что делали декабристы в ссылке

Всё, что нужно знать о декабристах

Историк и специалист по революционному движению в России Ольга Эдельман объясняет, кто такие декабристы, чего они хотели и как жили в ссылке

Кем были декабристы?

Компанией молодых дворян, мечтавших изменить положение дел в России. На ранних этапах в декабристских тайных обществах участвовало довольно много людей, и позже следствию приходилось думать, кого считать заговор­щиком, а кого — нет. Все потому, что деятельность этих обществ ограничивалась исключительно разговорами. Были ли готовы члены Союза благоден­ствия и Союза спасения перейти к каким-либо активным действиям — вопрос спорный.

В общества входили люди разной степени знатности, достатка и положения, однако есть несколько вещей, которые их объединяли.

Декабристы на мельнице в Чите. Рисунок Николая Репина. 1830-е годыДекабрист Николай Репин был приговорен к каторжным работам на 8 лет, затем срок сократили до 5 лет. Наказание он отбывал в Читинском остроге и в Петровском Заводе. © Wikimedia Commons

Все они были дворяне

Бедные или зажиточные, родовитые или не очень, но все они относились к дворянству, то есть к элите, что предполагает некоторый уровень жизни, образование и статус. Это, в частности, означало, что многое в их поведении определял кодекс дворянской чести. Впоследствии это поставило их перед сложной моральной дилеммой: кодекс дворянина и кодекс заговорщика очевидно противоречат друг другу. Дворянин, будучи пойманным на неудачном восстании, должен явиться к государю и повиниться, заговорщик должен молчать и никого не выдавать. Дворянин не может и не должен лгать, заговорщик — делает все, что требуется для достижения его целей. Представить себе декабриста живущим на нелегальном положении по подложным документам — то есть обычной жизнью подпольщика второй половины XIX века — невозможно.

Подавляющее большинство было офицерами

Декабристы — это люди армии, профессиональные военные с соответствую­щим образованием; многие прошли через сражения и были героями войн, имели боевые награды.

Они не были революционерами в классическом смысле

Все они искренне полагали главной своей целью службу на благо отечества и, сложись обстоятельства по-другому, почли бы за честь служить государю в качестве государственных сановников. Свержение государя вовсе не было главной идеей декабристов, они пришли к ней, глядя на текущее положение вещей и логически изучая опыт революций в Европе (и далеко не всем им эта идея была по душе).

Сколько всего было декабристов?

Всего после восстания 14 декабря 1825 года было арестовано более 300 человек, из них осуждено 125, остальных оправдали. Точное количество участников декабристских и преддекабристских обществ установить сложно — именно в силу того, что вся их деятельность сводилась к более или менее абстрактным разговорам в дружеском кругу молодых людей, не связанных четким планом или строгой формальной организацией.

Стоит заметить, что люди, участвовавшие в декабристских тайных обществах и непосредственно в восстании, — это два не слишком пересекающихся множества. Многие из тех, кто участвовал в заседаниях ранних декабристских обществ, впоследствии полностью потеряли к ним интерес и стали, например, ревностными чиновниками-охранителями; за девять лет (с 1816 по 1825 год) через тайные общества прошло довольно много людей. В свою очередь, в восстании участвовали и те, кто вообще в тайные общества не входил или был принят за пару дней до мятежа.

Как становились декабристами?

Чтобы оказаться причисленным к кругу декабристов, иногда доста­точно было ответить на вопрос не вполне трезвого приятеля: «Есть общество людей, желающих блага, процветания, счастья и свободы России. Ты с нами?» — причем оба про этот разговор впоследствии могли забыть. Стоит заметить, что разговоры про политику в дворянском обществе того времени совершенно не поощря­лись, так что те, кто был к таким разговорам склонен, волей-неволей образовывали замкнутые кружки по интересам. В известном смысле можно считать декабристские тайные общества способом социализации тогдашнего поколения молодых людей; способом уйти от пустоты и скуки офицерского общества, найти более возвышенный и осмысленный способ существования.

