что делали с русскими в чечне 1990

Почему не любят кавказцев или геноцид русского населения в Чечне 90-тых годов

По данным всесоюзной переписи 1989 года, на территории Чечено-Ингушской АССР проживало 1 270 429 человек, из них чеченцев — 734 501, русских — 293 771, ингушей — 163 762, армян — 14 824, татар — 14 824, ногайцев — 12 637. При этом на территории Чечни проживало около 1 100 тыс. человек.
В Грозном до войны проживало 397 тыс. человек, при этом доля только русских в этническом составе по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г. составляла 210 тыс. человек.
По сообщению газеты «Известия», преследования русских в Чечне начались с 1990 года:
«Проблемы начались ещё в 1990 году, тогда в почтовых ящиках появились первые «письма счастья» — анонимные угрозы с требованием убираться по-хорошему. В 1991-м стали среди бела дня исчезать русские девчонки. Потом на улицах стали избивать русских парней, затем их стали убивать. В 1992-м начали выгонять из квартир тех, кто побогаче. Потом добрались до середняков. В 1993-м жить было уже невыносимо. Моего сына Дмитрия группа чеченцев среди бела дня избила так, что когда он пришел домой, это был комок крови и грязи. Они перебили ему слуховой нерв, с тех пор он не слышит. Единственное, что нас ещё держало, — мы надеялись продать квартиру. Но даже за бесценок покупать её никто не хотел. На стенах домов тогда самой популярной была надпись: «Не покупайте квартиры у Маши, они все равно будут наши». Слава Богу, к тому времени мы успели свалить.»
Геннадий Зайцев считал, что факты геноцида русскоязычного населения отражались и в лозунгах:
В этот период в Ичкерии осуществляется настоящий геноцид русскоязычного населения— многочисленные убийства, изнасилования, разграбление домов и квартир, угон автотранспорта. Вот характерное народное творчество того времени: «Не покупайте квартиры у Маши, они всё равно будут наши!». Или такое: «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы!».
— «Грозовые ворота»
Помимо указанных лозунгов в Чечне был популярен слоган «Русские — в Рязань, ингуши — в Назрань!», который реализовывался в виде убийств русских и выселения ингушей с территории Чечни, существовали и вариации, например, «Русские — в Рязань, ингуши — в Назрань, армяне — в Ереван!».
По утверждению Ахмара Завгаева, после безнаказанного убийства в 1991 году мэра Грозного, первого секретаря горкома КПСС Юрия Куценко (его выбросили из окна третьего этажа) и отсутствия какой-либо реакции Москвы на захват дудаевцами здания Верховного совета в Грозном, начался геноцид русскоязычного и нечеченского населения республики, ликвидация людей, подозреваемых в связях с госбезопасностью, и выдавливание тех, кто не поддерживал отделение от России. Например, в одном из обращений жителей станицы Ассиновская Сунженского района Президенту Борису Ельцину отмечались участившиеся случаи нападения на русских жителей. Здесь только с августа 1996 года было убито 26 русских семей и захвачено 52 домовладения. В книге, составленной по заказу «Росинформцентра» говорилось об обращении 50 тысяч русских жителей Наурского и Шелковского района: «…с приходом к власти Дудаева мы из хозяев района превратились в жителей резервации. За эти три года выгнаны все русские руководители хозяйств. Колхозы и совхозы разворованы. Уничтожаются лесополосы, разворованы телеграфные столбы. Населённые пункты переименованы без нашего согласия.
Нас лишили выходного дня в воскресенье, а сделали выходным днем пятницу. У нас не было официального обмена денег, нам не дали ваучеры. Преподавание в школе ведётся на чеченском языке, а сами школы (оборудование) расхищено. Мы не получаем заработную плату, старики пенсии. Мы постоянно слышим предложения и угрозы убираться в Россию…»

Источник

О геноциде русских в Чечне

Если мы будем забывать или прощать столь страшные преступления против наших сограждан, то мы никогда не станем нормальной нацией.

Александр Тюрин, октябрь 2004

В 2009 году промелькнуло сообщение о пресс-конференции главы Госсовета Чеченской республики Тауса Джабраилова, огласившего демографические итоги войны в Чечне. Большинство не обратило внимания на потрясающий своей несообразностью факт: из 150-160 тысяч человек, погибших за время обеих чеченских войн, лишь 30-40 тысяч были чеченцами [1]!

Согласно Всероссийской переписи населения в 2010 году в Чечне оставалось жить 24 382 русских, что составляет лишь 1,92 % населения Республики.

И это в республике, где большинство – чеченцы (93,5%). Но по какой-то странной прихоти мироздания гибли в первую очередь иные народы, «нечеченцы». Говоря научным языком: действовал какой-то «неучтенный фактор», выбирающий себе жертв по национальному признаку. Этот фактор: планомерный и жестокий геноцид, уничтожение и вытеснение из края всего не титульного, инородного населения, начавшееся задолго до войны.

– 1 –

«Смерть уже не казалась каким-то пугающим словом. Она просто была рядом с нами каждый день, каждую ночь, каждую секунду.»

Юрий Кондратьев, ноябрь 2000 г.

Считается, что война началась в 1991-м году из-за провозглашения независимости Чечни. Наши знания зачастую сводятся к упрощенной формуле: «Чеченцы провозгласили независимость, а мы (русские) их не пустили». А, по сути: мы просто не представляем, что в действительности происходило в то время в мятежной республике. Вот, как вспоминают об этом бывшие грозненцы:

    «Вечерами, когда мы съезжаемся с “работы”, ведь только этим теперь и можно хоть что-то заработать, обмениваемся новостями и слухами. Несмотря на то, что в мирное время в городе было 470 тысяч населения, все равно каким-то боком мы все знакомы. Имеем общих знакомых, работали на тех или иных заводах, учреждениях или знаем кого-то с них. Начинается как всегда невесело, впрочем, так же и заканчивается. – Такого-то знаете? Там-то работал?
    – Да, знаем.
    – К нему ночью вломились…. Его, жену, детей – всех под нож…. А такого-то? Помните?
    – Его тоже…. На днях….».

