что делал лермонтов в пятигорске
Лермонтовский Пятигорск
Впервые Лермонтов побывал здесь еще десятилетним ребенком, вместе с бабушкой, Е.А. Арсеньевой. Она часто привозила хилого и болезненного мальчика для лечения «на воды». Уже тогда красота этих мест, жители Кавказа с их обычаями и величие двуглавого Эльбруса поразили воображение Михаила.
В 1837 году за стихотворение «Смерть поэта» М.Ю. Лермонтов был сослан на Кавказ, в дороге сильно простудился и был вынужден приехать в Пятигорск на лечение. В своем письме сестрам Лопухиным, поэт пишет: «Я теперь на Водах пью и принимаю ванны, словом, веду жизнь настоящей утки. ». После окончания ссылки и возвращения домой, впечатления о поездке по Кавказу выливаются в новые произведения. Весной 1841 года Лермонтов еще раз вернулся в Пятигорск и провел последние месяцы жизни именно здесь.
За свою недолгую жизнь он не раз побывал в районе Кавказских Минеральных вод, и в каждом из курортных городов оставил о себе память. В Железноводске именем М.Ю. Лермонтова назван источник минеральной воды, а на доме Карповых, где он некогда снимал комнату, висит мемориальная доска. В Кисловодске поэт был впечатлен красотой курортного парка и открывающимся с высоты Джинальского хребта величием двуглавого Эльбруса. Но, конечно, больше всего мест, связанных с Лермонтовым, находится в Пятигорске, где поэт некоторое время жил и творил.
Кавказ в произведениях М.Ю. Лермонтова
Покоренный красотами Кавказа и впечатленный местными легендами и преданиями, Лермонтов пишет сказку «Ашик-Кериб».
По воспоминаниям о поездке на Кавказ в 1837 году, талантливый молодой поэт создает «Дары Терека», «Мцыри», «Тамару» и роман «Герой нашего времени». А в «Княжне Мэри» он описывает «чистенький городок», названный Пятигорском. Вообще, эта повесть может служить путеводителем по старому Пятигорску, настолько точно и детально поэт описал город, обычаи и нравы местного «водного общества».
В «Княжне Мэри» Лермонтов также очень поэтично описал гору – Кольцо: «Это ворота, образованные природой; они подымаются на высоком холме, и заходящее солнце сквозь них бросает на мир свой последний пламенный взгляд».
Неудивительно, что в Пятигорске сохранилось множество достопримечательностей, связанных с жизнью и творчеством М.Ю. Лермонтова.
Сквер имени М.Ю. Лермонтова
Осмотр мест, связанных с Лермонтовым, лучше всего начать с памятника поэту, установленному в 1889 году в сквере имени Лермонтова. Этот монумент был создан на средства, пожертвованные горожанами, которые собирались по подписке около 13 лет. Скульптором был выбран А.М. Опекушин, который является также автором знаменитого памятника А.С. Пушкину в Москве. Лермонтов, чья фигура отлита из бронзы, изображен сидящим, устремившим взор вдаль, на Кавказские горы. Перед ним лежит раскрытая книга. Пьедестал, на котором восседает поэт, гранитный, привезенный из Крыма. Спереди на пьедестале – бронзовая лира и лаконичная надпись: «М.Ю. Лермонтову. 16 августа 1889 года». Именно в этот день состоялось открытие памятника.
Музей «Домик Лермонтова»
В небольшом домике на тогдашней северной окраине Пятигорска, поэт провел свои последние месяцы жизни, с мая по 15 июля 1841 года. Сюда же его принесли и после дуэли.
В 1884 году по инициативе русского драматурга Островского и группы почитателей поэта, на доме была установлена мраморная доска, на которой было написано: «Дом, в котором жил поэт М. Ю. Лермонтов».
В 1912 году это дом стал музеем по инициативе Кавказского горного общества. К открытию музея практически ничего из вещей и мебели поэта не сохранилось, кроме круглого прикроватного столика. Но постепенно он стал наполняться вещами того времени. В 1912 году троюродная племянница Лермонтова подарила музею письменный стол и кресло из его петербургской квартиры, которые поставили в комнате, служившей поэту одновременно и кабинетом, и спальней.
В 30-х годах двадцатого века началось активное пополнение музея экспонатами. Среди 7000 тысяч вещей, выставленных здесь – личные вещи Лермонтова, предметы мебели той эпохи, рисунки, экспозиции знаменитых художников того времени.
