошлом и бороться с фальсификацией истории и манипулированием ею, в чьих бы интересах они ни производились, а также с попытками ограничения свободы научных исследований. За время своего существования ВИО организовало ряд просветительских и научных программ, круглых столов и мероприятий, связанных с изучением истории, а также защищало интересы профессионального исторического сообщества от угроз, в том числе связанных с решениями властей. Так, оно выступило в поддержку профессора МГИМО Андрея Зубова, уволенного за критику российской внешней политики в отношении Украины, против сворачивания международных контактов российских ученых по политическим мотивам, в частности депортации из Эстонии академика Валерия Тишкова, против принятого Государственной думой закона об ограничении свободы исследований истории Второй мировой войны. Общество поддержало академика Юрия Пивоварова, обвиненного в халатности в связи с пожаром в ИНИОНе, научный коллектив Херсонесского музея-заповедника в его конфликте с властями Севастополя, «Российский мемориал» и правозащитный центр «Мемориал». Критике со стороны ВИО подвергались высказывания министра культуры Владимира Мединского, который выступал за пропаганду мифов советского времени, а также заявил, что историки и архивисты должны заниматься «тем, за что государство им платит деньги, а не осваивать смежные профессии».
uctopuockon_pyc
uctopuockon_pycЛитературно-ист. журнал ИСТОРИОСКОП
Но более интересный момент состоит в том, как в старину за подобное злодеяние наказывали татя (вора) в православном христианском государстве (теократическом государстве).
Чтобы узнать, какое наказание грозило за кражу? Откроем Двинскую судную грамоту 1397 года, в которой прочитаем следующие строки:
У кого найдется краденое, но кто сведет с себя татьбу и доищется вора: тому нет наказания.
Вор же платит в первый раз цену украденного; за преступление вторичное наказывается тяжкою денежною пенею, а в третий раз виселицею. Тать во всяком случае должен быть заклеймен.
Уличенный в самосуде платит 4 рубля; а самосуд есть то, когда гражданин или земледелец, схватив татя, отпустит его за деньги, а Наместники о сем узнают.
Позже в Соборном уложение 1649 года, состоящем из 104 пунктов, найдём следующий текст:
11. Да и мошенником чинить тот же указ, что указано чинить татем за первую татьбу.
12. А приведут татя, а доведут на него татбы три, или четыре или больши, и того татя пытав казнити смертью, хотя он и убийства не учинил, а животы его отдать исцом в выть.
13. А будет тать учинит и на первой татьбе убийство, и его казнить смертью.
14. А церковных татей казнить смертью же безо всякаго милосердия, а животы их отдавати в церковныя татьбы.
С. А. Кириллов. Степан Разин
В то время за кражу или разбой, сопровождающимся убийством грозила смертная казнь без милосердия. Смертная казнь, также грозила и закоренелым преступникам, которые продолжали повторять злодейства.
Воровство в теократическом государстве не только большой грех, но и сам по себе не хороший проступок среди своих соотечественников и в светском государстве. Не говоря о том, что хищение чужого имущества (кража) наносит материальный ущерб. Кража имущества делает несчастными обоих, и того, кто украл, и того, у кого украли.
У здорового общества, всегда будет отрицательное отношение к хищению чужого имущества. А если это не так, то означает одно, что общество нездорово.
Наибольшим авторитетом среди отечественных воров пользовались карманники. Что же отличало этих «аристократов» и как они «работали»?
Еще в дореволюционной России во дворах бедных городских районов можно было застать такую идиллическую картину. Седобородый дед играет с дворовыми мальчишками: он повесил старое пальто на ветку дерева, прицепил к нему множество больших и маленьких жестяных колокольчиков, застегнул на все пуговицы, а во внутренний карман положил бумажную ассигнацию. Она достанется тому, кто сумеет вытащить ее из кармана, не звякнув ни одним колокольчиком.
«Зачем я стану убивать? Я природный карманник»
Карманный вор – преступная профессия, которой может научиться не каждый. Ее задатки проявляются еще в детстве, именно поэтому старые воры выбирали будущие воровские кадры среди мальчишек, привлекая их вышеописанной игрой или впечатляющими «фокусами». «Профессора воровского мира показывали тут же на площади, с какой ловкостью надо это сделать: вынимали у проходящих из карманов табакерку, нюхали табак и клали её снова в карман проходящего, а тот шёл, ничего не замечая», – такую историю приводит правовед-криминалист Леонид Белогриц-Котляревский.