Эти строки взяты из воспоминаний русского жителя Грозного Юрия Кондратьева. Перед началом войны ему посчастливилось покинуть свою малую родину.

Чеченская трагедия началась еще при Советском Союзе, в годы перестройки. Прежде всего бросается в глаза ненормальная демографическая ситуация в республике: за 1979-1989 годы при общем приросте населения (9,9%) число русских в ЧР сократилось на 12,4%, а еврейское, например, почти вдвое [7].

Первым (еще в 1980-е) тревогу в Чеченской республике поднял прокурор Ростов, указавший во время заседания партактива на «рост криминальных выступлений против русскоязычного населения» [8]. Он привел в качестве примера события в станице Старогладовской Шелковского района, где раньше проживали терские казаки, а в 1980-е годы резко изменился национальный состав, из нее стали выезжать русские, и значительно возросло число чеченцев.

Напомню, эти события происходят еще до прихода к власти Дудаева, состоявшегося осенью 1991 г. и даже до провозглашения независимости в 1990-м. Формируется неизбежный при национальном конфликте этнический протрет каждой из сторон.

В августе создается подчиненная Дудаеву «национальная гвардия», начавшая свою деятельность со сноса памятников. Не только и не столько советских, как по всей стране: борьбу с коммунистическим прошлым начинают почему-то с памятника Алексею Ермолову, царскому генералу XIX века.

Параллельно изгоняется и советское руководство, в сентябре, благословясь, принимаются за парламент. Потом телецентр, почта, телеграф, МВД. К октябрю добираются и до КГБ: «…Двери в здание распахнуты настежь, тротуар усеян какими-то бумагами, из нескольких окон свешиваются зеленые шакальи тряпки. Рядом со ступеньками лежит чье-то тело, прикрытое тряпьем, а в довершении всей картины на крылечке на стуле сидит шакал в папахе, с “дегтярем” (пулемет военных лет, на момент описываемых событий был снят с вооружения) на коленях»(А1).

Бойня в КГБ имеет характер национального погрома: единственный раненый сотрудник-чеченец (некто Аюбов) был немедленно доставлен в больницу, от его родственников потом откупятся. А, например, русского майора Толстенева забивают до смерти, затем, демонстрируя труп по телевидению (чего скрывать-то!), поясняют для общественности, что покойный «при попытке провокации … сам перерезал себе горло» [10]. Бывает…

Люди начинают понимать, что происходящее в республике выходит далеко за рамки обычного разгула уголовщины. Пишут коллективные жалобы, первые из которых адресованы президенту Чеченской республики, генералу Дудаеву.

A4 сообщает: «Я лично навещал моих друзей в Грозном в самом начале 90-х годов. Мои друзья женаты на двух сёстрах. Один из них русский, другой армянин. Их семьям пришлось покинуть Грозный из-за того, что их грубо вытесняли бывшие соседи, которые раньше, при крепкой власти, вели себя вполне дружелюбно».

В. Дьяченко, например, повез больного отца в Киев, вернулся через месяц: однако квартиру уже заняли дудаевские гвардейцы, чуть не застрелившие его. А. Колоденко начинает получать от соседей-чеченцев (Малики и Руслана Айдаевых) «письма радости»:

    «Если тебе дорога твоя жизнь и жизнь твоих детей, забирай свои вещи и убирайся подобру-поздорову, а квартиру оставь. Иначе, пулю получат твои дети» [13].

Соседи Д. Гакуряна от слов перешли к делу и, угрожая пистолетом, выгнали его из квартиры. Филиппову вместе с мужем выгнал из дому некий Джамалдаев Хамзат Ахмедович. Женщину 90 лет компания пьяных чеченцев выкинула из окна собственной квартиры (В2).

Нашему свидетелю А2 больше повезло, если это слово здесь применимо: за его дом передралось несколько группировок, одна из которых, обеспечила ему охрану, в пику остальным. Это было лучшим, на что мог рассчитывать русский в Чечне. Многие же просто – исчезали, гибли или, оставив и дом и имущество, спешили покинуть вспыхнувшую под ногами родную землю.

Республиканская пресса проявляла удивительное чувство юмора, комментируя эти явления повседневности. Например «Голос Чечено-Ингушетии» порадовал читателей сообщением, что «Никто их (русских – М.К.) не гонит с насиженных мест. Просто люди боятся» [14]. Чудаки, да и только!

В конце концов, когда происходящее вообще перестало укладываться в голове, заместитель генерального прокурора республики все-таки попытался всерьез оправдаться на страницах чеченской прессы [15]. Утверждал, что в республике-де происходит «стихийная реституция», но «мы» ее пресекаем, приводя в пример, дело какого-то Сайдалиева, которого заставили покинуть незаконно захваченную квартиру.

Таким образом, в 1990-е было захвачено более 100 тысяч домов и квартир [17].

Р. А. изнасилована в третьей городской больнице группой подростков-чеченцев, потом ее с какой-то изуверской фантазией под угрозой ножа заставляют совокупляться с собакой. Наталья К. (со слов A7) была похищена вместе с тремя другими девушками и пять месяцев в качестве рабыни провела в отряде боевиков. Один из них насилуя, всегда прижигал её сигаретами, чтобы та стонала «для страсти». Позже всех троих пленниц убили под Ведено: вывели на реку и расстреляли. Пуля попала К. в голову по касательной и лишь контузила ее. Наталья упала в воду, и её унесло вниз по течению, где ее подобрала колонна российских войск.

Лисицына, проживавшая близ грозненского вокзала, каждый день наблюдала грабежи поездов [20].

