что делали с предателями в древнем риме
Помощники врагов римского народа
Римская армия по праву гордилась высочайшим уровнем дисциплины своих воинов. Не в последнюю очередь она была обусловлена особым этическим кодексом и традициями, которые целенаправленно культивировались в армейской среде. Вместе с тем было бы ошибкой идеализировать римские военные порядки — нередко они бывали далеки от совершенства. Время от времени римскому военному командованию приходилось сталкиваться со своеволием и мятежными настроениями солдат. Одной из самых распространённых форм протестного поведения являлось дезертирство. Покидая ряды армии, воин не только получал желаемые выгоды, но и многим рисковал — вплоть до самой жизни.
Перебежчики
Римляне называли перебежчиков словом transfuga. Как и близкое ему perfuga, оно пришло из солдатского жаргона. Современное слово «дезертир» происходит от схожего по значению латинского desertor. Об этимологии слова рассказывает Исидор Севильский:
«Дезертиры (desertor) называются так потому, что они бродят, оставляя свои военные обязанности без внимания (desertus) (…) Те, кто оставляет (deserere) армию и переходит к врагу, также называются дезертирами».
Предатель именовался словом proditor и ставился в один ряд с предыдущими терминами. Это неразделение понятий вполне объяснимо с точки зрения базовых культурных представлений римлян: оставляющий войско и переходящий к врагу дезертир совершает преступление и сам становится врагом со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая меру и форму наказания. Различение этих понятий, принятие во внимание обстоятельств совершения преступления и, соответственно, дифференциация меры ответственности появляются в более поздних юридических текстах.
Римский юрист Домиций Ульпиан определяет перебежчика как человека, «который покинул войско либо частным человеком перебежал к неприятелю». Другой видный юрист Юлий Павел вносит в это определение важное дополнение:
«Под перебежчиком (transfuga) следует понимать не только того, кто перебежал к врагам во время войны, но и того, кто, получив гарантии, перебежал во время перемирия к тем, с кем нет дружественных отношений».
Модестин указывает, что «карается смертью также и тот, кто был задержан, когда намеревался перебежать к врагу». По утверждению Аррия Менандра, в древности к дезертирству приравнивалось уклонение от воинского призыва, виновные в котором «отдавались в рабство как предатели свободы». Предателями и дезертирами считались воины, дрогнувшие перед натиском противника, оставившие вверенный им пост и попавшие в плен, если только им не удавалось доказать, что они были захвачены врагом внезапно. К дезертирству приравнивалось несанкционированное отсутствие воина в расположении своей части, если он задерживался дольше положенного при возвращении из командировки, если отклонялся в сторону от предписанного маршрута передвижения и т.д. Если пленный мог бежать или как-либо иначе вернуться домой, но не воспользовался этой возможностью, он также считался дезертиром.
Предательством считался не только переход на сторону врага и попадание в плен, но и передача противнику замыслов командования и разглашение военной тайны. В предательстве обвинялись те, кто причинил своими действиями какой-либо ущерб войску, сдал на войне крепость или лагерь, тот, кто послал врагам римского народа вестника или письмо либо дал знак или со злым умыслом помог врагам советом. К этому перечню Сцевола добавляет тех лиц, усилиями которых
Предатели
Предательство считалось у римлян одним из самых тяжких и позорных преступлений наряду с отцеубийством и покушением на захват власти. В представлениях римлян совершение предательства, помимо самого акта преступного деяния, было также связано с нарушением клятв и связей доверия (fides), находившихся под защитой богов. Дезертир нарушал данную им присягу (sacramentum), что делало его не только преступником, но и святотатцем. По закону о предательстве, уличённый в подобном проступке мог быть убит любым желающим в качестве жертвы Юпитеру Подземному. Эта норма, авторство которой историк Дионисий Галикарнасский приписывает Ромулу, почти дословно повторяет комментатор «Энеиды» Сервий, который ссылается при этом на Законы XII таблиц (450 год до н.э.) — древнейший памятник римского законодательства.