Так, Южное общество возникло в крохотном украинском местечке Тульчине, где был расквартирован штаб Второй армии. Образованные молодые офицеры, чьи интересы не сводятся к картам и водке, собираются в своем кругу, чтобы поговорить о политике — и это единственное их развлечение; эти собрания они назовут, по тогдашней моде, тайным обществом, что, по сути, было просто свойственным эпохе способом обозначить себя и свои интересы.

Сходным образом Союз спасения был просто компанией боевых товарищей лейб-гвардии Семеновского полка; многие были родственниками. Вернувшись с войны в 1816 году, они организовывают свой быт в Петербурге, где жизнь была довольно дорогая, по знакомому солдатам артельному принципу: снимают вскладчину квартиру, скидываются на пропитание и прописывают в уставе детали общего быта. Эта небольшая дружеская компания впослед­ствии и станет тайным обществом с громким названием Союз спасения, или Общество истинных и верных сынов отечества. На деле это совсем небольшой — пара десятков человек — дружеский кружок, участникам которого хотелось, помимо прочего, поговорить про политику и пути развития России.

К 1818 году круг участников станет расширяться, и Союз спасения реформируется в Союз благоденствия, в котором было уже около 200 человек из Москвы и Санкт-Петербурга, причем все вместе они никогда не собирались и два члена союза могли быть уже и не знакомы лично. Это неконтролируемое расширение круга и побудило лидеров движения объявить о роспуске Союза благоденствия: избавиться от лишних людей, а также дать возможность тем, кто хотел всерьез продолжать дело и готовить уже настоящий заговор, делать это без лишних глаз и ушей.

Чем они отличались от других революционеров?

По сути, декабристы были первой политической оппозицией в истории России, созданной по идейным осно­ваниям (а не, например, в порядке борьбы придворных группировок за доступ к власти). Советские исто­рики привычно начинали ими цепочку революционеров, которая продолжалась Герценом, петрашев­цами, народниками, народовольцами и, наконец, большевиками. Однако декабристов от них отличало прежде всего то, что они не были одержимы идеей революции как таковой, не заяв­ляли, что любые преобразования бессмысленны, пока не свергнут старый порядок вещей и не провоз­глашено какое-то утопическое идеальное будущее. Они не противо­поставляли себя государству, а слу­жили ему и к тому же были важной частью российской элиты. Они не были профессиональными революционе­рами, живущими в рамках очень специ­фической и во многом марги­нальной субкультуры — как все, кто позднее пришел им на смену. Они мыслили себя возможными помощни­ками Александра I в деле проведения реформ, и если бы император продолжил ту линию, которую он на их глазах так смело начал, даровав конституцию Польше в 1815-м, то они были бы счастливы помочь ему в этом.

Что вдохновило декабристов?

Более всего — опыт Отечественной войны 1812 года, характеризовавшейся огромным патриотическим подъемом, и Заграничного похода русской армии 1813–1814 годов, когда множество молодых и горячих людей впервые увидело вблизи другую жизнь и этим опытом оказалось совершенно опьянено. Им казалось несправедливым, что Россия живет не так, как Европа, и еще более несправедливым и даже диким — что солдаты, с которыми они бок о бок выиграли эту войну, сплошь из крепостных и помещики обращаются с ними как с вещью. Именно эти темы — реформы для достижения большей справедливости в России и отмена крепостного права — и были главными в разговорах декабристов. Не менее важным был и политический контекст того времени: преобразования и революции после Наполеоновских войн произошли во многих странах, и казалось, что вместе с Европой может и должна поменяться и Россия. Самой возможностью всерьез обсуждать перспективы смены строя и революции в стране декабристы обязаны политическому климату.

Чего хотели декабристы?