Первое время в действиях бандитов превалирует антисемитизм: Кондратьева в 1990-м избили, как «жида», однако настоящих евреев в республике практически не остается (в 1989 их менее трех тысяч, хотя в свое время в Чечне проживала одна из крупнейших в СССР еврейских общин).

В отличие от ряда своих земляков Дудаев прекрасно понимал, что их без русских специалистов республика жить не сможет, и пытался удержать их всеми доступными мерами.

Конечно, и речи не могло быть, чтобы идти против «чаяний народа» и останавливать геноцид, он снова прибегает к грубой силе. Русских работавших на стратегически важных объектах водили на работу под конвоем. (По показаниям Н. Коврижкина – железнодорожников на работах «охраняли, как заключенных»). Многих специалистов под угрозой расстрела или расправы с семьей мобилизовали в войска Дудаева. (Не только русских: ногайка Абиджалиева бежала из Чечни в 1995-м, когда от ее родных стали требовать вступления в отряд боевиков).

Железнодорожное сообщение прекратилось из-за постоянных грабежей, так что основным каналом выезда стал автотранспорт. Дороги были блокированы боевиками, но все равно прочь из республики тянулись тысячи семей беженцев.
Кого-то, почти контрабандой, вывозили знакомые чеченцы, кто-то вырывался сам.

И это было до начала полномасштабных боевых действий.

Источник

Был ли геноцид русских в Чечне 1990-х годов?

После распада СССР в России наступили очень тяжелые времена. По всей стране то и дела проявлялись сепаратистские настроения, самые яркие из них были в Чечне. Однако до сих пор не утихают споры об этнических чистках русского населения. Так был ли геноцид русских в Чеченской республике?

В советский период на территории Чечено-Ингушской республики на 1989 год проживало — 1,3 млн. человек, из них русских – 300 тыс. чел, что составляло около четверти от свей численности населения республики. В довоенном городе Грозный проживало 397 тыс. человек, из них 210 тыс. человек были этническими русскими.

Этнические чистки русского населения.

В советский период на территории Чечено-Ингушской республики на 1989 год проживало — 1,3 млн. человек, из них русских – 300 тыс. чел, что составляло около четверти от свей численности населения республики. В довоенном городе Грозный проживало 397 тыс. человек, из них 210 тыс. человек были этническими русскими.

Этнические чистки русского населения.

После распада СССР в Чечено-Ингушской республике к власти пришли сепаратисты во главе с генералом Джохаром Дудаевым. Осенью 1991 года дудаевцы совершают госпереворот, Джохар Дудаев объявляет себя президентом независимого государства Ичкерия. Именно с этого момента пошла политика чеченизации, которую стали проводить сепаратисты. В Грозном стали появляются различные русофобские лозунги: «Не покупайте квартиры у Маши, они всё равно будут наши». Или же: «Русские не уезжайте нам нужны рабы». Выходит, что геноцид имел место в Чечне или же это слухи журналистов?

Выходит, что чистки применялись не только по отношению к русским, но и к ингушам, к армянам и другим народам, цель боевиков было оставить на территории Чечни только чеченцев. Правда далеко не все чеченцы спокойно встретили боевиков, местная интеллигенция оказывало сильное сопротивления, в итоге их ждала более жестокая участь, чем у русских, так как их стали называть предателями. В ходе гражданской войны и этнических чисток Чечено-Ингушская республика распалась на Чечню (Ичкерию) и Ингушетию.

Выходит, что чистки применялись не только по отношению к русским, но и к ингушам, к армянам и другим народам, цель боевиков было оставить на территории Чечни только чеченцев. Правда далеко не все чеченцы спокойно встретили боевиков, местная интеллигенция оказывало сильное сопротивления, в итоге их ждала более жестокая участь, чем у русских, так как их стали называть предателями. В ходе гражданской войны и этнических чисток Чечено-Ингушская республика распалась на Чечню (Ичкерию) и Ингушетию.

В декабре 1994 года федеральные войска входят в Чеченскую республик, начинается кровопролитная Первая Чеченская война 1994-1996 гг. Однако несмотря на штурм города федеральными войсками, летом 1996 году между Москвой и президентом самопровозглашенной Чечни (Ичкерии) в Хасавюрте заключается мирный договор, в результате которого Чечня фактически становится независимым государством, правда в самой республики влияние боевиков лишь усиливается, идет полное обнищание всего чеченского народа. В 1999 году басаевцы вторгаются на территорию Дагестана, что послужило началом Второй Чеченской компании (1999-2003).

Последствия.

В 2002 году Вторая Чеченская война стала подходить к концу, с этого момента многие российские политика включая и президента стали давать свои оценки по числу жертв русского населения в Чеченской республике. Так Владимир Путин заявил следующее: в «результате этнических чисток в Чечне погибло до 30 тыс. человек, а возможно, и больше».

По данным архивов Госсовета Чечни в период с 1991 по 2005 год погибло около 150 тыс. человек, из них чеченцев – 30 тыс, остальные это русские и прочие народы. Сегодня в Чечне русских осталось всего 25 тыс. человек, что означает сокращение русского населения по сравнения с довоенным временем почти в 10 раз!

Этнические чистки, две военные компании полностью изменили облик Чечни, отток русского населения серьезно сказался на нынешнюю экономику республики. По мнению многих специалистов, для того чтобы Чечня вышла на те же экономические показатели, которые были в довоенное время, нужна не только финансовая помощь от государства, необходимы грамотные специалисты, которых сегодня в республике в дефиците.

Россия за мир на Кавказе платит Чечне дань?

В 2003 году в Чечне был проведен референдум, в котором более 90% жителей проголосовала за желание быть в составе России. Однако по мнению журналиста Александра Невзорова Россия в этой войне не выиграла, а проиграла Чечне, потому и платит ей дань.