Римские юристы последующего времени конкретизировали содержание этой нормы. Они подчёркивали, что сам акт перехода на сторону противника делает перебежчика врагом (hostis) со всеми вытекающими для него отсюда последствиями. По словам Юлия Павла, тот, кто «покинул родину с дурным намерением и с душой предателя, должен считаться в числе врагов». Марциан позволяет убивать перебежчиков как врагов, «где бы их не застигли». Перебежчик лишается семьи, а его собственность переходит государству или тому, кто её захватывает. Даже если перебежавший к врагу римский воин затем возвращался обратно, то, как отмечает Модестин, он всё равно подвергался пытке и после этого приговаривался к смерти. Обычным наказанием для дезертиров являлась порка розгами (virgis caedere) и последующее обезглавливание топором (securi pereutere). Модестин в качестве казни для перебежчиков допускает растерзание зверями или распятие, хотя и оговаривает, что солдаты обычно не подлежат таким наказаниям. Ульпиан указывает в этом случае сожжение живьём.
При рассмотрении дел о дезертирстве в поздний период римские юристы всё больше обращают внимание на конкретные обстоятельства дела, что позволяет историкам говорить об определённой гуманизации военного права. Всё чаще в расчёт берутся звание или ранг воина, род войск, в которых он служил, возложенные на него по службе обязанности, совершённые ранее проступки, авторитет среди товарищей. Аррий Менандр в своей работе «О военном деле» пишет:
«Не все дезертиры подлежат одинаковому наказанию (…) Если дезертирство совершено в мирное время, то всадник должен быть подвергнут разжалованию, пехотинец — переводу в другую часть. То же, совершённое во время войны, карается смертью. Тот, кто к дезертирству присоединяет другое преступление, подлежит более строгому наказанию (…) Тот, кто после долгого скитания, [добровольно] возвратился в лагерь, считается просрочившим отпуск. Дезертиром является тот, кто, находясь продолжительное время в бегах, был доставлен [в лагерь принудительно] (…) При недозволенной отлучке необходимо выяснить причину таковой, чем именно была вызвана такая отлучка, где был отлучившийся и что там делал. Снисхождение делается по состоянию здоровья, по причине [проявленной] заботливости в отношении родителей и близких, вследствие [необходимости] преследовать бежавшего раба и по другим такого рода основаниям. Точно так же [недозволенная отлучка] прощается новобранцу, не усвоившему ещё твёрдо правила дисциплины (…) Адриан предписал, что восстанавливать на службе солдат, освободившихся от варваров, следует только тогда, когда они докажут, что, попав в плен, они совершили побег, а не перебежали к врагу [по своей воле]. Хотя установить это с полной очевидностью невозможно, всё же нужно внимательно изучить доказательства. И если прежде его оценивали, как хорошего воина, то скорее можно признать его показания достоверными. Если же в прошлом за ним числились самовольная отлучка, или он был замечен в нерадивом или небрежном исполнении своих обязанностей, или чуждался товарищей по лагерю, то веры ему не будет».
Некоторые виновные в таком проступке, по мнению римских юристов, могли рассчитывать на послабления. К их числу относились в первую очередь новобранцы, «не усвоившие ещё твёрдо правил дисциплины», а также воины, обладавшие хорошей репутацией среди командования и сослуживцев. Согласно рескрипту Адриана, пощады должен был удостоиться тот, кто после своего побега захватил много разбойников и выявил других дезертиров. «Однако, — пишет автор соответствующего документа, — не следует делать этого в отношении того, кто только обещает».
Наказания
Конкретные примеры наказаний, как правило, хорошо иллюстрируют присущую римлянам суровость. В 270 году до н.э. они после долгой осады взяли штурмом Регий, где долго держал оборону взбунтовавшийся Кампанский легион. Триста оставшихся в живых дезертиров привезли в Рим, где их сперва высекли розгами в Комиции, а затем всех обезглавили. В 212 году до н.э. Марк Клавдий Марцелл захватил в Леонтинах и казнил 2000 перебежчиков и дезертиров. После победы над Карфагеном в 201 году до н.э. Публий Корнелий Сципион Африканский приказал распять на крестах выданных ему перебежчиков-римлян, а латинских союзников обезглавил топором. Рассказывая об этом событии, Валерий Максим осуждает Сципиона, говоря, что «нет нужды оскорблять римскую кровь наказанием для рабов, пусть даже и заслуженным». Однако позже он сам не без удовольствия вспоминает, как Сципион Эмилиан, внук Публия Корнелия, после взятия Карфагена в 146 году до н.э. «дезертиров не римлян, а других национальностей бросил диким зверям на публичных представлениях». Наконец, Луций Эмилий Павел после победы над царём Персеем в 168 году до н.э. приказал бросить дезертиров под ноги слонам.