В 1946 году музею был передан и находящийся рядом дом Верзилиных, в котором 13 июля 1841 года произошла роковая ссора между М.Ю. Лермонтовым и майором Н.С. Мартыновым.
В 60-70-х годах 20 века в домах Чилаева и Верзилиных провелись реставрационные работы, благодаря которым им был придан именно тот облик, который видел Лермонтов в последние дни своей жизни.
В 1973 году для сохранения лермонтовских мест был принят указ о создании Государственного музея – заповедника М.Ю. Лермонтова на базе старого района, где находится дом-музей, и памятников в Пятигорске, Железноводске и Кисловодске.
Место дуэли
На северо–восточном склоне Машука находится печальный памятник, свидетельство трагического события, унесшего жизнь великого поэта. В том, что памятник, стоящий на предполагаемом месте дуэли Лермонтова и Мартынова, находится там, где надо, у многих есть большие сомнения. Дело в том, что свидетельства людей, присутствовавших при этом, сильно отличаются друг от друга. В 1878 году пятигорские фотографы А.К. Энгель и Г.И. Раев положили камень в том месте, где, по рассказам старожилов, произошла дуэль. В 1881 году на этом месте был установлен невысокий каменный обелиск с короткой надписью на нем: «М.Ю. Лермонтов. 15 июля 1841 г.».
В июне 1901 года было решено сделать временный памятник поэту в честь 60-летия со дня его гибели. Скульптором Л.К. Шодским была создана композиция из дерева и гипса по проекту главного архитектора И.И. Байкова. Однако через несколько лет непрочное сооружение обветшало под воздействие погодных условий, и пришло в негодность.
Средств в городской казне было недостаточно для возведения нового памятника, а сборы пожертвований были невелики. Поэтому в 1907 году был вновь установлен временный памятник поэту в виде бюста на постаменте.
Наконец, в начале 1914 года, в канун 100-летия со дня рождения Лермонтова, министерство КМВ выделило средства для создания постоянного памятника. Скульптором был выбран Б.М. Микешин, который в то время занимался установкой памятника Лермонтову возле петербургского Кавалерийского училища. Предполагалось, что монумент будет готов ко дню рождения поэта, но по объективным причинам открытие было перенесено на октябрь 1915 года. Памятник представляет собой высокий обелиск из кисловодского песчаника и композиционно напоминает обелиск А.В. Пастухова на вершине Машука. Изначальный план Микешина был нарушен, когда монумент огородили пулями из бетона, соединенными цепями, с четырьмя бетонными грифами по углам. Истинный смысл этой композиции до сих пор остается неясным.
Обелиск на месте дуэли является местом проведения ежегодных поэтических встреч почитателями творчества М.Ю. Лермонтова.
Место первоначального погребения поэта
17 июля состоялись похороны М.Ю. Лермонтова на старом пятигорском кладбище при стечении большого количества народа, пришедшего проститься с поэтом. На могилу была поставлена простая каменная плита с надписью «Михаил».
Убитая горем бабушка Е.А. Арсеньева выхлопотала позволение перевести прах внука в Тарханы. 27 марта 1842 года тело было переправлено в Арсеньевское имение, где и было перезахоронено в семейном склепе.
В начале двадцатого века городские власти вознамерились увековечить памятником первоначальное место захоронения Лермонтова. Однако денег в казне было недостаточно, а средства с пожертвований оказались скудны. Да и точное место захоронения не смогли установить из-за расхождения свидетельств очевидцев.
Лишь в 1905 году удалось собрать достаточно средств и поставить обелиск, созданный по проекту И.И. Байкова, в условном месте возле склепа Шан-Гиреев, родственников Лермонтова. В 1940-х годах памятник оградили и установили чугунную мемориальную доску.
Лермонтовские ванны
Это были первые ванны в России такого типа, построенные в Пятигорске по проекту братьев Бернардацци в 1826-1831 гг. Они знамениты тем, что в них лечился М.Ю. Лермонтов во время своей ссылки на Кавказ. В дороге он так сильно простудился, что даже не мог ходить, и за месяц лечения на водах он совершенно поправился. Об этом поэт написал впоследствии одному из своих друзей.