«Карманником экстра-класса нужно родиться. Нужно получить от природы определенного склада нервную систему, мгновенную, точную реакцию, соответствующее устройство пальцев, ладоней, локтей и плеч, а также необходимую артистичность», – ]]> пишет ]]> исследователь преступного мира Александр Кучинский. И это только задатки, которые нужно было развивать годами тренировок, не менее сложных, чем тренировки фокусников или карточных шулеров. Кстати, когда о русских ворах говорят «гнуть пальцы», это как раз намек на тренировки пластичности пальцев, которыми воры занимались в тюрьме.
«Научить этому невозможно, – ]]> рассказывает ]]> Заур Зугумов, в прошлом – вор-карманник, – и тем не менее, за решеткой делились опытом. В лагерях, в рабочих зонах мы делали чучело, навешивали на него колокольчики — так и набивали руки в воровстве. На «тренировках» я с каждым разом старался приблизиться к моменту, когда не зазвенит ни один колокольчик».
Хитров рынок в Москве – биржа труда и центр московской преступности.
А зачем таким людям артистичность? Первые карманные воры появились в России, когда появились бумажные ассигнации и богатые нательные украшения – то есть, в XIX веке. «Работали» они прежде всего в местах скопления богатого народа – в театрах, банках, дорогих магазинах. Чтобы сразу же не вызвать подозрения своим видом и манерами, воры должны были выглядеть как аристократы. «Если бы кто-нибудь из читателей увидел такого вора, он с трудом поверил бы, что перед ним профессиональный преступник, – ]]> писал ]]> известный юрист-криминалист начала XX века Григорий Брейтман. – Такой вор скорее похож на доктора, адвоката, агента страхового общества: у него благообразная наружность, прекрасные манеры; на нем великолепный костюм, всегда от лучшего портного. Понятно, что такой вор, в особенности если он сидит в театре в первом ряду, не возбуждает ничьих подозрений».
В XIX столетии «аристократы» и полиция часто бывали знакомы. Города ещё не были такими большими, воров было не так много, к тому же карманники, как правило, работали в известных местах и участках. «Между этими ворами, – пишет Брейтман, – не наблюдается той общей испорченности, как среди других преступников. Почти каждый имеет свою семью, живет своим домом, воспитывает детей и бывает, что у многих из них дети вырастают порядочными людьми». В полиции на известных воров была заведена картотека, и к тому же их знали в лицо «филёры» – полицейские в штатском, работавшие на транспорте и в местах скопления народа. Но почему же тогда карманников не ловили?
Ширмачи, щипачи, рыболовы
Будучи образованными людьми и зная букву закона, воры понимали, что «взять» их можно только на месте преступления, в момент, когда они вытаскивают деньги из кармана жертвы. Если «филёр» или полицейский пропустит этот момент, он не сможет доказать, что деньги не выпали из кармана. А найти бумажник у самого вора через пару секунд уже невозможно – он или скидывает его на землю, мгновенно вынув деньги, или передает своему помощнику, который спокойно уходит. Вор же остаётся на месте и может даже с усердием помочь только что обворованному искать пропажу. Если же его заподозрят, «аристократ» начнёт артистично возмущаться, и действительно, при обыске у него ничего не найдут. Поэтому полиция царской России в основном задерживала карманников для предупреждения их преступлений. Вора могли после этого разве что выслать из города, но его «профессия» позволяла ему «гастролировать» в любых местах.
Конечно, многих все же ловили на горячем. Брейтман описывает, как сыщик задержал известную воровку-карманника «Анютку-Ведьму». В одном из петербургских театров за один вечер были совершены четыре карманных кражи. Сыщики сбились с ног, отыскивая мужчину-преступника, пока один из них не заметил подозрительно снующую в толпе пожилую даму.
«Он увидел, что дама запустила руку в карман одного господина. Обрадованный сыщик мигом схватил руку воровки и задержал ее в кармане. Господин в свою очередь набросился на сыщика и крикнул: «Вы забрались ко мне в карман!» «Извините, сударь, — ответил сыщик, — прошу посмотреть на мои руки». Присмотревшись, господин увидел, что рука сыщика поверх его платья сжимала находившуюся в его кармане руку прилично одетой дамы, которая делала напрасные усилия освободить свою кисть. «О! Сударыня!» — мог только воскликнуть изумленный господин».
Сотрудники городской милиции на Каменноостровском проспекте. 2 апреля 1917 года.
После Февральской революции Временное правительство амнистировало узников царского режима – на свободу вышли множество воров самых разных профессий. Кроме того, условия изменились – появился общественный транспорт, расширилась сеть железных дорог, мест скоплений людей стало гораздо больше, а народ – беднее. Изменились и карманники – они по-прежнему были аристократией преступного мира, так как не вредили своим жертвам физически. Но методы и масштабы стали другими.