В общем — реформ, изменений в России к лучшему, введения конституции и отмены крепостного права, справедливых судов, равенства людей всех сословий перед законом. В деталях же они расходились, зачастую кардинально. Справедливым будет сказать, что никакого единого и четкого плана реформ или революционных изменений у декабристов не было. Невозможно представить себе, что было бы, если бы восстание декабристов увенчалось успехом, потому что сами они не успели и не смогли договориться о том, что делать дальше. Как вводить конституцию и устраивать всеобщие выборы в стране с поголовно неграмотным крестьянским населением? Ответа на этот и на многие другие вопросы у них не было. Споры декабристов между собой знаменовали лишь зарождение культуры политической дискуссии в стране, и многие вопросы ставились впервые, а ответов на них и вовсе ни у кого не было.

Впрочем, если у них и не было единства по поводу целей, то по поводу средств они были единодушны: своего декабристы хотели добиться путем военного переворота; того, что сейчас мы бы назвали путчем (с той поправкой, что если бы реформы исходили от трона, декабристы бы их приветствовали). Идея народного восстания была им абсолютно чужда: они были твердо уверены, что народ вовлекать в эту историю крайне опасно. Восставшим народом невозможно управлять, а войска, как им казалось, останутся у них под контролем (ведь у большинства участников был опыт командования). Главное здесь — что они очень боялись кровопролития, междоусобия и полагали, что военный переворот дает возможность этого избежать.

В частности, поэтому декабристы, выводя полки на площадь, совершенно не собирались объяснять им свои резоны, то есть вести пропаганду среди собственных солдат они считали делом ненужным. Они рассчитывали только на личную преданность солдат, которым старались быть заботливыми командирами, а также на то, что солдаты просто будут выполнять приказы.

Как прошло восстание?

Неудачно. Нельзя сказать, что у заговорщиков не было плана, но выполнить его не удалось с самого начала. Им удалось вывести на Сенатскую площадь войска, однако планировалось, что на Сенатскую они придут к заседанию Государственного совета и Сената, которые должны были присягать новому государю, и потребуют введения конституции. Но когда декабристы пришли на площадь, выяснилось, что заседание уже закончилось, сановники разош­лись, все решения приняты, а требования предъявлять попросту некому.

Ситуация зашла в тупик: офицеры не знали, что делать дальше, и продол­жали держать войска на площади. Восставших окружили правительственные войска, произошла перестрелка. Восставшие просто стояли на Сенатской, даже не пытаясь совершить какое-либо действие — например, отправиться на штурм дворца. Несколько выстрелов картечью со стороны правительственных войск рассеяли собравшихся и обратили их в бегство.

Почему восстание провалилось?

Кровь все равно пролилась, но жертв было сравнительно немного: обе стороны стреляли с заметной неохотой, по возможности поверх голов. Правительственные войска ставили задачу просто рассеять мятежников, а те отстреливались. Современные подсчеты историков показывают, что во время событий на Сенатской с обеих сторон погибло около 80 человек. Разговоры о том, что жертв было до 1500 человек, и о куче трупов, которые полиция ночью скидывала в Неву, ничем не подтверждаются.

Кто и как судил декабристов?

Для расследования дела был создан специальный орган — «высочайше учреж­денный Тайный комитет для изыскания соучастников злоумышленного общества, открывшегося 14 декабря 1825 года», куда Николай I назначил в основном генералов. Для вынесения приговора специально учредили Верховный уголовный суд, в который назначили сенаторов, членов Государственного совета, Синода.

Проблема заключалась в том, что императору очень хотелось осудить мятеж­ников справедливо и по закону. Но подходящих законов, как выяснилось, не было. Не существовало никакого цельного кодекса с указанием относитель­ной тяжести разных преступлений и мер наказаний за них (вроде современного Уголовного кодекса). То есть можно было воспользоваться, скажем, Судеб­ником Ивана Грозного — его никто не отменял — и всех, например, сварить в кипящей смоле или колесовать. Но было понимание, что это уже никак не соответствует просвещенному XIX веку. К тому же подсудимых много — и вина их очевидным образом различается.