В этом одноэтажном строении впервые были опробованы орошающие ванны, то есть, души, а также ингаляции, серные ванны, грязелечение и другие процедуры, которые сегодня широко применяются в санаториях Кавказских Минеральных Вод. Сегодня Лермонтовские ванны законсервированы, однако остаются одним из красивейших памятников архитектуры Пятигорска.
Грот Лермонтова
Грот был обнаружен братьями Бернардацци на склоне Машука в 1831 году. Они его благоустроили, проложили дорожку и вырубили в глубине пещеры скамейку. Приехавшему в Пятигорск в 1837 году Лермонтову так понравился это уголок, что его стали часто там видеть, сидящим на скамье в глубокой задумчивости. Поэтому грот назвали его именем. Кроме того, писатель увековечил эту пещеру на бумаге, сделав его местом встречи Печорина и Веры из романа «Герой нашего времени».
Эолова арфа
В десяти минутах ходьбы от домика Лермонтова, на возвышенном отроге горы Горячей братья Бернардацци построили беседку с круглой крышей, опирающейся на восемь колонн. В беседку были вмонтированы две арфы. Флюгер, поворачиваясь на ветру, специальным устройством касался струн, и раздавалась чудесная музыка, льющаяся как бы с небес. Об этой беседке Лермонтов писал в «Княжне Мэри»: «На крутой скале, где построен павильон, называемый Эоловой арфой, торчали любители видов и наводили телескоп на Эльбрус «.
В последний раз небесную музыку можно было услышать в 1980-е годы. Сейчас в нее вмонтирован электромузыкальный инструмент.
Грот Дианы
В парке «Цветник» архитекторами Бернардацци в 1829 году был создан искусственный грот в честь восхождения на Эльбрус членов экспедиции под руководством генерала Емануеля. Позже над ним была оборудована площадка для музыкантов и поставлена статуя Дианы, богини плодородия и земледелия. По свидетельству современников, Лермонтов был частым гостем в этом гроте, а за неделю до гибели, 8 июля 1841 года, даже устроил здесь бал, на который собралось много народа.
Ресторация
Здесь был поэт
Пятигорск и Кисловодск, конечно, были излюбленными местами поэта. Но и в Дагестане, и в Чечне он провел немало времени. И если от Грозненской крепости, где в 1840 году Лермонтов пробыл довольно долго, не осталось даже камня, то в Дагестане кое-что еще напоминает о Лермонтове. Как и в Ставрополе — который поэт также посещал.
Ставрополь, здание военного госпиталя
По дороге в ссылку в марте 1837 года Лермонтов простудился и оказался в военном госпитале Ставрополя. Здание было перестроено в начале XX века, но первый этаж не тронули. Сейчас там работает кафе.
Фото: Дмитрий Степанов
Но знакомство Лермонтова с городом произошло значительно раньше, в пятилетнем возрасте. Бабушка везла его в Пятигорск на Горячие Воды, и они ждали «оказии» на Тифлисской заставе. Позже на месте заставы появилась Триумфальная арка. Ее и сейчас можно увидеть в Ставрополе, но это новодел, восстановленный по чертежам.
Кисловодск, гора Кольцо
«Верстах в трех от Кисловодска, в ущелье, где протекает Подкумок, есть скала, называемая Кольцом; это — ворота, образованные природой; они подымаются на высоком холме, и заходящее солнце сквозь них бросает на мир свой последний пламенный взгляд», — пишет в своем дневнике Печорин в романе «Герой нашего времени». Лермонтов любил это красивое и труднодоступное место.
Фото: Светлана Шимкович / Фотобанк Лори
В самом Кисловодске поэт посещал Нарзанную галерею, гулял по берегу Ольховки и засиживался в ресторации, на месте которой теперь находится Лермонтовская площадка — напротив главного входа в Курортный парк.
Буйнакск, скала Кавалер-Батарея
В Темир-Хан-Шуру (ныне Буйнакск) Лермонтов приезжал в 1840-м. Сохранился его рисунок, где поэт изобразил себя и своих товарищей, как он сам написал там же, «на привале в Темир-Хан-Шуре». Найти в Буйнакске «лермонтовское место» легко (памятной таблички, правда, уже нет) — скала Кавалер-Батарея с характерными очертаниями видна издалека, дойти до нее можно по центральной улице Ленина. Скала считается памятником природы, здесь хорошая обзорная площадка — неудивительно, что Лермонтов не обошел ее вниманием.