Итак, дорогие читатели делитесь своим мнением в комментариях, ставьте «лайки» и подписывайтесь на мой канал blogFilosofa. Так же читайте мою статью на Яндекс Дзене

Источник

«Думали, так просто уедете? Теперь вы трупы» Ужас боев чеченской войны глазами русского солдата

30 лет назад, 6 сентября 1991 года, вооруженные сторонники Джохара Дудаева ворвались в здание Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР и разогнали депутатов. Многие были ранены, председателя совета Виталия Куценко убили — выкинули из окна третьего этажа. Так сепаратисты, объявившие о независимости Чечни, избавились от советской власти в республике, что привело к затяжному политическому конфликту, а затем к главной трагедии России — чеченской войне. «Лента.ру» продолжает публиковать воспоминания людей, которые оказались в этой мясорубке и чудом уцелели. Один из них — Дмитрий, служивший в разведывательно-штурмовом батальоне 101-й бригады под командованием майора Олега Визняка, посмертно награжденного званием Героя России. Дмитрий до сих пор опасается за свою жизнь, поэтому просил не раскрывать его фамилию и даже город, в котором живет. В этом интервью — его воспоминания о предательстве служивших с ним офицеров, о зверствах боевиков и их безнаказанности.

Этот текст из цикла «Ленты.ру» к 25-летней годовщине чеченской войны впервые был опубликован 6 сентября 2020 года. Теперь он публикуется повторно. Остальные тексты из цикла читайте ЗДЕСЬ

Внимание! «Лента.ру» осуждает любые национальные конфликты во всех их проявлениях, выступает против межнациональной розни и любого насилия

«Лента.ру»: Когда вы впервые четко осознали, что происходит в Чечне?

Дмитрий: В тот период в моей жизни случились некоторые перипетии. Моя семья спешно покидала родину — республику Узбекистан. Происходил распад Советского Союза, в острую фазу вошли межнациональные конфликты, когда узбеки пытались гнать оттуда все другие национальности — в том числе, если знаете, в Фергане случилась резня из-за десантной дивизии, которая там стояла. Случился конфликт, убили нескольких десантников, а им дать отпор не разрешили.

Все это докатилось и до Ташкента, где мы тогда жили. В 1994 году я, в возрасте 17 лет, был вынужден уехать в Россию. Мой брат уже отслужил в армии Узбекистана — охранял афганско-узбекскую границу в районе города Термеза, и ему дали возможность въезда как вынужденному переселенцу.

Приехали мы, два молодых человека, и наш отец. Отношения с местным населением тоже не сложились — ведь мы были чужими для них. Миграционная служба России выдала брату субсидию на приобретение дома. Купили дом, и отец был вынужден уехать.

Дальше началось самое интересное. На тот момент нам было не до происходящего в России. Вы понимаете, что такое вынужденные переселенцы? Это максимум сумка, ни телевизора, ничего, все новости понаслышке. Я в первый раз услышал о том, что в Чечне происходит, от парня, который приехал оттуда, он служил в подразделении специального назначения. Говорить без слез об этом он не мог. Потом у нас появился простенький телевизор, но то, что по нему говорили, не совпадало с тем, что там действительно происходило.

О чем говорили по телевизору?

О восстановлении конституционного порядка. И показывали съемки, насколько я понимаю, даже не того периода, а более раннего, когда люди выходили на митинг, против чего-то протестовали, требовали. Я так понимаю, это был примерно период выборов Джохара Дудаева. Они показывали, как я понимаю, только то, что было выгодно российской пропаганде — а именно оппозицию, что она чем-то недовольна.

Краем глаза я видел кадры, на которых танк проехал, гремя гусеницами, и все. На этом все мои познания о том, что происходит в Чеченской Республике, кончались. Никто ничего не знал.

Более-менее полную информацию мы получили от людей, которые нам продавали дом. Они были из Дагестана.

Лето-осень 1994 года.

Ближе к ноябрю они заговорили о том, что их братьев, мусульман, обижают и притесняют в Чеченской Республике, что нужно ехать к ним и оказывать им всяческую помощь

В чем она выражалась, на тот момент мне не было понятно. Я тогда был далек от армии, от понимания того, что я знаю сейчас.

У нас была договоренность: мы покупаем этот дом, но пока мы ждем государственных переводов с одного счета на другой, мы живем в этом доме вместе с ними, а потом они получают деньги и съезжают. Получилась эдакая гостиница, где проживала наша семья и их семья. В той семье было два брата. Они говорили, что надо ехать в Чечню помогать братьям-мусульманам добиться свободы.

«Слышите эти залпы? Не будете делать то, что я вам говорю, вы все останетесь там!»

Когда официально ввели войска в Чечню, где вы были?

Я как раз должен был туда призваться, но у меня не было ни гражданства, ни регистрации — она появилась лет десять спустя. В итоге я был все же призван — без гражданства, без регистрации — для восстановления этого самого конституционного строя в Чеченской Республике.

В мае 1995 года. На новогодний штурм Грозного я не попал, хотя по возрасту должен был быть там. Но наши военкоматы, наверное, побоялись только что приехавшего человека захомутать и отправить. Они сделали это позже, спустя четыре месяца.

С каким чувством туда ехали, зная о том, что происходит?

А никто ничего и не знал

Но в газетах же писали о восстановлении конституционного строя.

Я не знаю, как сейчас, но в то время информирование практически полностью отсутствовало. Вы представляете бойца, находящегося в армии, за войсковым забором — какие газеты, какой телевизор? Телевизор покупало себе подразделение. Когда я был в учебной части, мы только прибыли, к нам пришел командир и сказал: «Вы хотите телевизор смотреть — вечером, в личное время? — Да, хотим! — Так его надо купить! Поэтому пока вы не накопите на телевизор всем отделением, телевизора у вас не будет». Как выяснилось, ровно за день до нашего прибытия телевизор, который стоял в части и был куплен предыдущим призывом, этот командир увез к себе домой.

Когда вы приехали в Чечню?