Примеры варварской, прямо-таки нарочито садистской жестокости в обращении с виновными и дезертирами содержит «История Августов». Особенно прославился своими казнями военачальник, а впоследствии узурпатор Авидий Кассий. Если верить автору его жизнеописания, одним он отсекал руки, другим перебивал голени и подколенные чашечки и утверждал, что искалеченный преступник служит лучшим примером, чем убитый:
«Он даже первый придумал такого рода казнь: ставил громадный столб высотой в восемьдесят или сто футов, и осуждённых на казнь привязывал к нему, начиная с верхнего конца бревна и до нижнего, и у нижнего конца разводил огонь; одни сгорали, другие задыхались в дыму, иные умирали в разнообразных муках, а иные — от страха».
В этом описании сложно отделить исторические реалии от фантазий автора. Параллельные литературные источники никак не подтверждают применение этих норм. Только у Аммиана Марцеллина сообщается, что «дезертиры и трусы, оставившие бой, были наказаны отрубанием рук и сожжением заживо».
Дезертирство
Несмотря на жестокость наказаний, дезертирство оставалось постоянной проблемой римской армии. Зная, что перебежчикам закрыт путь домой, соседи Рима нередко приглашали их к себе на службу. Кассий Дион утверждает, что бо́льшая и лучшая часть армии дакийского царя Децебала состояла из беглых римских солдат, которых тот убеждал переходить к себе за большие деньги. Во время Маркоманнских войн в плен ко вторгавшимся в римские пределы варварам попало множество римлян, в том числе солдат. Некоторые из них были добровольными или вынужденными перебежчиками, которых варвары принуждали сражаться против своих. Кассий Дион пишет о десятках тысяч человек, однако не уточняет, сколько из этого числа были пленными, а сколько перебежчиками. Выдача тех и других являлась непременным условием при заключении мира, однако варвары всячески старались уклониться от выполнения этих обязательств. Даже возвращая по необходимости некоторых пленников, они нередко продолжали удерживать у себя их родственников из расчёта, что ради освобождения родных они снова станут перебежчиками. Согласно документам, некоторое число римлян служило у парфянских и персидских царей на Востоке.
Источники, как правило, обходят стороной мотивы и конкретные причины перехода на сторону врага. Можно предположить, что по крайней мере для некоторых предательство стало результатом совершённого в рядах войска проступка и стремления избежать ответственности. В других случаях предателями становились пленные, которых враги принуждали к переходу на их сторону подкупом, шантажом или побоями. Причиной могли стать упадок духа и деморализация войска при затянувшейся осаде. Если верить Диону Кассию, во время осады Иерусалима в 70 году по этой причине на сторону защитников города стали переходить некоторые римляне, которых иудеи охотно принимали к себе и окружали заботой. Наконец, во время Гражданских войн солдаты проигравшей партии, опасаясь репрессий со стороны победителей, искали выход в бегстве за границу. Один из массовых исходов произошёл в 194 году после победы Септимия Севера над войсками его противника Песценния Нигера. Историк Геродиан писал:
Немалая часть дезертиров скрывалась на территории самой империи, собираясь в разбойничьи банды, терроризировавшие провинциальное население. О том, какой размах могло приобрести это явление даже в относительно спокойные времена, свидетельствует история разбойника Матерна, который сам являлся бывшим солдатом и сколотил из числа других беглых большой отряд. Эти разбойники в 185–186 годах успешно действовали на территории Верхней Германии и даже осмеливались осаждать лагерь VIII Августов легион в Аргенторате (Страсбург). Матерн намеревался бросить вызов самому императору Коммоду и для этого перешёл со своими отрядами в Италию. Здесь, однако, он был захвачен и казнён. После смерти предводителя его подельники разбрелись в разные стороны.