Арнольди А. И.: Лермонтов в Пятигорске в 1841 г.
ЛЕРМОНТОВ В ПЯТИГОРСКЕ В 1841 г.
ПОЕЗДКА НА КАВКАЗ В МАЕ 1841 г. — ПЯТИГОРСКИЕ МИНЕРАЛЬНЫЕ ВОДЫ. — ВСТРЕЧА НА БУЛЬВАРЕ С ЛЕРМОНТОВЫМ. — ПОЭТ И ЕГО ОКРУЖЕНИЕ. — СЕМЬЯ ВЕРЗИЛИНЫХ. — ЗНАКОМСТВО С ДЕКАБРИСТАМИ. — ПОРТРЕТИСТ Р. Е. ШВЕДЕ. — КАРИКАТУРЫ ЛЕРМОНТОВА НА МАРТЫНОВА. — ВЕСЕЛЯЩИЙСЯ ПЯТИГОРСК. — ПОДПИСКА НА ГОРОДСКОЙ БАЛ. — КОНФЛИКТ С КНЯЗЕМ В. С. ГОЛИЦЫНЫМ. — ЛЕРМОНТОВ НА БАЛУ. — ПОЕЗДКА 17 ИЮЛЯ В ЖЕЛЕЗНОВОДСК. — ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА С ПОЭТОМ. — СЕКУНДАНТЫ ЛЕРМОНТОВА. — СЛУХИ И РАССКАЗЫ О ДУЭЛИ. — УТРО ПОСЛЕ ДУЭЛИ. — ПОХОРОНЫ ЛЕРМОНТОВА. — НИКОЛАЙ I И ЕГО ОТНОШЕНИЕ К УБИЙСТВУ ЛЕРМОНТОВА.
Ревматизм, мною схваченный в 1840 году, разыгрался не на шутку, и я должен был подумать о полном излечении, а так как и сестре и мачехе понадобилось лечение минеральными водами, то и было решено всем нам, целой семьей, ехать туда. — В начале мая мы пустились в путь: мачеха, сестра, гувернантка Шерер и А. М. в 4-х местной карете, а я и Шведе 12 в тарантасе 1* 13 и просил его облегчить нам путь по земле Войска Донского, но несмотря на это мы должны были употребить на этот путь до двух недель, так как мне часто случалось при переправах через маленькие речки разбирать тяжелую нашу четырехместную карету до колес включительно, ибо сельские паромы не могли выдержать подобной тяжести. Мы часто останавливались ночевать у станичников и продовольствовались как провизией, взятой с собой, так и моей охотой. В Константиновском нагнали мы, за 30 верст под Новочеркасском, полковника Мекцинского и управляющего Саратовскою палатою Свечина и вместе с ними продолжали наш путь, так как и они спешили к лечебным источникам. В Новочеркасске мы виделись с Хомутовым и пробовали туземный виноград, присылавшийся нам корзинами от радушного атамана. Подъезжая к Ставрополю, мы ехали часто с конвоем донских казаков, человек из 3-х — 4-х состоящий, и я до сих пор не знаю к чему это было нужно. В Ставрополе останавливались в изрядной гостинице Найтаки, отдохнули, освежились и чрез Георгиевск прибыли в Пятигорск в конце мая.
Верст за сорок, в лиловой дали, отдельными массами рисовались уже Машук, Бештау, Змеиная, Верблюжья и проч. горы, а на горизонте далеко, далеко сверкали снежные вершины Кавказского хребта, и между ними особенно ясно вырезывались Эльбрус и Казбек. Сочная, высокая трава застилала всю окружность, и запах цветов был поразителен. Впечатления детства рождались в моей голове и я живо припоминал себе свое первое путешествие на Кавказ по этой же дороге с отцом и матерью в 1824 году, когда мне было только 6 лет.
Встреченные еще в слободке досужими десятскими, мы скоро нашли себе удобную квартиру в доме коменданта Умана, у подошвы Машука, и посвятили целый вечер хлопотам по размещению. Я сбегал на бульвар, на котором играла музыка какого-то пехотного полка, и встретил там много знакомых гвардейцев, приехавших для лечения из России и из экспедиции, как-то: Трубецкого, Тирана, ротмистра Гусарского полка, Фитингофа, полковника по кавалерии, Глебова, поручика конной гвардии, Александра Васильчикова, Заливкина, Монго-Столыпина, Дмитревского, тифлисского поэта, Льва Пушкина и наконец Лермонтова, который при возникающей уже своей славе рисовался — и сначала сделал вид будто меня не узнает, но потом сам первый бросился ко мне на грудь и нежно меня обнял и облобызал.