В феврале 1996 года. Если бы не подготовка, которой нас «подвергли» в Комгароне и частично по местам службы (я за этот период сменил три воинских части), то, возможно, я бы с вами сейчас не разговаривал.

Где вы дислоцировались?

Грозный, 15-й военный городок.

Я недавно освежал в памяти то время, смотрел хронику. Помимо разрушенных зданий и сгоревших бэтээров там было очень много трупов на улицах, которые никто не убирал.

Да, было такое. Как мы потом восстановили хронологию событий, начавшийся штурм плавно перемещался от Грозного к горным районам. Боевиков выдавили в сторону Самашек-Бамута. За перевалом Комгарона, где нас готовили, были слышны залпы орудий — брали штурмом Бамут и Самашки. Наш командир, который бывал там не раз в командировке, говорил нам: «Слышите эти залпы? Не будете делать то, что я вам говорю, вы все останетесь там!»

Какая обстановка была в городе на момент вашего прибытия?

Местные жители буквально ненавидели российские войска. Рассказы о том, что они хотели мира, мягко скажем, абсолютная неправда

Все, поголовно. Они всячески пытались, как только могли, навредить федеральным войскам. У нас было несколько прецедентов, когда убивали наших бойцов, которые выезжали в город не для участия в боевых действиях.

Первая потеря — это наш водитель, даже не из нашего подразделения, а из соседнего, из батальонов нашей бригады. Он с двумя офицерами поехал на рынок Грозного, где все они были убиты выстрелами в затылок. Прямо на рынке, средь бела дня, при всем народе.

То есть там торговля шла в этот момент?

Да. Там чей-то день рождения намечался, и им нужно было купить продовольствия. Огурцы, помидоры — как понимаете, в военном обеспечении такого нет. В общем, выехали они в город, получив соответствующее разрешение, а потом нам привезли три трупа оттуда.

Мы потом восстановили хронологию событий. Произошло это так: они останавливаются возле центрального рынка. Соответственно, машина стоит на дороге. Офицеры выходят вдвоем. Они тоже нарушили инструкцию, совершили глупость: никогда нельзя поворачиваться спиной, всегда нужно стоять как минимум спина к спине. Вдвоем подошли к торговым рядам.

Из толпы выходят два человека, подходят к ним сзади, приставляют к затылкам пистолеты и делают два выстрела одновременно

Недавно я разговаривал с Русланом Мартаговым, пресс-секретарем чеченской антидудаевской коалиции, и он мне говорил, что практически никто в Чечне не поддерживал Дудаева. Может, это началось уже после начала активных боевых действий?

Не могу рассказать вам, что происходило до прихода Дудаева к власти, но то, что в Чечне активно убивали европеоидное население, ни для кого не секрет.

Там реально лилась кровь рекой. Вырезали, насиловали, грабили, убивали — делали что хотели с русскими

Еще до начала войны?

Еще до начала. Ведь войну-то спровоцировало даже не то, что Дудаев что-то не поделил с нашим руководством. Были жалобы русскоязычного населения, которые писали Ельцину, чтобы он спас их — тех, кому некуда было уезжать, ведь им не давали этого сделать.

«Мы войну знали только по рассказам про Великую Отечественную»

Мы потом были во многих населенных пунктах, беседовали непосредственно с жителями русских станиц — Асиновской, Заводской, других. И они рассказывали, как это было. Мы слышали от очевидцев то, о чем в газетах не напишут и по телевизору не покажут. Это рассказывали нам те люди, которых сейчас в фантастике называют выжившими. Они рассказывали, как девочек 12-13 лет еще до войны насиловали чеченцы, увозили никто не знает куда, и больше их никто не видел.

Потом это трансформировалось в террористический захват автобусов, самолетов, требования к Российской Федерации. Я думаю, что все это и стало причиной войны.

Мартагов сказал: «Никому эта война была на хрен не нужна». Это неправда?

Нет, это неправда, я думаю, что они ее и спровоцировали.

Так дальше не могло продолжаться. Это нарыв — он нарывает, нарывает, а потом вскрывается

Я не оправдываю наших военачальников, они тоже допустили много ошибок и глупостей — нельзя было входить туда так, как это произошло тогда.

Как вы входили в Грозный?

Мы видели все эти таблички на въезде в Грозный: «Добро пожаловать в ад», «Мы вас встретим», «Вы должны знать, что вас ожидает» — и все такое прочее. Когда проезжали мимо местных жителей, они плевали в нас — колонна идет, а они делают это показательно в нашу сторону и кричат какие-то угрозы на своем языке.

Мы наблюдали следы боевых действий — сгоревшая броня, гусеницы вдоль дорог. Было как-то невероятно. Понимали, что это части механизма от одной единицы техники, когда башня или гусеница лежала в ста метрах от остова танка. Это уму непостижимо, как на такое расстояние могут разлетаться части механизма. Попадание из гранатомета с кумулятивным зарядом в учебную технику мы видели на полигоне. Попадание РПО «Шмель» в здание — тоже. Но в реальности мы не наблюдали последствий. И теперь увидели.

Везде валялись гильзы, все здания, все столбы — все, что можно было, реально как решето дырявое — указатели, где они были. Кстати, одна из фишек противника состояла в том, чтобы сбивать названия всех улиц, все указатели на дорогах, чтобы была неразбериха. И действительно, у нас тогда ведь даже не было нормальных карт, чтобы ориентироваться в городе Грозном.

Мы изучали его, полагаясь на визуальную память: вот здесь проехали, вот тут поворот, а нам нужно вот сюда. Запоминали таким образом. Вся карта была в голове. Особенно это касалось водителей бэтээров, которым необходимо было привезти группу людей туда, куда нужно. Тоже бывали моменты — выехал, пропустил поворот, не в тот зашел.