Древнеримская суровость
Гражданская и военная доблесть
Среди историков утвердилось представление о принципиальном различии гражданского и военного права у римлян. Первое действовало на территории города и определялось буквой Закона. Второе начиналось за первым милевым столбом от городских стен, и здесь безраздельно царила воля военачальника. Его власть над телами и душами подчинённых была абсолютной. Недаром одним из её символов римляне считали фасции, то есть перевязанный ремнём пучок розог, которые торжественно носили перед военачальником ликторы. За пределами городских стен в фасции вкладывался топор, который символизировал право военачальника выносить смертные приговоры. На территории Рима смертная казнь была ограничена правом провокации, то есть возможностью приговорённого обратиться за заступничеством к народному собранию. Однако с выступлением войска в поход для граждан, ставших воинами, это право переставало действовать.
После объявления войны обычные нормы гражданской жизни в Риме приостанавливались. Закрывались суды, переставало собираться народное собрание, прекращалась торговля. Даже сам гражданский статус воинов как бы отчуждался: будучи зачисленными в войско, граждане лишались базовых прав и подлежали заключению, телесным наказаниям и даже казни по приказу военачальника. Этой особенностью гражданско-правовой жизни охотно пользовался римский сенат, который во время плебейских волнений обычно под первым удобным предлогом вводил военное положение, мобилизовывал недовольных в армию и тем самым принуждал их покориться. Любые сходки или собрания в войске были запрещены под страхом смерти. С другой стороны, эта же особенность приводила к тому, что знаменитые плебейские сецессии V–IV веков до н.э., как правило, начинались с восстания войска, которое отказывало военачальнику в подчинении и затем в полном порядке удалялось на Священную гору в трёх милях от города.
«В начале своего слова, — пишет Аппиан, — он обратился к ним «граждане» вместо «солдаты», это обращение служит знаком того, что солдаты уже уволены со службы и являются частными людьми. Солдаты, не стерпев этого, крикнули, что они раскаиваются и просят его продолжать с ними войну».
Суровость отеческих нравов
Символом унаследованной от предков строгой военной дисциплины римляне считали так называемый «Манлиев правёж». Он относится к 340 году до н.э., когда консул Тит Манлий Империоз приказал ликторам обезглавить собственного сына за нарушение им запрета покидать строй и сражаться с врагами. Ещё один подобный случай произошёл в 432 году до н.э., когда при схожих обстоятельствах собственного сына казнил диктатор Авл Постумий. Правда, Ливий, рассказывая эту историю, выражал осторожные сомнения в её достоверности.
В 325 году до н.э. прославленный военачальник Луций Папирий Курсор, исполняя обязанности диктатора, приговорил к смерти своего начальника конницы Квинта Фабия Руллиана, который, как и предыдущие юноши, вопреки его запрету вступил в бой с противником и одержал победу. Фабию удалось вырваться из рук ликторов и бежать из лагеря в Рим, где он апеллировал к народному собранию. В ходе разгоревшихся среди римлян дебатов Папирию удалось настоять на своём праве, но по единодушной просьбе расположенного к Фабию собрания он всё же согласился смягчить свой гнев и простить его проступок.
Пример «Манлиева правёжа» особо показателен из-за конфликта между властью военачальника и отцовским правом: «Раз уж ты, Тит Манлий, не почитая ни консульской власти, ни отчей…», — такие слова вкладывает Ливий в уста разгневанного поступком сына военачальника. Его суровость, ставшая легендарной уже в древности, должна была стать примером беспрекословного подчинения дисциплине, которая стояла бы выше любых обстоятельств, в том числе выше отцовской привязанности к детям. Эта традиция слепого подчинения приказу была столь непререкаема, что любое самовольное действие, даже на первый взгляд успешное, считалось в римской армии таким же нарушением военной дисциплины, как и невыполнение приказа. Нет сомнений, что этот пример действительно служил для многих поколений римлян важным ориентиром, с которым они сверяли свои действия в частной и в государственной жизни. «Нравами предков сильна и могуча республика римлян», — писал римский поэт Энний.