Семья Верзилиных состояла из матери, пожилой женщины, и трех дочерей: Эмилии Александровны, известной романической историею своею с Владимиром Барятинским-«le mougik» 16 (как ее называли, бело-розовой куклы), Надежды, и третьей, совершенно незаметной. Все они были от разных браков, так как m-me Верзилина была два раза замужем, а сам Верзилин был два раза женат. Я не был знаком с этим домом, но говорю про него так подробно потому, что в нем разыгралась та драма, которая лишила Россию Лермонтова.
В то время Пятигорские минеральные воды усердно посещались русскими, так как билет на выезд за границу оплачивался 500 рублями, а в 1841 году сезон был одним из самых блестящих, и сколько мне помнится, говорили, съехалось до 1500 семейств. Доктора Рожер, Норман, Конради и многие другие успешно занимались практикой, и я видел в Пятигорске многих людей, повидимому неизлечимых, которые в конце курса покидали целительные воды совершенно здоровыми. Так, я помню одного помещика со сведенными руками и ногами, которого погружали в 40-градусную воду на простыне и возили в детской колясочке; в Кисловодске уже он пресмешно расхаживал и получил возможность владеть руками. С брюшными завалами, с ломотою, золотушных, ревматиков было много, и все получали исцеление или облегчение. Нашим домашним доктором стал Норман и вскоре расписал нас по разным ваннам и источникам. Мачехе он назначил Елисаветинский источник, сестре — Конрадиевский, у него в саду, мне с Александрой Михайловной — Михайловский; и мы, запасшись билетами на ванны, проводили все свое время или, скорее сказать, утро в прогулках, питье воды с запахом гнилых яиц и в омовениях. У источников знакомятся скоро, и среди этих занятий время течет быстро. Я нанимал казачью лошадь с ближайшего поста и часто носился по окрестностям, а по вечерам вся многочисленная водяная публика толпилась на длинном бульваре, где полковая музыка ежедневно услаждала ее гармоническими звуками. С нами был повар, мы довольствовались дома и потому ели очень вкусно, но не сытно, потому что многое из пищи запрещалось больным. Форели, дикая коза и зелень составляли нашу исключительную пищу. Я усердно брал ванны по два раза в день и за курс, взяв их до 120, вылечился окончательно, так что и поныне, по прошествии 30-ти лет, не чувствую никаких ревматических болей. Раз или два в неделю мы собирались в залу ресторации Найтаки и плясали до упаду часов до 12 ночи, что, однако, было исключением из обычной водяной жизни, потому что обыкновенно с наступлением свежих сумерок весь Пятигорск замирал и запирался по домам.
Из альбома М. П. Полуденского
Исторический музей, Москва
Тогда же я отыскал и, можно сказать, познакомился с дядею своим Николаем Ивановичем Лорером, который за 14-е декабря 1825 года был сослан в Сибирь, провел на каторге 8 лет, на поселении в Кургане 10 лет, а в описываемое время служил рядовым в Тенгинском пехотном полку и в этот год был произведен в офицеры 17 «тайного общества». Не знаю, за что только они все очень меня полюбили, обласкали, и я весело с ними проводил все свое время. Начальник Штаба Кавказской линии А. Траскин, Сергей Дмитриевич Безобразов, командир Нижегородского Драгунского полка, и толстый Голицын (вечный полковник) оживляли от времени до времени Пятигорское общество. Шведе рисовал портреты желающим и написал мне очень схожий портрет дяди моего, который хранится у меня доселе; кроме того часто со мною писал виды с натуры, для чего мы спускались к Подкумку, резво бежавшему в долине, в которую развалисто упирается шапкообразный Машук, заключающий в недрах своих все целительные источники Пятигорья, различного состава и температуры, от 21 — в Елисавстинском источнике, до 41-го — в Александровском, но который, однако, иссякал одно время.