Поэтому Николай I поручил Михаилу Сперанскому — сановнику, тогда известному своим либерализмом, — разработать какую-то систему. Сперанский разбил обвинение на 11 разрядов по степени вины, про каждый разряд прописал, какой состав преступления ему соответствует. А потом обвиняемых расписали по этим разрядам, и по каждому судьи, выслушав записку о силе его вины (то есть итог следствия, нечто вроде обвинительного заключения) голосовали, соответствует ли он этому разряду и какую меру наказания назначить каждому разряду. Вне разрядов шли пятеро, пригово­ренных к смертной казни. Впрочем, приговоры делали «с запасом», чтобы государь мог проявить милосердие и смягчить наказание.

Процедура была такая, что сами декабристы на суде не присутствовали и не могли оправдываться, судьи рассматривали только подготовленные Следственным комитетом бумаги. Декабристам лишь огласили готовый приговор. За это они потом упрекали власть: в более цивилизованной стране у них были бы адвокаты и возможность защищаться.

Как декабристы жили в ссылке?

Те, кто получил приговор в каторжные работы, были отправлены в Сибирь. По приговору они также были лишены чинов, дворянского достоинства и даже боевых наград. Более мягкие приговоры последним разрядам осужденных — это ссылка на поселение или в отдаленные гарнизоны, где они продолжали службу; не все лишались чинов и дворянства.

Осужденных в каторжные работы начали отправлять в Сибирь постепенно, небольшими партиями — везли на лошадях, с фельдъегерями. Первой партии, из восьми человек (из самых известных туда входили Волконский, Трубецкой, Оболенский), не повезло особенно: их отправили на настоящие рудники, на горные заводы, и там они провели первую, действительно тяжелую зиму. Но тут, по счастью для декабристов, в Петербурге спохватились: ведь если распределить государственных преступников с опасными идеями по сибир­ским рудникам, это же означает собственными руками рассеять мятежные идеи по всей каторге! Николай I принял решение, во избежание распростра­нения идей, собрать всех декабристов в одном месте. Тюрьмы такого размера нигде в Сибири не имелось. Приспособили острог в Чите, туда перевезли тех восьмерых, кто уже страдал на Благодатском руднике, и остальных везли уже сразу туда. Там было тесно, все узники содержались в двух больших помеще­ниях. И так уж получилось, что там совершенно не было никакого объекта каторжных работ, никакого рудника. Последнее, впрочем, не очень тревожило петербургские власти. Взамен каторжных работ декабристов водили засыпать овраг на дороге или молоть зерно на мельнице.

К лету 1830 года для декабристов построили новую тюрьму в Петровском Заводе, попросторнее и с отдельными персональными камерами. Там тоже никакого рудника не было. Из Читы их вели пешком, и этот переход им запомнился как своего рода путешествие по незнакомой и интересной Сибири: некоторые по дороге набрасывали рисунки местности, собирали гербарии. Декабристам повезло еще и в том, что Николай назначил комендантом генерала Станислава Лепарского, человека честного и добродушного.

Лепарский исполнял свой долг, но не притеснял узников и, в чем мог, облег­чал их положение. В общем, понемногу идея каторжных работ испарилась, осталось тюремное заключение в отдаленных районах Сибири. Если бы не приезд жен, декабристы, как и хотел царь, были бы полностью отрезаны от прошлой жизни: им была строго воспрещена переписка. Но женам запре­тить переписку было бы скандально и неприлично, так что и с изоляцией не очень получилось. Тут еще был тот немаловажный момент, что у многих оставались влиятельные родственники, в том числе в Петербурге. Николай не хотел раздражать этот слой дворянства, поэтому им удавалось добиваться разных мелких и не очень мелких послаблений.