«Щипачами» и «верхушниками» в воровском мире презрительно назывались те, кто воровал из карманов верхней одежды. «Они выходят на дело целой группой, – пишет Александр Кучинский, – и предпочитают массовые мероприятия – демонстрации, гуляния, рыночную торговлю. Пока одни щипачи отвлекают жертву, другие обирают ее карманы и сумки. Затем «команды» меняются ролями. При «шухере» карманные воры могут оттеснить возмущенную жертву, отвлечь внимание и даже организовать комедию с криками: «Держи вора!»
«Ширмачи» накрывали сумку или карман жертвы «ширмой» – свернутым плащом или букетом цветов, и той же рукой, в которой «ширма», доставали деньги, пока свободной рукой передавали билетик в транспорте, размахивали газетой, жестикулировали, отвлекая внимание жертвы. Тут, как встарь, требовался хороший «пант», артистичность. Зугумов вспоминает, как воровал пачку денег у рабочего, получившего зарплату. Деньги были в кармане штанов, надетых под рабочие брюки. «Как только подошел трамвай, я вместе с жертвой поднялся в салон. Убедившись, что деньги действительно имеются, стал «работать». Был момент, когда он заговорил со мной. Представьте мое положение: левая рука почти до запястья в ширинке у жертвы, кончики пальцев этой руки держат упаковку десятирублевок за уголок, и я, мило улыбаясь потерпевшему, веду с ним диалог. »
Существовали даже карманники-«рыболовы», поддевавшие рыболовными крючками на лесках кошелек из кармана или сумки. Они часто работали в поездах дальнего следования, забравшись на верхнюю полку и запуская крючок в карманы сумок и одежды соседа снизу.
Руки – это мой хлеб
Высшей кастой карманников стали «писари», которые разрезали (на жаргоне – «расписывали») в толпе одежду или сумку жертвы, чтобы стянуть содержимое. «Где-то до 70-х годов, – вспоминает Зугумов, – для этого затачивали полукругом 20-копеечную монету, четвертинкой этой монеты и «работали». Ее легко можно было спрятать во рту. Порой, забывая, с ней и ели, и спали».
Зачем прятать монету во рту? Советские законы стали более совершенными в отношении привлечения воров к ответственности – появилось понятие «кражи с применением технических средств». Заточенная монета – техническое приспособление для кражи, и при её обнаружении вору могло «светить» до десяти лет тюрьмы. Кстати, воры-«рыболовы» придумали способ избежать этой статьи, на глазах милиции раздвигая свои воровские удочки в полноценные удилища для ловли рыбы и утверждая, что с кражей это не связано. Их действия могли квалифицировать только как обычную кражу (до 5 лет тюрьмы).
Но главными инструментами вора были его психика и его руки. Поэтому враг вора – вредные привычки и старение. «Обильные застолья и бессонные ночи, проведенные в дамском обществе или за партией в преферанс, притупляют реакцию и бдительность, – пишет Кучинский. – Курение и переедание сказываются на чуткости пальцев. Старость ко всем перечисленным неудобствам прибавляет еще и закостенелость движений».
Конечно, больше всего воры боялись заключения в тюрьме или исправительно-трудовом лагере. Там испортят и психику, и руки. Советская исправительная система не носила оттенков благородства, как дореволюционная полиция. В 1920-е годы, времена разгула карманной преступности, карманникам могли просто сломать пальцы.
Тяжелая работа на строительстве ДнепроГЭСа или Беломорканала, плюс ужасные условия жизни в тюрьме – все это безнадежно портило пластичность пальцев, поэтому профессиональные карманники стали «уходить в отрицалово» – принципиально отлынивать от лагерной работы. Были разработаны «воровские понятия», одним из главных среди которых стал запрет для воров на любой физический труд, а впоследствии и на труд вообще. Так карманные воры продолжали оставаться элитой воровского мира и в XX веке, возглавив по сути тюремное движение против любого сотрудничества с администрацией.
Заур Зугумов, в прошлом отбывавший тюремный срок за воровство, ныне – писатель.
Методы карманников оставались примерно одинаковыми за всю историю профессии – менялись лишь виды добычи и места (а значит, и способы) краж. Сегодня, когда есть безналичный расчёт, а кража банковских карточек бессмысленна, «бизнес» карманных воров испытывает понятные трудности – по-настоящему крупных сумм с собой почти никто не носит.
«Карманников по большому счету — раз-два и обчелся. Верхушники одни, – не скрывает своего сожаления Заур Зугумов. – Воруют в основном у молодежи телефоны. Летом из задних карманов джинсов, зимой из верхних карманов курток. Затем их отдают за бесценок спекулянтам. Может, дело в том, что просто времена изменились. »