и отец мой, и мать. Длинный дом, в котором мы жили в 24-м году, тянувшийся по склону горы, за гостиницей Найтаки, еще существовал в 41-м году, но на изрытом месте, которое расстилалось пред ним до Варвациевских ванн в 24-м году, красовались уже линии красивых домиков и тенистый бульвар, а галлерея Михайловского источника, в мавританском вкусе, давала в ненастные дни приют больным, чающим движения воды. Вообще хотя и немного, но все-же кое-что было сделано к удобству публики и украшению Пятигорска. Много проложено было новых дорожек на самый Машук, и зигзагами можно было взъехать на него в экипаже. Все мои знакомые, конечно, познакомились в нашем семействе и, хотя сводной сестре моей было 13 лет и она только казалась взрослою, молодежь не упускала случая волочиться за нею от скуки, а также ухаживала за Александрой Михайловной Родионовой
ПЯТИГОРСК
Литография 1850-х гг.
Мачеха моя с сестрой незадолго до этого времени переехали в Железноводск, верстах в 17-ти отстоящий от Пятигорска, и я навещал их изредка на неделе.
17 июля погода была восхитительная, и я верхом, часу в 8-м утра, отправился туда. Надобно сказать, что дня за три до этого Лермонтов подъезжал верхом на сером коне в черкесском костюме к единственному открытому окну нашей квартиры, у которого я рисовал, и простился со мною, переезжая в Железноводск. Впоследствии я узнал, что ссора его с Мартыновым тогда уже произошла и вызов со стороны Мартынова состоялся 22 .
«РУССКОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ЛИСТКА» № 7, 1862 г. С ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕМ РИСУНКОВ А. И. АРНОЛЬДИ, ИЗОБРАЖАЮЩИХ БАЛКОН ДОМА, В КОТОРОМ ЖИЛ В ПЯТИГОРСКЕ ЛЕРМОНТОВ, И МОГИЛУ ПОЭТА
Сам не понимаю, как не попал я в эту историю, был так близок со всеми этими лицами и вращаясь постоянно в их кругу, и объясняю это разве только тем, что не был знаком с домом Верзилиных и ничего не знал о ссоре Мартынова с Лермонтовым.
2* Инфернальная комната (франц.). Так называли обычно в клубах комнату, где шла азартная карточная игра. — Ред.
3* убирайтесь, ваше дело сделано (франц.).
12 Роберт Евстафьевич Шведе (1806—1871) — известный портретист. Данные о нем в записках Арнольди существенно дополняют тот скудный материал, которым располагали о Шведе его биографы. Последняя критическая сводка материалов о Шведе дана в работе: И. Зильберштейн—40. Возвращаясь к Шведе еще в одном месте своих записок, Арнольди упоминает о том, как в августе 1841 г. «соблазненный предложением С. Д. Безобразова, Шведе оставил нас и поехал в Тифлис, где имел много заказов и заработал тысяч 12 ассигнациями» («Записки Арнольди», машинописная копия, л. 91).
13 Михаил Григорьевич Хомутов —1864) — командир лейб-гвардии гусарского полка с 1834 по 1839 г., впоследствии наказный атаман Войска Донского. В мае 1840 г. в Новочеркасске у него останавливался Лермонтов на пути в Ставрополь.
14 А. Ф. — поручик лейб-гвардии гусарского полка, однополчанин и товарищ Лермонтова еще по школе гвардейеких подпрапорщиков, автор записок о поэте, опубликованных В. А. Мануйловым в «Звезде», 1936, № 5; А. А. Столыпин — двоюродный дядя Лермонтова, его ровесник, друг детства, однокашник по юнкерской школе и товарищ по лейб-гвардии гусарскому полку, секундант в его дуэли с Барантом; М. П. Глебов — младший товарищ Лермонтова по юнкерской школе, корнет лейб-гвардии конного полка, один из секундантов на поединке с Мартыновым.
15 Николай Соломонович Мартынов (1815—1875) — учился с Лермонтовым в школе гвардейских подпрапорщиков; выпущен в 1835 г. в лейб-гвардии кавалергардский полк. Я. И. Костенецкий, познакомившийся с ним на Кавказе в 1839 г., описывает его как «очень красивого молодого гвардейского офицера, блондина, со вздернутым немного носом и высокого роста. Он был всегда очень любезен, весел, порядочно пел под фортепиано романсы и полон надежд на свою будущность; он все мечтал о чинах и орденах и думал не иначе, как дослужиться на Кавказе до генеральского чина. После он уехал в Гребенской казачий полк, куда он был прикомандирован, и в 1841 г. я увидел его в Пятигорске. Но в каком положении! Вместо генеральского чина он был уже в отставке всего майором, не имел никакого ордена и из веселого и светского изящного молодого человека сделался каким-то дикарем: отрастил огромные бакенбарды, в простом черкесском костюме, с огромным кинжалом, в нахлобученной белой папахе, мрачный и молчаливый» («Русский архив», 1887, № 1, стр. 114).