Внутренний вид одного из дворов каземата Петровского Завода. Акварель Николая Бестужева. 1830 год © Fine Art Images / Heritage Images / Getty Images

В Сибири сложилась любопытная социальная коллизия: хоть и лишенные дворянства, названные государственными преступниками, для местных жителей декабристы все же были аристократами — по манерам, воспитанию, образованию. В Сибирь настоящих аристократов редко заносило, декабристы стали своего рода местной диковинкой, их звали «наши князья», а к декаб­ристкам относились с большим почтением. Таким образом, того жестокого, страшного контакта с уголовным каторжным миром, который случался у ссыльных интеллигентов позднее, в случае декабристов тоже не произошло.

У современного человека, уже знающего про ужасы ГУЛАГа и концлагерей, есть соблазн относиться к ссылке декабристов как к несерьезному наказанию. Но ведь все важно в своем историческом контексте. Для них ссылка была связана с большими лишениями, особенно по сравнению с прежним образом жизни. И, как ни крути, это было заключение, тюрьма: первые годы они все постоянно, днем и ночью, были закованы в ручные и ножные кандалы. И в немалой мере то, что теперь, издали, их заключение выглядит не таким ужасным, — это их собственная заслуга: они сумели не опуститься, не переругаться, сохраняли собственное достоинство и внушали окружающим настоящее уважение.

Источник

Как мотали срок дворянские революционеры

Страдания декабристов во глубине сибирских руд сильно преувеличены.

Как часто бывает, историческая правда страшно далека от поэтических образов.

14 декабря 1825 года те, кого позже назовут декабристами, предприняли в Санкт-Петербурге неудачную попытку государственного переворота. Практически в то же время на Черниговщине другая часть офицеров-заговорщиков подняла мятеж в нескольких полках, так же закончившийся поражением. Разбирать благородство помыслов декабристов и их планы будущего устройства России — не задача настоящей статьи. Стоит лишь отметить, что во все времена, во всех государствах и при любых режимах те, кто предпринимал попытки вооруженного мятежа, планировал переворот и замышлял убийство главы государства с истреблением всех членов его семьи, включая маленьких детей, подлежали самому суровому наказанию.

13 июля состоялась казнь Рылеева, Пестеля, Муравьева-Апостола, Бестужева-Рюмина и Каховского. «Повешенные повешены. Но каторга 120 друзей, братьев, товарищей — ужасна», — писал Пушкин. Именно благодаря его гениальным стихотворениям большинство потомков помнит про «глубины сибирских руд», «мрачные пропасти земли», «темницы», «мрачные подземелья», «оковы тяжкие» и прочие прелести царского ГУЛАГа. Если же обратиться к письмам и воспоминаниям самих осужденных государственных преступников, а так же непосредственных свидетелей отбывания ими наказания, то вырисовывается совсем иная картина.

21 июля первая партия декабристов отправилась из Петропавловской крепости в Сибирь. Воображение рисует картины мрачных пеших перегонов изможденных кандальников, бредущих в дождь и мороз по грязным дорогам. На самом деле восемь первых осужденных добирались до мест лишения свободы в комфортабельных тройках. Ножные кандалы на них действительно были, но в остальном они не испытывали значительных неудобств. Как вспоминает участник первого этапа Евгений Оболенский, благодаря тому, что все восемь этапников принадлежали к богатейшим и знатнейшим семьям России, а Артамон Муравьев вообще был свояком министра финансов графа Канкрина, путешествие в Сибирь проходило с комфортом. Останавливались государственные преступники не в тюрьмах, а в гостиницах, питались не баландой с хлебом, а в придорожных трактирах и городских ресторациях, причем даже с шампанским. Провинциальная знать в городах по пути следования устраивала им пышные встречи. Конвой, состоявший из жандармов и фельдъегеря не только не препятствовал такому явному нарушению всевозможных инструкций, но и всячески потворствовал ему, причем не бескорыстно.

Когда через семь недель восемь декабристов добрались до Сибири, то все они вручили фельдъегерю Седову письма к своим петербургским родственникам с просьбой отблагодарить конвоира, «делавшего во время дороги всевозможные одолжения», солидными суммами от 500 до 1500 рублей. Всего за два месяца бравый фельдъегерь «заработал» 3−4 тысячи рублей, что равнялось годовому жалованию генерал-майора. Чуть меньшее вознаграждение получили услужливые жандармы.

Надо сразу оговориться, что с таким комфортом добирались до Сибири не все декабристы. Льготами пользовались только те, кто мог за них хорошо заплатить, то есть богатые офицеры гвардейских полков, представители виднейших фамилий России. Бедные пехотные офицеры, прежде всего члены «Общества соединенных славян», участвовавшие в восстании Черниговского полка, не имели денег на подкуп конвоя и шли к местам каторги пешком вместе с простолюдинами, осужденными за уголовные преступления.

Эту разницу прекрасно чувствовал народ. Многие знатные заговорщики оставили воспоминания о том, как их «приветствовали» те самые простые люди, ради блага которых якобы затевалось восстание. «Это — не наши. Наши-то, горемычные, в Сибирь пешком идут», — говорили свидетели того, как государственные преступники подруливали на тройках к подъезду ресторации. При этом народ называл несостоявшихся цареубийц особо обидным для них прозвищем «царики».

Когда декабристы добрались до Сибири, оказалось, что тяжелый труд «в мрачных пропастях земли» грозит далеко не всем. Из 91 преступника, осуждённого на каторгу, в шахты на Благодатском руднике спускались всего 8 человек: Оболенский, Волконский, Якубович, Трубецкой, Давыдов, братья Борисовы и Артамон Муравьев. Все они были приговорены к вечной каторге, но еще до прибытия в Сибирь срок их наказания был сокращен до 20 лет, а затем еще и неоднократно уменьшался. Подневольный труд этих восьми главных заговорщиков «каторжным» мог считаться только формально.

«Работа была нетягостна: под землею вообще довольно тепло, — вспоминал о работе в шахте Евгений Оболенский. — [Обычные ссыльнокаторжные] заняты были одинаковою с нами работою, но их труды были втрое тягостнее. Многие из них не раз в порыве усердия брали наши молоты и в десять минут оканчивали работу, которую мы и в час не могли исполнить. В одиннадцать часов звонок возвещал окончание работы, и мы возвращались в свою казарму; тогда начинались приготовления к обеду». После пятичасового рабочего дня и сытного обеда наступало свободное время, которое осуждённые декабристы посвящали отдыху.

В Петербурге заговорили об ужасных условиях труда в жутких сибирских шахтах. И правительство поспешило облегчить работу государственных преступников. Правда, самим декабристам эта забота вышла боком. Их достали из теплых шахт и заставили таскать носилки с рудой. Норма составляла 30 пятипудовых носилок в день, которые надо было отнести за 200 шагов. К тому же, если в шахте работали без кандалов, то таскать руду пришлось в ножных цепях.

Переноска тяжестей понравилась не всем декабристам. Большинство частенько предпочитали назваться больными и под этим предлогом остаться в казарме — истинное состояние их здоровья никто не проверял, верили на слово. Например, в сентябре 1827 года было девятнадцать рабочих смен. Лишь Оболенский и Пётр Борисов отпахали их полностью. Остальные «проболели» кто 6, кто 10, кто 12 смен. Сергей Волконский за месяц выходил на работу всего три раза, а Артамон Муравьев вообще два.

20 сентября всех восьмерых отправили в Читу, где были сосредоточены декабристы, приговоренные к разным срокам каторги. В Чите подходящей работы для декабристов просто не было. Местное начальство ломало голову, чем бы занять семь десятков бывших заговорщиков. Их то посылали засыпать овраг, то отправляли на мельницу. Все эти повинности казались заключенным чем-то вроде развлечения: «Разумеется о работе никто и не думал, но чрезвычайно неприятно было ходить два раза в день на работу и находиться на открытом воздухе, а особенно в ветреный день или в дождливый, хотя мы устроили после навес около деревьев. К зиме же вздумали дать нам другую работу. Поставили в какой-то избе ручные жернова, находящиеся во всеобщем употреблении в Сибири и назначили нам молоть по 10 фунтов зернового хлеба. Разумеется, и тут никто не работал, кроме тех, кто сам хотел упражняться в этом для моциона. Работать же нанимались за нас сторожа на мельнице по 10 копеек с человека…»

Такой же «каторжный» труд продолжился и на Петровском заводе, куда декабристов перевели в сентябре 1830 года. Там тоже устроили мало кому нужную мельницу, на которой декабристы зачастую не работали сами, а нанимали сторожей или даже конвоиров. Денег у заключенных хватало далеко не только на это. Состоятельные родственники готовы были переводить сибирским страдальцам любые суммы. Правительство ограничило суммы переводов: 500 рублей в год на заключенного и 2000 на последовавшую за мужем в Сибирь жену. Деньги были гигантские, но их каторжникам не хватало. Родня сумела пролоббировать поблажку: мол, не у всех государственных преступников есть богатые спонсоры и не всем приходят переводы. Пусть отменят ограничение, а переведенные деньги будут делиться на всех. Ограничение отменили. В результате при проверке обнаружилось, что в 1829—1830 годах общая сумма переводов в Читу составила 400000 рублей. Для сравнения: внешний займ России в 1829 году оказался всего в 5 раз больше — 2 миллиона рублей.

Помимо переводов в Сибирь широким потоком шли и посылки. Каждую неделю из Иркутска в Читу доставляли целый обоз с одеждой, бельем, книгами и даже московскими калачами и сайками. На каторгу присылали мебель и музыкальные инструменты. В 1830х годах в камерах Петровского острога и домах декабристских жен стояли восемь фортепиано, рояль и несколько клавесинов. Струнный квартет ссыльнокаторжных играл на европейской работы скрипках и виолончели. Свой первый концерт этот квартет дал 30 августа 1828 года, в день снятия кандалов со всех декабристов. Некоторым каторжникам присылали их библиотеки целиком. В камерах у Лунина и Завалишина количество книг перевалило за тысячу.

В такой обстановке особенно остро чувствовалось имущественное расслоение дворянских революционеров. Несмотря на заявленное желание отдавать большую часть переводов в общую артель, богатеи жертвовали на нужды коллектива совсем небольшие суммы. В результате у одних декабристов внутри тюремной ограды выросли отдельные собственные комфортабельные домики, а дома их жен на Дамской улице в Петровском заводе представляли двухэтажные хоромы по 300 кв. м. с большими приусадебными участками, флигелями и надворными постройками. В это же время у других декабристов не хватало к обеду чая и сахара. Неудивительно, что многие из них фактически нанимались в услужение к своим состоятельным товарищам.

Некоторую абсурдность каторге дворянских революционеров придавало присутствие рядом с осужденными их жен, желавших жить в Сибири почти так же как в столице. Надо заметить, поведение декабристок, последовавших за своими мужьями в Сибирь, считалось подвигом только их родственниками, чересчур экзальтированными поклонниками, а также революционно настроенными потомками. В XVIII-XIX веках подобное поведение жен не считалось чем-то исключительным: тысячи крестьянок сопровождали своих осужденных супругов на каторгу, вместе с семьями отправлялись к местам наказания и преступники других сословий. Жены соревновались друг с дружкой размерами и убранством домов, имели многочисленный штат прислуги и бомбардировали Петербург жалостливыми письмами о предоставлении им и их несчастным мужьям всяческих льгот.

Забавно, что иногда усердие жен оборачивалось неудобствами для декабристов. Когда намечался перевод осужденных из Читы в Петровский завод, женщины заранее позаботились о строительстве для себя на новом месте новых удобных жилищ. Платили они щедро. И на их дома ушел весь сухой лес, заготовленный для постройки тюремных казематов. В результате декабристам построили камеры из сырой непросушенной древесины, из-за чего те мерзли долгими сибирскими зимами. Но даже в этих казематах женщины умудрились выхлопотать для своих супругов отдельные двухкомнатные (!) камеры, которые со вкусом обставили модной мебелью и украсили стены фамильными портретами.

Быт холостых декабристов был не столь устроен, как у их женатых товарищей. В первые месяцы совместной жизни дворянские революционеры посвящали досуг диспутам, чтению лекций, шахматными турнирами. С ходом времени подобное времяпровождение стало уделом лишь самых достойных. В камерах появились водка и карты. Декабрист Дмитрий Завалишин вспоминал: «Свистунов у Вадковского в номере проводит в играх все ночи, и дела от пьянства доходят до того, что Вадковский чуть было не зарезал Сутгофа».

Молодые мужские организмы, не измождённые тяжелым физическим трудом, требовали любовных утех. Получить их законно могли лишь те, к кому в Сибирь приехали жены. Холостым приходилось вертеться. Как вспоминал Завалишин, «в 3-м каземате на крутом косогоре построил избушку Ивашев, прикрывая настоящую цель будто бы приготовлением к побегу, чем надувал других и приятель его Басаргин, когда в сущности дело шло просто о том, что в этот домик очень удобно было приводить девок». Чтобы обуздать сына, богатейшая мать Ивашева договорилась с дочерью гувернантки, француженкой Камиллой ле Дантю, и та за крупную сумму согласилась выйти замуж за каторжанина, которого в глаза не видела. В 1830 году она приехала в Сибирь, где вскоре и сыграли свадьбу.

Другие осужденные ловеласы были не столь удачливы. «Разврат начал искать всевозможных выходов. Под предлогом, что Барятинского, находившегося в сильной степени заражения сифилисом, нельзя лечить в общем каземате, Вольф… выхлопотал ему разрешение жить в отдельном наемном домике, и как товарищам Барятинского дозволялось туда ходить к нему…, то его домик сделался притоном разврата, куда водили девок…». На помощь страдающим мужчинам приходили жены их товарищей. «Большая… часть арестантов Петровского острога были холосты, — вспоминал окружной начальник Петровского завода Алексей Кузьмин, — все люди молодые, в которых пылала кровь, требуя женщин. Жены долго думали, как помочь этому горю. Анненкова наняла здоровую девку, подкупила водовоза, который поставлял воду в острог, подкупила часовых. Под вечер девку посадили в пустую бочку, часовой растворил ворота острога, и, выпущенная на двор, проведена была другим часовым в арестантские комнаты. Голодные декабристы, до 30 человек, натешились и едва не уморили девку. Тем же порядком на следующее утро девку вывезли из острога. Анненковой и после этого несколько раз удалось повторить ту же проделку. Быть может, об этом знали или догадывались начальники, но смотрели сквозь пальцы. Сколько было благодарностей от арестантов!»

В 1830х с каждым годом в Петровском заводе находилось всё меньше декабристов: каторжные сроки у многих заканчивались, и их отправляли на поселение. Это считалось облегчением участи осужденных, но многие декабристы уезжали со столь комфортной каторги крайне неохотно. Здесь их быт был обустроен, а на новом месте неизвестно, что будет. Статистика подтверждает их опасения: в Петровском заводе умер лишь один декабрист Александр Пестов, а показатели смертности в местах поселения оказались гораздо выше.

За время каторги декабристы, на словах так пекшиеся о счастье народа, общались с представителями этого народа исключительно как с прислугой, охранниками и проститутками. Приходится признать правоту Владимира Ильича Ленина, писавшего о декабристах, что «страшно далеки они от народа».

Источник