Устрашение и жестокость
И Полибий, и другие греки описывали суровые порядки, действовавшие в римской армии. Редко в каком другом государстве, замечал Полибий, к виновным в нарушении дисциплины или малодушии относились с такой жестокостью и презрением, как у римлян. Известно, что сенат неоднократно отказывался выкупать своих воинов, попавших в плен к противнику. Когда царь Пирр отпустил римских пленных без выкупа, сенаторы постановили тех из них, кто ранее служил в кавалерии, перевести в пехоту, а бывших пехотинцев приписать к вспомогательным отрядам пращников. Никто из них не имел права располагаться на ночь в лагере или ночевать в палатках, а к прежней службе они могли вернуться не иначе, как доставив доспехи, снятые с двух убитых врагов. Солдат легионов, потерпевших поражение при Каннах, перевели на Сицилию, где они должны были оставаться до конца войны с тем же запретом разбивать на ночь лагерь и заменой пшеничного хлеба на ячменный.
Иногда в отступивших перед натиском врага отрядах проводилась децимация. В этом случае устраивали общее построение войска и среди беглецов по жребию отбирали каждого десятого, которого тотчас подвергали казни. Сам отряд при этом расформировывался, а его воины распределялись среди других подразделений армии.
Лагерное правосудие
Дисциплинарной властью обладал не только военачальник, но также и трибуны, префекты союзников и центурионы. Они имели право налагать денежные взыскания, арестовывать виновных и сечь их розгами. Что касается ответственности за те или иные преступления, то Катон Старший писал, что уличённым в краже среди сотоварищей отрубали кисть правой руки, а если желали подвергнуть их более лёгкому наказанию, то секли розгами перед строем. Полибий перечисляет следующие проступки:
Позорящие взыскания
Римские авторы императорской эпохи продолжали традиционно превозносить старинные нравы таких военачальников, как Домиций Корбулон или Авидий Кассий. Последний отличался легендарной суровостью нравов. По словам его биографа, жившего, правда, в гораздо более позднюю эпоху,
«он подвергал наказанию розгами на площади или казнил посреди лагеря, отрубая голову тем, кто этого заслуживал (…) У дезертиров он отсекал руки, другим перебивал голени и подколенные чашечки и говорил, что оставленный в живых искалеченный преступник служит лучшим примером, чем убитый».
Согласно общему убеждению того времени, праздность и бездеятельность мирной жизни губительно влияли на дисциплину войск, подрывали моральное и физическое состояние солдат. Тяжёлый труд, постоянные упражнения, продолжительная служба в отдалённых гарнизонах бок о бок с врагом считались необходимым средством, чтобы держать в узде наиболее беспокойные контингенты, которые в противном случае самостоятельно не были бы способны удержаться от преступлений или мятежей.
Вместе с тем, особенно в сравнении с предшественниками, в это время гораздо больше стали цениться умеренность тех военачальников, которые реже старались прибегать к репрессиям и чаще решали проблемы личным примером и убеждением. Лагерное правосудие стало гораздо более гибким. За малый проступок на виновного налагались дополнительные наряды по дежурству, его могли отправить на гауптвахту или оставить ночевать за стенами лагеря. Проявивших трусость или неповиновение заставляли копать канавы, носить кирпичи, рубить солому или выполнять другую тяжёлую и грязную работу.
Среди наказаний в это время широкое распространение получили позорящие взыскания. Виновных при этом выставляли в унизительном виде, приказывая им, например, стоять в центре лагеря целый день босиком, в одежде без пояса или разрезанной сверху донизу, с саженью или с дерновиной в руках. Эти наказания, осуществлявшиеся на глазах у сослуживцев, апеллировали к солдатскому чувству чести и являлись эффективным средством поддержания военной дисциплины в рядах профессиональной армии.