Все повысовывались в окна. Типа: «О! По нам стреляют!» Не понимали, что любая из этих пуль может убить

Командир стал «успокаивать» нас прикладом автомата, нанося удары в затылок, в шею, под лопатки, в спину. Когда все поняли, что он не шутит, как начал орать: «Всем лечь! Вы что, идиоты, не понимаете, что вас сейчас убьют?!»

Как это вообще — высунуться, когда по вам буквально с двух шагов огонь ведут? Как у вас сознание в этот момент работало?

Оно отключилось. Глупость несусветная, но мы поняли это уже потом. Интересно, понимаете? Мы приехали в составе уже подготовленного подразделения, полностью вооруженного, снабженного.

Опять же — вас учили, инструктировали.

Поймите, это первый настоящий бой. С 22-го городка открыли ответный огонь, нам командир тоже дал команду ответным огнем подавить огневые точки противника. И тут началось веселье! Все, что было, полетело в ту сторону. Первый бой, когда потерь еще нет — это весело, смешно!

А потом, когда мы уже поехали по улицам Грозного, увидели трупы людей. Останавливаться было запрещено. Предположим, лежит гражданский — явно не чеченец, но мы не можем остановиться, чтобы его забрать или оттащить хотя бы с дороги. Иногда трупы специально клали на дорогу, чтобы колонна остановилась.

Причем колонна — это три-пять боевых машин, которые идут группой, не те колонны в понимании обывателя, которые идут, растянувшись на пару километров, хотя и такие мы сопровождали. Мы чаще обеспечивали безопасность, проводя разведку еще до появления колонны, а иногда шли в отрыве от нее, сзади, и наша задача была при нападении на колонну вступить в бой, отрезать боевиков от поражения ее огневыми средствами. Задачи, которые ставили командиры, были разными.

И когда мы поехали по этим улицам Грозного, посмотрели на эти дома, на людей, которые глядели на нас полными ненависти глазами. Нельзя было сказать, что они хотели окончания войны и пылали любовью к российским военнослужащим

Может, и не пылали любовью к военнослужащим.

Тогда пылали к обратной стороне.

Многие говорят, что сровненный с землей Грозный и стал причиной этой «любви».

«Видел головы бойцов, вышедших в соседний сад нарвать яблок»

Давайте не будем забегать вперед. Вы помните первую потерю в вашем подразделении?

Интересный вопрос для тех, кто был на войне.

Как можно осознать? Там же непонятно! Особенно много к тому же было столкновений в ночное время. Когда стреляет группа людей с разных точек и позиций, и ты подходишь утром, начинаешь осматривать территорию — тебе никто не скажет, чей это конкретно выстрел был.

Поставим вопрос по-другому: вы осознавали, что убиваете людей? Или это были не люди для вас?

С человеческой точки зрения я понимал, что это люди. А с точки зрения происходящего там и того, что я видел своими глазами, я понимал, что это нелюди. Я видел обезглавленные трупы наших бойцов и офицеров. Я видел трупы бойцов, с которых живьем снимали кожу. Я видел трупы, у которых были отрублены конечности. Я видел, как на подносах, накрытых тканью, приносили прямо на КПП головы бойцов, вышедших в соседний сад нарвать яблок. Все бойцы — не думайте, что это личное мнение, там все осознавали это, — понимали, что в плен попадать нельзя ни при каком раскладе. Пощады не будет. Более того, сделают все, чтобы труп не был опознан. И так в семью приходит горе, а когда труп не опознан — непонятно, своего ли сына они хоронят.

Говорят, это смотря к кому попасть. Могло быть и так, а могли и содержать в более-менее сносных условиях и обменять потом.

У всех возвратившихся из плена, кого я знал, никаких иллюзий не оставалось. Я не знаю, к кому и как попадали, но если вы посмотрите кадры из Чернокозово, где они устроили свое «министерство госбезопасности», то увидите, как они пытали и убивали там людей.

Убивали священников, захваченных в Грозном. У меня где-то в телефоне есть фотография священника, служившего в единственной церкви Грозного, которого они забрали туда и там же убили, после того как он отказался отречься от своей веры. То есть ни за что.

Много других случаев есть и фактов, которые прошли через нас. Наша группа после 6 августа тоже кратковременно побывала в плену, когда мы забирали убитых бойцов, попавших в засаду, за что нашему командиру и присвоили звание Героя посмертно. Когда мы направили грузовик с трупами в направлении части, они сказали: «Все, мы обменялись». Хотя договоренность состояла в том, что мы их забираем и уезжаем оттуда. «Вы что думали — так просто отсюда уедете? — говорят. — Теперь вы будете этими трупами». И вот 16 человек — команда, которая должна была опознать и забрать своих, — оказалась в плену у вооруженных боевиков.

Что вы испытывали, когда они это сказали? О чем думали — о Боге, о семье, о том, зачем вообще сюда приехали?

У меня был скотч, я был просто обмотан этими гранатами. Я просто выдернул чеки сразу с двух рук. Гранаты были Ф-1 — 200 метров радиус разлета осколков. Ну и смотрю на них — мол, давайте посмотрим, чем это все кончится. Слава Богу, не довелось до конца разжать руки, когда решили нас оттуда выпустить.

Они разбежались, что ли?

Они сначала нашего старшего отвели куда-то. Его долго не было — наверное, час-полтора, пока они над нами издевались.

Как именно издевались?

Оскорбляли, пришли местные жители, плевали в нас, пытались плюнуть в лицо. Нам скомандовали: «Руки за голову, сидим на коленях», разожгли костер, посадили нас в линию в метрах 15, притащили гитару, уселись кругом и стали петь свои песни, но на русском языке с оскорбительными высказываниями в отношении России.

Кричали нам: «Слушайте, русские свиньи, пока живы еще, что мы о вас думаем!»

Потом пришел какой-то «благодетель», принес какие-то карамельки (не знаю, где они были) и кинул нам под ноги. Но вы понимаете, что у таких людей брать ничего нельзя — она может быть отравленная, а может, он просто для утверждения своей власти это сделал. Он говорит: «Бери, жри, русская свинья». Я привстал, откинул ногой эту конфету и говорю: «Хочешь жрать — жри ее сам».