16 Владимир Иванович кн. (1817—1875) — младший брат товарища Лермонтова по юнкерской школе, впоследствии командир кавалергардского полка, генерал-адъютант. Уклонившись от женитьбы на Э. А. Клингенберг, Барятинский, как свидетельствует В. А. Инсарский, управляющий его делами, ликвидировал свои отношения с нею выдачей ее родным 50 тысяч рублей («Русская старина», 1894, № 11, стр. 45). Судя по воспоминаниям Костенецкого, Э. А. Клингенберг в 1841 г. была «девушкой, пользовавшейся незавидной репутацией» («Русский архив», 1887, № 1, стр. 115—116). Это объясняет двусмысленные шутки Лермонтова в ее присутствии.
17 Николай Иванович Лорер (1795—1873) — член Южного тайного общества, майор Вятского пехотного полка, один из ближайших товарищей Пестеля по подпольной работе. В записках Лорера сохранился следующий рассказ о его встрече в мае 1841 г. с Арнольди: «Входя в ворота гостиницы вечного Найтаки, я увидал несколько дорожных экипажей, и тут же встретил гвардейского гусарского молодого офицера. Вообразите себе мое удивление, когда, расспросив о проезжающих, я узнал, что это фамилия генерала Арнольди, отправляющегося на Кавказские Минеральные Воды. Молодой человек был сыном славного генерала Арнольди, женатого, в первом браке, на моей родной сестре, и приходился мне племянником. Я тотчас же направился к нему и назвал себя, мы обнялись и тут, можно сказать, познакомились, ибо я оставил его 8-летним мальчиком, при моей ссылке в 1826 г.» («Записки декабриста Н. И. Лорера». М., 1931, стр. 252).
18 «В лермонтовских карикатурных набросках Мартынов играл главную роль», — рассказывает П. А. Висковатов (М. Лермонтов. Соч., т. VI, стр. 403—404). О судьбе лермонтовского альбома карикатур, погибшего, по одним сведениям, у М. П. Глебова, по другим — в усадьбе А. А. Столыпина, см. «Лит. наследство», т. 45—46, 1948, стр. 212—213.
19 Глухо упоминая о «темных причинах», вызвавших неприязненные отношения Мартынова к Лермонтову, Арнольди имеет, вероятно, в виду слухи о романе Лермонтова с одной из сестер Мартынова. См. об этом в работе Э. «Лит. наследство», т. 45—46, 1948, стр. 696—704).
20 О бале, данном 8 июля 1841 г. Лермонтовым и его друзьями пятигорской «публике», сохранился рассказ Н. И. Лорера, очень близкий в некоторых местах передаче этого же эпизода в записках Арнольди («Русский архив», 1874, № 11, стр. 684—685). См. также воспоминания Э. Шан-Гирей («Русский архив», 1889, № 6, стр. 316) и письмо Е. Быховец от 5 августа 1841 г. («Русская старина», 1892, № 3, стр. 766—767).
21 Причины конфликта В. С. Голицына с Лермонтовым и его друзьями перед балом 8 июля 1841 г. более убедительно передаются в воспоминаниях Н. П. Раевского, известных нам по записи В. П. Желиховской: «Как-то раз мы сговорились, по мысли Лермонтова, устроить пикник в нашем обычном гроте у Сабанеевских ванн. Распорядителем на наших праздниках бывал обыкновенно генерал князь Владимир Сергеевич Голицын, но в этот раз он с чего-то заупрямился и стал говорить, что неприлично женщин хорошего общества угощать постоянными трактирными ужинами после танцев с кем ни попало на открытом воздухе. Лермонтов возразил ему, что здесь не Петербург, что то, что неприлично в столице, совершенно на своем месте на водах с разношерстным обществом. На это князь предложил устроить настоящий бал в казенном Ботаническом саду. Лермонтов заметил, что не всем это удобно, что казенный сад далеко за городом и что затруднительно будет препроводить наших дам, усталых после танцев, позднею ночью обратно в город. Ведь биржевых-то дрожек в городе было 3—4, а свои экипажи у кого были? Так не на повозках же тащить? — Так здешних дикарей учить надо! — сказал князь. Лермонтов ничего ему не возразил, но этот отзыв князя Голицына о людях, которых он уважал и в среде которых жил, засел у него в памяти и, возвратившись домой, он сказал нам: „Господа! На что нам непременно главенство князя на наших пикниках? Не хочет он быть у нас — и не надо. Мы и без него сумеем справиться“.