Как древние римляне казнили своих предателей
Древние римляне использовали множество ужасных методов казни для осужденных к смерти. Но были формы смертной казни специально зарезервированные за конкретные преступления.
Так, заживо хоронили тех, кто был уличён в нарушении обета безбрачия, а распятие, самый жестокий и самый унизительный способ смерти, не применялся к римским гражданам.
Казнь для предателей, заключалась в том, что их выбрасывали с высокой скалы.
Утёс южной вершины Капитолийского холма, выходящий на Римский форум в Древнем Риме, был идеальным местом для этих варварских действий. Скала была названа «Тарпейской», в честь известной изменницы, которая пыталась продать Рим врагам в обмен на золото, но вместо этого была убита теми же врагами, с которыми у неё была заключена сделка. Её звали Тарпея, она была дочерью Спорария, командира, отвечавшего за оборону Капитолийского холма.
Согласно легенде, Тарпея пришла к царю сабинян Титу Татиусу, когда тот напал на Рим в 8 веке до нашей эры, и предложила открыть ворота цитадели в обмен на золотые браслеты, которые он носил на руках.
Тит Татиус — царь сабинян
Сабинский царь, увидев жадность в её глазах, пообещал дать ей золото, если она откроет ворота цитадели. После того, как Тарпея позволила воинам-сабинянам проникнуть в город, они убили её (забили щитами до смерти), вместо того, чтобы наградить золотом. Видимо, даже сабины ненавидели предательство и наказывали за предательство не только своих людей, но и предателей противника.
Легенда говорит, что тело Тарпеи было погребено под скалой, которая носит её имя. На протяжении веков всех пресловутых предателей сбрасывали с Тарпейской скалы — судьба, которая считалась хуже смерти, потому что несла стигму стыда.
Исполнение наказания предателей с Тарпейской скалы продолжалось до 1-го века нашей эры, пока не было запрещено законом.
Участь поверженных
В античной Италии полководец, захватив в плен армию противника, мог поступить с побеждёнными тремя различными способами. Во-первых, он имел полное право предать их смерти, хотя традиционная мораль и осуждала такое проявление кровожадности. Во-вторых, он мог продать пленников в рабство или потребовать за них выкуп. Наконец, он мог провести их под ярмом и отпустить после этого их домой без всякого выкупа. Попробуем разобраться, в чём заключалась суть этого обычая.
Что говорят источники
«Консулов, чуть не нагих, первыми прогнали под ярмом, затем тому же бесчестию подвергся каждый военачальник в порядке старшинства и, наконец, один за другим все легионы. Вокруг, осыпая римлян бранью и насмешками, стояли вооружённые враги и даже замахивались то и дело мечами, а если кто не выражал своим видом должной униженности, то оскорблённые победители наносили им удары и убивали. Так и провели их под ярмом, причём на глазах врагов, что было, пожалуй, самым мучительным. Хотя, выбравшись из ущелья, римляне, словно выходцы из преисподней, казалось, впервые увидели белый свет, но и самый свет для взиравших на своё столь опозоренное войско был чернее мрака смерти».
По свидетельству историка Помпея Трога, описанный обычай имел италийское происхождение и долго оставался неизвестен за пределами Италии. Одно из первых его упоминаний в контексте римской истории связано с победой диктатора Луция Квинкция Цинцинната над эквами в 458 году до н.э. Пятнадцатью годами позже, в 443 году до н.э., Марк Геганий провёл под ярмом побеждённых вольсков. В 321 году до н.э. римлянам самим пришлось пройти под ярмом в Кавдинском ущелье. Мстя самнитам за это унижение, в 320 году до н.э. у Луцерии, в 308 году до н.э. под Алиффами, в 294 году до н.э. у Интерамны и в 293 году до н.э. у Дурония римляне воздали им той же мерой.
В ходе римской экспансии за пределы Италии этот обычай у них заимствовали другие народы. В 136 году до н.э. армию консула Гая Гостилия Манцина заставили пройти под ярмом нумантинцы в Испании. В 110 году до н.э. нумидийский царь Югурта провёл под ярмом окружённую армию Авла Постумия Альбина. Наконец, в 107 году до н.э. галлы-тигурины поступили так же с остатками разбитой ими армии Луция Кассия Лонгина. Последний эпизод в 58 году до н.э. стал для Юлия Цезаря одним из предлогов для начала кампании по завоеванию Галлии.
Копьё в ритуале
Копьё также известно как символ завоевания и присвоения захваченной на войне добычи. У греков, например, существовало представление о «земле, завоёванной копьём» (δουκτητός χόρα). Согласно преданию, высаживаясь на берег в Азии, Александр Великий сначала метнул в него своё копьё. Римляне, объявляя кому-либо войну, также начинали с того, что метали копьё на вражескую территорию. Схожий обычай существовал у галлов и германцев. Их предводитель в начале боя бросал копьё во вражеское войско, посвящая его и всю будущую добычу богам. Победив, варвары уничтожали все захваченные трофеи, а пленников приносили в жертву. Римляне добычу, в том числе военнопленных, не уничтожали, а продавали «под копьём» (sub hasta) под наблюдением квестора. О существовании такого обычая писал Фест и другие грамматики. Одной из иллюстраций этого обычая является римский денарий 50 года до н.э., на котором изображена сцена продажи «под копьём» добычи и пленных. Существовал и противоположный обычай: получавшему свободу рабу хозяин вручал копьё без наконечника в знак его нового статуса свободного человека.
Когда греческий историк Аппиан рассказывал о поражении римлян в Кавдинском ущелье и о проходе армии под ярмом, он явно понимал смысл этого унижения как параллель с обычаем продажи захваченной добычи и пленных в рабство. На это указывает его комментарий к сохранившемуся описанию:
«Когда были принесены клятвы, Понтий, разрушив часть укрепления и положив на два копья, воткнутые в землю, третье копьё, предложил каждому из римлян пройти под ним (…) Этот вид отпуска на волю, который здешние жители называют «пропустить под ярмом», имеет, мне кажется, то значение, чтобы опозорить подвергаемых подобному унижению как взятых в плен на войне».
Очищение
«совершив особые очистительные жертвоприношения, которые с той поры завещаны роду Горациев, отец перекинул через улицу брус и, прикрыв юноше голову, велел ему пройти словно бы под ярмом. Брус существует и по сей день, и всегда его чинят на общественный счёт; называют его «сестрин брус».
Отметим сходство терминологии Ливия, который прямо сравнивает обряд очищения Горация от скверны с прохождением под ярмом (velut sub iugum missus).
Таким же памятником, выполнявшим очистительную функцию, являлись Триумфальные ворота в Риме. Через арку Триумфальных ворот войско возвращалось в город из похода. Неизвестно, представляли собой эти ворота отдельное сооружение, вроде триумфальной арки, или же являлись настоящими воротами в Сервиевой стене. Даже их точное местоположение остаётся неизвестным, и лишь предполагается, что ворота стояли на Марсовом поле, близ посвящённых Марсу алтарей. Считается, что триумфальные арки, которые начали строить в Италии в правление Августа, воспроизводили эти ворота. Конструктивно они представляли собой ту же арку, в которой между двух монументальных опор был положен горизонтальный антаблемент, который назывался «брус», или tigillum. Как Гораций очистился от скверны убийства, пройдя под «сестриным брусом», так и армия, проходя под аркой триумфальных ворот, должна была очиститься от того насилия, которое воины творили в походе. Пересекая здесь сакральную границу города, так называемый «померий» (pomerium), воины переставали быть исполненными злобы убийцами и становились законопослушными и благочестивыми гражданами.
Что же произошло в Кавдинском ущелье
Интересной параллелью этим событиям является рассказ Фронтина о том, как консул Отацилий Красс приказывал тем, кого провёл под ярмом Ганнибал, разбивать палатки за пределами лагеря. С одной стороны, подобная практика являлась в римской армии одним из наказаний для трусов. С другой стороны, внутри лагеря имели право находиться лишь воины, а те, кто к воинам не относился либо же переставал ими быть, вынуждены были становиться на ночлег вне лагерного вала.