А у него был пулемет Калашникова с коробкой на 200 патронов. Он передергивает затворную раму, приставляет пулемет мне к затылку (он у него на поясе висел). Пулемет стреляет только очередями, напротив — эти 15-20 человек вокруг костра. Я ему: «Стреляй!», а он: «Ты что, умереть хочешь?» То есть я-то оценил обстановку, что сейчас произойдет, а он даже не осознавал, что хоть одна очередь вылетит — и я уже не один отправлюсь на тот свет.

«Стреляй! У тебя же духу не хватит выстрелить! — кричу ему (нецензурно, разумеется). — Ты же трус. Ты же только в затылок можешь выстрелить. Я ж для тебя враг. Я бы тебя, например, зубами загрыз. А у тебя духу не хватит»

Я его провоцировал, чтобы он эту очередь дал. Они сидят, один из них поворачивает голову в нашу сторону, видит все это, кричит ему, а я в этот момент как раз вытаскиваю гранаты и чеки из них.

Почему они у вас гранаты-то не отобрали?

Они не знали. Мы приехали — они сразу: «Ну что, готовы копать?» — «Готовы».

А с теми гранатами, которые вы в руках держали, что случилось?

Сколько, по ощущениям, держали?

Когда командир вернулся, что было?

Он был безучастный, с потухшими глазами. Живой, но как будто неживой. Я не знаю, что они с ним делали, чем напоили, укололи. Но пришел абсолютно безвольный человек, который возглавлять группу не мог. Он просто пришел и сел, они на него даже внимания не обращали. Глаза открыты, а в них какой-то туман. Поэтому все командование распределилось коллегиально на всех, кто там присутствовал.

А один боец (ныне покойный, его звали Женя) был в раскраске «камыш» — мы еще говорили ему, чтобы он ее не надевал. В то время она была только у подразделения специального назначения. А он такой: да все равно, какая разница, пусть знают! Гордыня какая-то непонятная. Еще он усы отращивал и выглядел старше своего возраста.

Так вот, подходит к нему товарищ из этих и спрашивает:

— Да мы видим, что ты контрактник! Откуда у тебя эта шмотка? — хватает его за рукав. — Смотри, во что другие бойцы одеты, по ним видно, что это срочники. Ты кому тут рассказываешь? В каком ты звании?

— Врать-то не надо! Мы тебе первому голову отрежем. Деньги сюда приехал зарабатывать на крови, а? Мы что, не понимаем, что ли? Из какого подразделения?

— Из 101-й бригады, мы повара, хозяйственный взвод, вот нас и отправили как похоронную команду — забрать погибших.

— Да мы по твоей форме видим, кто ты!

Плюс берцы у нас были облегченные, «резинки» так называемые, тоже редкость тогда, обычно все в кирзовых сапогах ходили. На самом деле если бы у кого-то из них был наметанный взгляд, даже из того факта, что на всех надеты облегченные берцы, можно было бы сделать вывод. Если бы у одного были берцы, а у других кирзовые сапоги, тогда бы еще можно было предположить, что он купил их или обменял на что-то. А когда у всех — все понятно.

У нас там был один мусульманин: «Э! Да ты братьев-мусульман сюда приехал убивать? Мы тебе сейчас. (если говорить культурно — отрежем твои гениталии), затолкаем в рот, а потом голову отпилим!»

Понимаете, после таких угроз не осталось сомнений, что отпускать нас они не намерены. Мы в таком состоянии находились несколько часов. Одни уходили, другие приходили, их все больше становилось. Это происходило на том месте, где группа нашего подразделения попала в засаду 6 августа, когда начался штурм Грозного, и там было очень много наших погибших. Некоторые смогли вырваться из этого капкана, а некоторые не смогли.

Чем вот эта конкретная ситуация закончилась?

Уехали мы в результате интересно. Приезжает, по-моему, белая шестерка, оттуда выходит пожилой человек, лет 50-60, почему-то в кожаной куртке летом, на плечах у него реально здоровые золотые звезды. Он подходит, начинается разговор, все начинают бегать, потом его куда-то зовут, показывают пальцами. Он жестикулирует, объясняет что-то на своем.

Потом прошла информация, что одно из должностных лиц из нашей воинской части сказало, что оттуда никто вернуться не должен, все должны быть убиты.

Вас послали туда умирать?

Оттуда должны были вернуться две группы трупов: те, которых выкопали, и те, кто поехал их выкапывать

Что думали рядовые о командном составе?

Сначала мы подумали, что это неправда. Но по прошествии двадцати лет выяснилось, что это правда, что нас сдали — они нам это в открытую сказали. И первую группу, которая погибла в засаде, и мы приехали туда на убой. Боевикам фактически дали разрешение расправиться с нами.

Это для того, чтобы вы понимали, что за обстановка была в то время. Все жили так, как они хотели жить. Кто-то выполнял приказ, кто-то жил для себя.

«Ампутировали руку саперной лопаткой»

А в целом как солдаты относились к офицерам? Как простые солдаты относились к разведке?

Было кастовое деление. Вы должны понимать, что подразделения специального назначения всегда считают себя элитой, они не участвуют ни в разговорах, ни в переговорах, ни даже в обсуждениях чего-либо с другими подразделениями, так как знают намного больше, чем все остальные, чем даже офицеры части. Когда операция носит гриф «секретно» или «совершенно секретно», это говорит о том, что информация не должна уйти никуда. Например, как вы своими глазами видели, как ликвидируют боевиков, которых три раза доставляли в Ханкалу в особый отдел и три раза брали, обвешанных вооружением, практически в том же районе, где и до этого.

Когда нашего командира это уже достало, он сказал: «Вы мне надоели». Он понял, что они так и будут ходить и убивать наших. Это была банда, которую мы привозили в особый отдел, а их потом в полном составе отпускали. Потом снова привозили — и снова отпускали.