«Не скажи Михаил Юрьевич этих слов, никому бы из нас и в голову не пришло перечить Голицыну, а тут словно нас бес дернул. Мы принялись за дело с таким рвением, что праздник вышел — прелесть. Площадку перед гротом занесли досками для танцев, грот убрали зеленью, коврами, фонариками, а гостей звали по обыкновению с бульвара. Лермонтов был очень весел, не уходил в себя и от души шутил и смеялся, несмотря на присутствие armée russe. Нечего говорить, что князя Голицына не только не пригласили на наш пикник, но даже не дали ему об нем знать» («Нива», 1885, № 7, стр. 167—168).
24 Об этом месте записок Арнольди см. наши соображения во введении. Дружеские отношения, связывавшие Лермонтова с Дмитревским, особенно в преддуэльные дни, не подлежат сомнению (см. «Записки декабриста Н. И. Лорера», стр. 257—258). Однако, несмотря на то, что его имя, как поэта и приятеля Лермонтова, давно известно в литературе, даже инициалы его до сих пор установлены не были.
Иван Дмитриевич Дмитревский«Пушкин и его современники», вып. XIII. СПб., 1910, стр. 82. Ср. «Литературный архив», Л., 1938, стр. 81).
26 «Когда я спросил кн. Васильчикова, кто собственно были секундантами Лермонтова, — пишет П. А. Висковатов, — он ответил, что собственно не было определено, кто чей секундант. Прежде всего Мартынов просил Глебова, с коим жил, быть его секундантом, а потом как-то случилось, что Глебов был как бы со стороны Лермонтова Собственно секундантами были: Столыпин, Глебов, Трубецкой и я. На следствии же показали: Глебов себя секундантом Мартынова, я — Лермонтова. Других мы скрыли. Трубецкой приехал без отпуска и мог поплатиться серьезно. Столыпин уже раз был замешан в дуэли Лермонтова, следовательно, ему могло достаться серьезнее» (М. Лермонтов и другие современники событий, рассказы которых передают М. Лонгинов («Русская старина», 1873, № 1, стр. 389) и В. Елагин (см. П. Висковатов — Соч. Лермонтова, т. VI стр. 420—421). Ср. Н. Бродский«Лит. критик», 1939, № 10—11, стр. 244—252).
27 Свой экземпляр портрета, писанного Р. Е. Шведе с мертвого Лермонтова на другой же день после дуэли, Арнольди подарил своей сестре, кн. С. И. Ухтомской. Снимок с него помещен был в «Русском художественном листке», 1862, № 7, стр. 28.
29 Справка Ю. Ельца о том, что эта картина была писана Лермонтовым в 1838 г. и тогда же подарена им Арнольди вместе с «поясом с набором из черкесского серебра» (Ю. Елец. Ук. соч., стр. 206), не соответствует, таким образом, ни в одной своей части точным данным Арнольди (см. об этом также примеч. 8).
30 Хлопоты, связанные с желанием друзей Лермонтова похоронить его с соблюдением всех христианских и воинских обрядов, отражены в воспоминаниях Э. А. Шан-Гирей: «На другой день, когда собрались все к панихиде, долго ждали священника, который с большим трудом согласился хоронить Лермонтова, уступив убедительным и неотступным просьбам кн. Васильчикова и других, но с условием, чтобы не было музыки и никакого параду. Наконец, приехал отец Павел, но, увидев на дворе оркестр, тотчас повернул назад. Музыку мгновенно отправили, но зато много, много усилий употреблено было, чтобы вернуть отца Павла. Наконец, все уладилось, отслужили панихиду и проводили на кладбище. Гроб несли товарищи; народу было много, и все шли за гробом в каком-то благоговейном молчании» («Русский архив», 1889, № 6, стр. 319).
31 Андреева-Кривича в настоящем томе, стр. 418 и 428.