Мы их берем, а они улыбаются: «Командир, может, прямо у нас возьмешь? Мы же все равно выйдем». Командир сказал: «На этот раз не выйдете». Они: «Да кому ты угрожаешь?». Хи-хи, ха-ха. Думали, что шутки с ними шутят. Шутки закончились прямо там же.

Чем занималась разведка?

Разведподразделения использовались не по назначению, не так, как это прописано в уставе и в учебниках по военной науке. Она использовалась как наиболее подготовленное подразделение для затыкания всех дыр — любых.

Надо сопроводить — разведка. Надо вытащить кого-то — разведка. Надо произвести штурм — разведка. Надо устроить засаду — разведка

Задачи иногда ставились несвойственные для разведки. Соответственно, вполне возможно, что та засада, которая закончилась плачевно (речь идет о засаде 6 августа 1996 года, при штурме Грозного, убитых в которой забирало подразделение Дмитрия — прим. «Ленты.ру»), стала следствием нецелевого использования разведподразделений.

Там не было ни еды, ни воды, ни медикаментов. Одному бойцу ампутировали руку саперной лопаткой. Заматывать было нечем, поэтому мы порвали свои майки, тельняшки и замотали ему культю. У него было ранение, началась гангрена. Решение об ампутации было принято без участия самого пострадавшего. Так как инструментов и хирургов не было, это сделала группа бойцов с помощью наточенной саперной лопатки. Просто отрубили руку.

Штурм Грозного боевиками в августе 1996 года был неожиданностью или прогнозируемым событием? Как это выглядело с вашей точки зрения?

Знаете, с начала августа в городе нарастала какая-то напряженность. Резко уменьшилось количество местных жителей на улицах — это было заметно. Улицы просто опустели. Если раньше днем и вечером работали рынки, даже какие-то магазинчики на площади Минутка, люди хоть и с осторожностью, но передвигались по улицам, то в начале августа рынки были практически закрыты — стояли один-два торговца. Прохожие исчезли.

Нас, как людей подготовленных, это уже наводило на мысли, что что-то произойдет. У нас были средства связи, и мы научились настраиваться на переговоры боевиков. Ночами делать было нечего — служба идет, спать нельзя. И мы переключали частоты, слушали своих и чужих. И к началу августа у нас сложилось понимание, что готовится какая-то заваруха. Что конкретно — мы не могли предсказать, ведь с их стороны это тоже было совершенно секретно.

Все началось рано утром 6 августа: мы проснулись под канонаду. Они атаковали все точки федеральных войск — посты, здание правительства, МВД, вокзал, в котором находилась комендатура, блокпосты на мостах через Сунжу, Ханкалу, наш городок, 22-й городок, аэропорт Северный. Короче, по всему городу начались бои

Мы уже были готовы, командир говорил нам, что назревает что-то нездоровое. Шли сообщения по средствам связи с блокпостов, на которые напали: «Находимся в осаде», «Приняли бой» — уже открытым текстом, не шифром, «У нас есть погибшие и раненые», «Мы ждем помощи». Все это стекалось со всего города от групп батальона.

Разрывы, стрельба. Я на своем посту взял бинокль, просматривал часть улицы Ленина и несколько улиц Октябрьского района. Я видел, что из домов, которые похожи на наши пятиэтажки, которые реновации подлежат, из разбитых окон вылетали огненные шары — выстрелы из гранатометов. Работали пулеметы, автоматы. Очень было заметно, когда вылетали эти огненные шары, — их летело множество, словно это был метеоритный дождь.

Боевики спустились с гор или уже в городе были?

Они зашли в эту ночь. Если разведывательная информация была верна, они зашли между пятью и шестью часами утра одновременно из близлежащих населенных пунктов, к которым они стекались в течение нескольких дней. Некоторые прошли тайными тропами в обход блокпостов — ведь их невозможно установить на каждой тропе.

Другие одновременно напали на блокпосты, чтобы отвлечь их от продвижения сил и средств боевиков. Впрочем, думаю, что и в городе к тому времени боевиков было уже много.

Это противостояние могло закончиться победой федеральных войск?

Да. Так оно и было. Но неожиданно появился Лебедь, который заключил с ними «мир». Ему все солдаты, офицеры говорили: мы понесли такие потери — за что? Чтобы вот так сейчас с ними договориться о чем-то? Тогда ведь генерал Пуликовский дал боевикам два часа на вывод всех мирных жителей из Грозного, после чего обещал сровнять город с землей, несмотря на то, что он и так был в руинах.

В нашем заборе была дыра, и оттуда выходили и возвращались штурмовые группы — только успевали заносить убитых и раненых. Снайперы вели постоянный обстрел

Я заметил группу боевиков в черных кожаных куртках, передвигающихся поперек улицы Ленина, метрах в 250-300 от нас перебегали дорогу. У кого-то были военные штаны, у кого-то гражданские, при них были пулеметы, автоматы. Я сразу понял, что это явно не российские военнослужащие.

Я перебежал к зданию, у которого была разрушена крыша. Мой блокпост находился в нем, и, чтобы сместиться от заложенных окон, мне пришлось подняться к срезу стены, на который уже накладывается крыша (не знаю, как это правильно назвать). Крыши не было, а была кладка по контуру здания сантиметров 80 в высоту. Все пролеты обрушены, только швеллеры и четыре стены — остов здания без окон, без дверей, без полов, без потолков. До шестого этажа пустота, мы по веревкам туда забирались и спускались.

Переместившись по краю стены туда, где обзор был лучше, я открыл огонь. Ко мне прибежал мой товарищ, сержант по имени Сергей, забрался по веревке и говорит: «Что ты тут делаешь?» Я отвечаю: «Вон, смотри, бегают. Так давай сейчас мы с ними разберемся!»

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *