что делает тетя аня
«Мне казалось, я одна такая» Россиянка лишилась лица из-за пожара. Она провела жизнь в нищете и ненависти, но не сдалась
Ане Болдыревой 30 лет. Она выросла в сельской местности и сейчас живет в поселке Журавка Воронежской области, неподалеку от границы с Украиной. До Воронежа — 300 километров, до Луганской области — рукой подать. В детстве она сильно обгорела — практически лишилась лица. Из-за этого всю жизнь ее преследовали оскорбления, травля и жестокость, но она нашла в себе силы жить, прощать обидчиков и искать любовь. Когда у Ани появилась надежда на то, что ее мечты вот-вот начнут сбываться, произошла новая трагедия — в феврале 2021 года дотла сгорел ее дом. Теперь она и ее семья ищут помощи. И не только на врачей и операцию, но и на простой минимум вещей — пожар уничтожил все, что у них было. Фотограф Павел Волков встретился с ней и выслушал ее историю.
Местные говорят, что во время конфликта в Донбассе в Журавке были слышны отголоски залпов. В остальном жизнь в этом селе идет примерно так же, как и во многих других: три улицы, почтовое отделение и железнодорожная станция, откуда дважды в день отходит электричка до районного центра.
Небольшой домик за покосившимся забором, две комнатки с низкими потолками, печка, в которой слегка потрескивают дрова. В тесной кухне Даша, дочка Ани, делает уроки. Вода — из колодца, туалет — на улице. Вроде бы все как у всех, но жизнь Ани сложилась совсем не так, как у других жителей глубокой провинции.
Когда Ане было семь месяцев, она чуть не погибла. В доме случился пожар, и у ребенка обгорело практически все лицо. Как загорелся дом, почему никто не вынес из огня детскую кроватку, выяснить тогда так и не смогли. Из скупого рассказа Ани понимаешь, что мать ее злоупотребляла алкоголем.
События раннего детства у Ани практически стерлись из памяти. «Помню себя с момента, как оказалась в интернате, — говорит она. — Лет семь или восемь мне было. Меня тогда забрали от мамы. Она сильно пила. Часто у нас не было никакой еды».
Жизнь в казенном доме тоже не была безоблачной. Аня сдержанно и неохотно отвечает на вопросы — воспоминания ранят ее. «Что тут рассказывать? Обзывали, дразнили. Дети все старались держаться подальше. Некоторые со мной играли, пытались дружить, а другие. Были и те, кто просто брезговали, ужасно относились».
Аня оживляется, когда вспоминает о тех немногих работниках детдома, которых успела полюбить. «Когда я там болела ветрянкой, директор со мной даже ночевала, потому что я очень боялась. Там были специальные изоляторы, и вот директор с нами оставалась до самого утра. Ее звали Любовь Ильинична, до сих пор помню. Даже когда я уже подросла и не жила в детском доме, директор, если встречала меня на улице, всегда подробно расспрашивала: как я, все ли хорошо, не обижает ли кто. Воспитательница и нянечка тоже были хорошими. Но Любовь Ильинична — особенно».
Директор всегда заступалась за Аню, а когда та сильно заболела (Ане диагностировали воспаление почек), выделила интернатовский автобус, чтобы доставить девочку в больницу. Потом ее там навещала.
Но насмешек в жизни Ани было куда больше. Она отучилась всего два класса и бросила школу, по ее словам, как раз из-за травли. Самые приличные прозвища, которые ей давали в школе, — Монстр, Франкенштейн, Девочка без лица. Аня говорит, что сейчас, уже став взрослой, не держит зла на обидчиков.
«Я все понимаю. Детки разными бывают: даже сейчас на улице некоторые показывают на меня пальцем, — рассказывает она. — Я с бывшими одноклассниками как-то особо и не общаюсь. В интернате у меня была одна-единственная подруга. Но что с ней сегодня — не знаю. После того как меня забрала бабушка, мы с ней никогда и не виделись. Телефонов не было тогда».
С подругой, которую вроде бы звали Карина, Аню объединяла общая проблема: она тоже была из неблагополучной семьи.
«Я ведь, когда маленькой была, сначала не понимала, что у меня не так с лицом. Поэтому была со всеми открытой, разговорчивой. Мы с ней сошлись характерами: у нее в семье тоже все было мрачно, поэтому появлялись общие темы. Например, у нее тоже родители пили. Мы одинаково любили спорт, физкультуру, математику. Мы в группе были немного старше остальных. Когда в интернат привезли двух мальчиков, братишек, нам с Кариной поручили их опекать. Этим ребятам было всего по году-два. Мы с подругой их нянчили — кормили, переодевали, мыли, спать укладывали. Я, может, поэтому и сейчас очень люблю малышей».
Из интерната Аню забрали бабушка с дедушкой, они ее и вырастили. О годах, проведенных с ними, Аня вспоминает довольно тепло: «С бабушкой я много городов повидала: в Москве, Краснодаре, Сочи, Новороссийске, Адлере, Волгограде была. Мы не просто ездили как туристы — бабушка меня показывала и денюжку в дороге собирала. Поэтому я сейчас и говорю, что часть моего детства прошла в путешествиях».
Конечно, девочка очень переживала из-за своей внешности. Аня пыталась покончить с собой, говорит, что ненавидела себя за свое лицо. На улице прохожие просто шарахались от нее, оскорбляли. Девушка мечтала о пластической операции, которая могла бы как-то изменить внешность. Но у нее никогда не было возможности не то что получить помощь пластических хирургов, но даже просто поговорить со специалистом о своих проблемах. Психологи и психиатры, которые теоретически могли бы помочь ей принять себя, в той среде, где живет Аня, считаются кем-то из другого мира.
Страх перед людьми был даже сильнее, чем страх одиночества. Но в какой-то момент она нашла в себе силы изменить отношение к тому, что с ней произошло.
«Мне казалось, что на всем белом свете я одна такая. Так думала, пока не увидела, что бывают и другие люди с подобной проблемой, — вспоминает она. — Однажды в одной из поездок с бабушкой мы сидели на вокзале в каком-то городе и ждали электричку. Там встретили девочку с таким же дефектом. Спросили, что и как с ней. Оказалось, что лицо сгорело после удара током. Мне показалось, что вид у нее был даже ужасней, чем мой. После этого минутного знакомства я стала по-другому все воспринимать. Если раньше просто хотелось забиться от всех куда-то в уголок, то потом появилась потребность стремиться к чему-то, быть счастливой, быть любимой».
Первый брак Ани продлился несколько лет, но говорит она о нем неохотно. «Бывший муж. Мы с ним прожили года два или три, он на меня руку поднимал, потом разбежались. До сих пор осталась обида, даже очень большая. Но я стараюсь об этом не вспоминать и не думать о нем».
Переломным моментом в жизни Ани стало рождение дочери Даши. «Я стала чувствовать, что живу. После ее рождения у меня словно выросли крылья, захотелось добиваться чего-то, бороться, потому что было ради кого и зачем. С появлением дочки я даже стала учиться любить себя. Горжусь тем, что недавно, 11 февраля, Даше исполнилось 11 лет. Воспитывала ее так же, как и бабушка меня в детстве: в строгости и в любви. Бить я ее точно не бью. А то, что ругаюсь, кричу, — мне кажется, каждая мать так поступает».
Материнство для Ани — не только подарок, но и испытание. Год ее дочь провела в интернате. Ребенка туда поместили по требованию опеки, пока Аня решала их жилищные проблемы. Родной отец Даши отказался от дочери, никто не знает, где он и что с ним.
На жизнь Аня зарабатывала тем, что ездила просить милостыню в большие города — Воронеж или Ростов. Приезжала туда на несколько дней, ночевала где попало. Говорит, что удавалось окупить дорогу и заработать немного денег сверху, чтобы купить те же кроссовки для дочки и продукты. Шесть лет назад Аня познакомилась с Алексеем, своим гражданским мужем. Алексей — разнорабочий на ферме, зарплата всего 12 тысяч рублей. Денег в семье с трудом хватает на питание и изредка на одежду.
Она очень тепло вспоминает первую встречу с Алексеем. Их познакомила тетя Ани. Сначала молодые люди несколько месяцев общались по телефону. «Помню, что во время одного из разговоров я сказала, что собираюсь сейчас на рынок убирать овощи и фрукты, — рассказывает Аня. — Мне предложили такую работу. А он взял и ради меня на тот же рынок приехал. Так мы начали общаться, встречаться и потом решили сойтись. С 15 августа 2015 года мы вместе».
Аня с мужем мечтают жить в большом городе, найти там работу и вести нормальную жизнь, но пока не могут никуда уехать из-за бывшей судимости Алексея. У него условный срок, нужно регулярно отмечаться в местном отделении полиции. Менять место жительства нельзя. Но в марте надзор должен закончиться. Они мечтают, что в мае смогут всей семьей перебраться в Краснодар — там больше работы.
«Мне кажется, люди все чаще смотрят не на то, какой человек снаружи, а какой он внутри: на характер, манеру общения, душу, — рассуждает Аня. — Мой муж говорит, что полюбил меня за то, что у меня красивая душа».
Сейчас Аня активно осваивает социальные сети, завела Instagram и страницу во «ВКонтакте», где пытается найти там родственников. Уже списалась с двоюродной сестрой из Ростовской области, девушки подружились и общаются. Она мечтает, что сможет через соцсети найти отца, о котором ничего не знает.
В феврале 2021 года в жизни Ани случилась новая большая беда. Снова — пожар.
Дом, в котором она и ее семья жили последнее время, сгорел полностью. По предварительной версии, причиной стала неисправная проводка. Все остались живы, но имущество и личные вещи сгорели.
Семью приютила тетя Ани, живущая неподалеку. Даша сейчас не ходит в школу, потому что ей просто нечего надеть. Они с мамой носят те вещи, которые им отдали неравнодушные люди — похоже, что теперь только на них у семьи погорельцев есть надежда.
Но Аня думает, что это может быть знак: пора наконец уехать из деревни, ведь теперь ее в Журавке ничто не держит.
В какой-то момент Аня просит уйти — ей все же очень трудно находиться в том месте, которое совсем недавно было скромным домом ее семьи.
Про бородавки. И про добрую тетю АННУ
ПРО БОРОДАВКИ. И ПРО ДОБРУЮ ТЕТЮ АННУ.
Про цыпки я уже рассказал, «Цыпки». Теперь хочется про бородавки.
В детстве у меня, мальчишки, все руки, кисти рук, были покрыты бородавками. Безобразными. Уж сколько их было, не помню. Но, много, очень много. Судите сами, на одном пальце, вокруг ногтя, было их четыре. Как только ногтю они не мешали расти!
Конечно, от бородавок на руках я не страдал. Они мне не мешали. Но все же, все же….
Мама моего друга, тетя Анна, пообещала помочь мне: «Приходи, выведу твои бородавки, научу тебя, как это сделать!».
А тяжелое, я действительно поднимал. Возле наших лесков- огородцев располагалось военная нефтебаза. И рядом, недалеко, нам казалось, бесхозный штабель труб. А в школе мы проходили, изучали силу пара. Учитель нагревал на спиртовке закрытую пробкой пробирку с водой. Пробка и вылетала.
Мы, мальчишки, решили повторить этот опыт в более крупном масштабе, вот с этими трубами. Трубы большие, метров пять длиной. Забивали деревянную пробку на одном конце трубы, наливали воду, и потом другую пробку. Один конец трубы опирали в пень, другой конец – на козлы, и костер снизу. А сами прятались за ближайшими пнями, боялись – вдруг трубу разорвет.
От давления пара в трубе иногда вылетала верхняя пробка, как в школе, с пробиркой. Это было не интересно, улетит пробка метров за триста, и все.
Но часто вылетала нижняя пробка. И тогда, от реактивного импульса, летела труба.
Незабываемое зрелище, я бы и сейчас так «пострелял». Труба улетала и высоко, и далеко. Метров за 700 – 800. А может и дальше. Нам казалось, она как спичка летит в небе.
Стреляли мы в сторону леса, там были болотистые не грибные и не ягодные места, люди там не ходили. Потом долго искали ту трубу, для последующего запуска. Иногда труба стукалась о дерево и гнулась. Выправлять трубу мы не умели, и тогда брали следующую.
Однажды часовой с нефтебазы пришел посмотреть. Чем это мы стреляем. Запуск ему тоже понравился. Только он нас предостерег, трубы – какой-то военной части, и как бы у нас не случились неприятности. Пришлось стрельбы прекратить.
Может быть, вот тогда, таская эти тяжелые трубы, особенно, когда из леса, я и «сдернул свой пуп
В очередной приступ болезни живота, полежав безрезультатно на клубке, я побежал к тете Анне. Она уложила меня на топчан, и долго водила своей рукой по моему животу. Что-то шепча при этом. Наверно, молитву Господу. Чтобы Он пожалел мальчишку.
Ушел я от тети Анны тогда здоровым, живот больше у меня не болел.
Многим помогала тетя Анна, народная целительница. Знахарка – говорили многие. Только в хорошем смысле говорили.
А с бородавками – вот она научила меня, что делать. Взять длинную нитку. Сделать петельку. И накинуть эту петельку на очередную бородавку. Затягивать петельку, она соскочит с бородавки, получится узелок. И так пройтись по всем бородавкам А, потом нитку с узелками забросить в самый, самый «дальний угол».
Через какое-то время бородавки с моих рук – все исчезли. Помогла мне тетя Анна, добрый человек. Даже когда я не добросовестно выполнил ее указания.
А с младшим сыном тети Анны, Генкой, мы дружили. Он долго не женился, ростиком был мал. А потом взял в жены женщину с двумя детьми. И своих еще родили – троих. И жили счастливо. Хоть здесь тете Анне повезло.
Тетя Аня
Выйдя на освещенную оранжевым солнцем брусчатку привокзальной площади вечернего Львова, я в нерешительности призадумался.
Выудив из бездонного кармана толстую записную книжку, я отыскал вписанный в ней адрес, и пытаюсь на первых порах сориентироваться в городе сам. Купил в киоске карту и расстелил её прямо на пластиковой доске прилавка. Так, улица Круговая! Но на приобретенной и весьма подробной карте огромного города таковой улицы почему-то в помине не было. В таких случаях, как правило, выручают таксисты. Отстояв приличную очередь на месте посадки, я засаживаюсь в потрепанную «Волгу». Назвал адрес. Таксист включил счетчик, но с места отчего-то не трогается.
— Что же мы не едем? – встревожено спрашиваю я.
— А вы уверены, что улица называется именно Круговая? – вопросом на вопрос отвечает таксист.
— Ну да. Конечно, уверен. Вот у меня адрес записан! – не совсем уверенно отвечаю я, сам тычу я в нос водителя своей красной записной книжкой.
— Слушай, давай подождем минутку, бригадир подъедет. Не могу вспомнить, где же такая улица расположена! Он должен знать! – посетовал водитель и выключил счетчик. Ждать пришлось недолго. Несколько минут посовещавшись с бригадиром, таксист, в конце концов, трогается с места, недовольно ворча.
— Сколько времени потеряли, и улица то неподалеку, оказывается! – бросает он мне в сердцах, будто я виновен в казусах градостроения.
Дом, означенный в записной книжке, я сыскал быстро, на улице их оказалось всего два! Так коротка была искомая улица. Поэтому, видимо, даже опытный таксист долго вспоминал её местоположение. Дверь в квартиру тети на первом этаже хрущевской пятиэтажки, оказалась заперта и я почему-то не могу достучаться.
— Вы постучите подольше, она живет одна, случается спит или просто побаивается открывать, – сердобольно советует мне молодая женщина, отдыхающая на скамеечке у подъезда и покачивающая коляску с грудным ребенком. Я присел рядом в раздумье. Женщина оказалась весьма словоохотливой и мы быстро познакомились. Тем более, что наша область представлялась ей экзотичной и дикой стороной.
Сделав небольшой перерыв, стучу со всех сил, пока не раздается тихий старческий голос:
— Это я! …Племянник ваш, …из Башкирии! – громко представляюсь я из-за двери. Сам уже всякую надежду потерял. Дверь робко приоткрывается, показав лишь одну половину знакомого лица.
Меня и самого от её жалостных причитаний едва не прошибла слеза. «Да! – подумал я. – Как приятно встретить близкого родственника на далекой чужбине!»
Пока она растерянно кудахтала, я вступил в коридор и осмотрелся. Мрачный вид квартиры мне не приглянулся. В ней царило какое-то явное запустение. Грязновато-серые стены не менее десятка лет не видавшие кисти, потемневшие от копоти и грязи косяки и дверные проемы, давно не крашенные стершиеся полы. Все еще взволнованная тетя, все ж внимательно наблюдала за моим взглядом. Видимо недовольство явно отразилась на моем лице.
Я прошелся по комнатам и тоже перебрался на кухню. Столь убогая обстановка жилья одинокого престарелого человека немного угнетала, но родственные чувства с успехом компенсировали недостаток комфортности. Тетя Аня достала из-за божнички шкалик с водкой, и мы пустились с ней в самые подробные воспоминания. Разговаривали, вспоминая все до мелочей, в том числе и прошлые встречи. Тетя Аня с упоением расспрашивала о нашей семье и своих многочисленных родственниках живущих в нашей местности. Ведь кроме матери у неё было еще две сестры, и у каждой куча детей. Проживали они, разумеется, в отдалении и от нас, но связь между нами поддерживалась более регулярная.
Нас тетя Аня навещала нередко, если принять во внимание соизмеримость с расстоянием, измерялось которое не одной тысячей верст. Их первый приезд и мое знакомство с двоюродным братом Вовкой отсвечивали из глубокого детства воспоминаниями детской обиды и неприязни. Вовка остался в памяти довольно драчливым парнишкой и большим задавакой. Видимо все-таки характер человека формируется в детском возрасте и затем, сопровождает его на всю жизнь. Так получилось у меня, тоже случилось с Вовкой. Но к столь фундаментальным выводам по психологии я пришел много позже, а пока просто вспоминал детство.
Вспомнилась первая посылка, полученная мною из экзотического Львова и душистый аромат из ящиков с крупными украинскими яблоками, которые я еле-еле допер до родной деревеньки из центральной усадьбы, где находилась почта. Шатающиеся на заднем сидении велосипеда ящики дразнили душистым ароматом. Вспомнился скромный и ласковый дядя Петя с его увлекательными остросюжетными рассказами о борьбе с бендеровцами и бандитами. На его долю досталась нелегкая служба в самое беспокойное время. И последний приезд тети, её чистая зависть к видимому благополучию нашей семьи. Проблемы в её семье, в отличие от нашей, почему-то не заканчивались, а со временем лишь увеличивались. Этому способствовали, видимо, и капризный характер дочек и драчливый нрав выросшего в жуликоватого мужчину сына.
…Прошло долгих два года. Возвращаясь той же дорогой, я вновь решил проведать тетю Аню. Во избежание предыдущих недоразумений заблаговременно перезвонил ей с автомата, заодно наведя справки, каким транспортом мне будет сподручнее добраться. Загодя предупрежденная тетя, на сей раз уже нетерпеливо поджидала меня, и открыла дверь с первого звонка.
«Вовка вышел что ли?» – почему-то в первую очередь подумалось мне, и я уже вслух спросил об этом тетю Аню:
Какие времена наступали, я знал гораздо лучше тети. Ведь я много мотался в поездках и встречался с десятками людей. На Украине, особенно в западной её части, все более углублялись тенденции к разрыву с Россией. Там процветал именуемый прессой «махровый» национализм.
Она, вышла на минутку, счастливо взглянула на меня, и оба мы прошли в издающую ароматные запахи кухню. На пути тетя Аня ловко выудила из-за божнички шкалик с водкой. Такая привычка прятать самый сокровенный загашник за иконами, видимо, осталась еще от деревенской жизни. Помню, мама наша тоже спиртное прятала за божницей, но отец был столь отъявленный безбожник, что извлекал его оттуда без всякого зазрения совести! Пока она разливала, я, не переставая, продолжал с умилением любоваться побелкой комнат, ожидая самого увлекательного рассказа. Любопытство разжигалось от того, что в ровных тонированных квадратах окантованных филенкой, чувствовалась рука профессионального мастера.
И вот, разместившись в кухне, друг против друга, мы держим в руках небольшие стопки. Я почеканился с тетей, но пить не стал, сославшись на то, что предстоит дальняя дорога. Сама она глотала мелкими глотками, едва прикладываясь к стопке, и тихо повествовала:
— Тетя Аня, а причину-то хоть установили? – со жгучим любопытством перебиваю я. Мне еще казалось невероятным, чтоб в мирное время просто так рушились стены домов, да к тому ж капитальные.
— Причину-то нашли сразу! Да что с неё возьмешь, с причины-то. Пропустила водопроводная труба, а тут некстати весенний паводок подоспел. Вешняя вода, соединилась с питьевой и они размыли грунт под фундаментом. Перекрытие не выдержало и сломалось. Вот она причина. От неё стенка-то и рухнула.
— Ну, а как все-таки отремонтировали квартиру? – не выдерживая медлительности рассказа, опять перебил я тетю.
— Тетя Аня, вы дайте мне хотя бы Вовкину фотографию посмотреть, – взволнованно попросил я у тети.
Как никак мы родственники все ж-таки! И почти ровесники к тому ж. Тетя Аня долго рылась в ящиках старинного комода. Я уже пожалел о своей, не ко времени просьбе, когда она выудила из него не особенно свежую любительскую карточку. Небольшую, размером девять на двенадцать.
— На, любуйся! – вздохнув, протянула она заветную фотокарточку.
С фотографии, насупившись, смотрело мужественное обветренное лицо пожилого человека с обвисшими, чисто украинскими усами. Я внимательно изучал это лицо в течение нескольких минут. Так вот какой ты мой далекий родственник! Далекий по расстоянию, по взглядам, по положению в обществе! В таком бестолковом настроении я ужасно провел всю ночь. Поднялся утром с бесчувственной головой и сразу засобирался.
Я не отошел и пяти метров, как подъездная дверь вторично хлопнула, и за спиной раздался певучий возглас:
— Здравствуйте. Вы опять приехали?
Из подъезда выходила моложавая женщина с полуторагодовалым, в вязаном костюмчике ребенком. Я приостановился.
— А я вас сразу узнала! …Вы ведь из Башкирии к тете Ане приезжаете? – мягко перемежая украинскую и русскую речь, тараторила женщина. – Вы слышали, какое у неё горе случилось? – тут же поинтересовалась она.
Хотя ребенок подрос и женщина в утреннем свете выглядела иначе, я признал в ней прошлогоднюю знакомую соседку. Нам с ней оказалось по дороге до самой автобусной остановки и я решил уточнить некоторые детали тети Аниных горестей.
— Что же вы мою тетю чуть живьем не завалили? – шутливо, но строго насупив брови, спросил я.
— Ой. Не вспоминайте! Все так страшно было! …Я как выскочила, да как закричу! – женщина видимо вновь переживала случившееся. Но у меня не было времени выслушивать подробности, которые я уже знал.
— Вы лучше ответьте, почему вы как долго ремонтировали квартиру-то? – посерьезнев перебил я собеседницу, мы приближались к остановке и мне лишь это хотелось услышать.
— А вы знаете, кем дядя Петя был? – украдкой оглянувшись, вопросом на вопрос ответила внезапно приглушенным голосом спутница. – Он же здесь половину бандитов пересажал! Сегодня они выходят из тюрем и кто в домоуправлении, кто в мэрии пристраиваются. Высокие шишки стали! – женщина вновь испуганно оглянулась. – Вы приезжий, вы, конечно, ничего не поняли! Они сначала Вовку до тюрьмы довели и потом тете Ане рогатулек наставили. …Тут теперь такое творится!
А с тетей Аней мы в дальнейшем не встречаемся. Перестройка прекратила наши производственные отношения, а расплодившиеся суверенитеты воздвигли непреодолимые границы между Украиной и Россией, проведя эти преграды через души и родственные связи нас, обыкновенных людей населяющих эти государства, ставшие совершенно чужими частичками одной страны!
Россия из апартаментов гостиницы «Россия»
Довелось мне как-то недельку перекантовать в довольно приличной гостинице города Уфы. Более тридцати лет минуло с той поры, когда я впервые прикоснулся к этому виду сервиса, и вывод пришлось сделать крайне неутешительный. Меняются политические ветры, происходят технические революции, но в этой отрасли за тридцать лет изменилось только два фактора – цены выросли, а мебель постарела!
Резонно предположить, что наша сторона провинциальная, возможно в столицах дело обстоит более в выгодном свете. Сегодня – возможно, не берусь судить. Но как это выглядело вчера, в моей памяти отпечаталось прочно, о чем и поведаю весьма достоверно.
Помню, прибываю я однажды в Москву ранним утром. В столицу поезда старались подогнать точно по расписанию. Мы использовали этот факт и стремились прибыть к утру.
Пресыщенная богатством и властью Москва, завсегда относилась свысока к своему налогоплательщику, особенно к нам, далеким провинциалам. Отчего транзитные пассажиры и люди, не имеющие надежного пристанища, старались проскочить респектабельную столицу одним днем. Такие транзиты не давали возможности осмотреть многочисленные достопримечательности столицы, и, отстояв длиннющие очереди, приобрести подарки родным. Поэтому я неизменно искал возможности пожить в нашей белокаменной хотя б несколько дней.
Одна попытка приблизилась так близко к цели, и я остался столь ошеломлен её неудачным концом, что по сей час вспоминаю этот неприятный эпизод. Случилось выехать по делам службы в проектный институт. Отмечая прибытие в приемной, обратил я внимание, что ставившая штамп секретарша, весьма приветлива и молода. Да и кажется доступной на вид. Коль дело клонилось к вечеру, решил я попытать счастья.
— Вам на сколько суток? – почти не глядя на меня, тут же с легкомысленной готовностью справляется девушка.
Расплатившись и спрятав квитанцию в нагрудный карман, я тоже с легкомысленным спокойствием тружусь в отделах учреждения до позднего вечера, в надежде, что тыл-то сегодня верно обеспечен! С полчасика побродив по окрестностям, я с трудом обнаружил неприметную ведомственную гостиницу. Ни размерами, ни убранством она не соответствовала статусу города и учреждения, куда я прибыл. Когда поиски увенчались успехом, и я вошел внутрь небольшого одноэтажного домика, хозяйка или администратор почему-то отсутствовала. Я привстал в прихожей и жду решения. К несчастью мимо шествует молодой человек с утюгом и светлой сорочкой в руках.
— Да!- опять к несчастью я вступил в разговор с незнакомцем.
— Так зайдите в мою комнату, я все одно съезжаю, должно быть сюда вас и поселят! – охотно предлагает приветливый парень. Я вовсе не думал воспользоваться гостеприимством, я просто вошел, чтоб не стоять в тесной прихожей столбом. Мы прошли в комнату.
Там, после уличной прохлады оказалось довольно тепло и я, в уповании на долгое ожидание, снял пальто и шапку. Пригласивший меня парень явно торопился. Ввиду чрезвычайной занятости он был малоразговорчив, а я сидел молча, созерцая небогатый интерьер. Но вот с надеждой загремела входная дверь.
— Так, квитанция есть, направление тоже. …А где письмо?
— Гм… Какое ещё письмо. – недоуменно восклицаю я. Ко мне разом вернулась рассудительность. Пошарив по карманам, я начинаю понимать, что-то здесь не так!
— Должно быть еще гарантийное письмо! – почти заносчиво объявляет женщина. – Вы, вот что! Пока не поздно, дуйте-ка к руководству института, пускай выдадут вам письмо.
Каждый из нас хоть раз в жизни сталкивался с бюрократами. Но столичная бюрократия своим хамством и несравненной бесчувственностью, заткнет за пояс всех прочих. Там бюрократ кроме простой волокиты от лени, ищет безусловную выгоду для личной персоны. Поэтому, человеку не изощренному в тонкостях столичных махинаций добиться справедливости с помощью элементарной морали просто не реально. Для них не существует понятие «объяснить»! Объяснить таким людям ничего невозможно, им подавай либо бумагу, либо взятку. «Без бумажки ты букашка, а со взяткой молодец!»
И таким обидным показался мне этот явный наговор, что я решил добиться справедливости! Поскольку у меня был при себе домашний номер телефона одного из руководителей отделов отрасли, решился побеспокоить её. Нет, не помогла! Не на тот уровень видимо вышел.
Проклиная гостеприимного парня, предложившего приют и его непробиваемую домоправительницу, я угрюмо поплелся ночевать на вокзал. Так неудачной попыткой завершилась та памятная эпопея с поселением в московских отелях.
Следующая попытка, предпринималась позже. Она не столь близко приближала к реальности, но запомнилась тем, что помочь взялась всесильная секретарша самого заместителя министра. Длительное время ожидая приема, я от скуки поделился своим пролетарским происхождением. Нежданно-негаданно, выяснилось, что у неё в нашем неприметном городке проживает близкая родственница. Потужил я на судьбу вечно страдающих командировочных, и сердобольная сестра землячки пообещала помочь.
Что ей помешало, судить не берусь. Вероятно, действовала она не особенно решительно, возможно, слишком много на нужный момент оказалось в Москве просителей, но с жильем у меня сорвалось и в тот раз! Даже столь мощный прессинг со стороны замов и помов министра, закаленная столичная бюрократия выдержала достойно.
Время шло, и жену избрали депутатом Верховного совета. Столь крутой поворот в нашей семейной биографии резко расширил потребительские возможности. Появились льготы и полномочия. Очередной заход в московские отели, я совершил уже в сопровождении жены. Этот вариант оказался гораздо надежнее и доступнее. Возвращаемся семьей с отдыха на Кавказе. Поезд приходит в столицу в три часа после полуночи. Теперь это не важно, для депутатов имеется комната отдыха. Но жутко недовольная ночными гостями заспанная дежурная, брюзгливо ворча и недовольно вздыхая, довольно быстро спихнула нас в просторные апартаменты гостиницы Россия. И номер сама заказала и даже такси вызвала!
Ублаженные навязанным сервисом, катим в такси, и любуемся ночной Москвой. Проезжая по самому центру, нам довелось миновать кремль на достаточно близком расстоянии. Малолетний племянник пробуждаться не желал и чертовски капризничал, что единственно омрачало путешествие. К счастью, совсем скоро на черном фоне ночного неба показались яркие рубиновые звезды Спасской башни кремля.
— Толик! Смотри, смотри! …Москва! – восклицаем мы и показываем на красивую рубиновую звезду. Он, перестав капризничать, притих и с любопытством воззрился на яркую звезду. Мы же порадовавшись, что успокоили малышку, готовимся к выходу, уже недалеко.
Закончив формальности по оформлению, вступаем в номер самой престижной гостиницы страны. Причем я первый раз переступаю порог столичных гостиниц. Так долго теплившаяся надежда наконец-то свершилась! Надобно отметить, что, несмотря на столь поздний час, сердце мое переполняли самые разнообразные чувства и волнения. Глаза бегали, выхватывая из темноты предметы, и блестели от возбуждения. Преисполненная желанием избавиться от ночных посетителей, дежурная постаралась. Нам выделен фешенебельный двухкомнатный номер «Люкс» с полным набором мебели и посуды. Невиданная роскошь! На тумбочке тускло сверкает экран импортного цветного телевизора. На журнальном столике блестит зеленый телефонный аппарат. Это уже позже я подметил мелочные, но досадные недочеты. Телевизор был громоздкий отечественного исполнения и только именовался цветным, громадные шкафы мебельного гарнитура, не вмещались в размеры и кое-где загораживали доступ друг другу. Аппарат телефонный, как выяснилось чуть позже, установлен, что бы впоследствии отравлять нам отдохновение.
После стольких неудач с поселениями, бесспорно, я не мог поверить такой простоте процедуры продления.
Спустя два дня успокоенная жена вылетела до дома, мы с сыном приобрели билет на поезд рейсом, следующим несколько дней спустя, и решили погулять по городу. За вычетом проведенного в очередях и благоустройствах времени, нам еще причитается прожить трое суток. Принарядившись, топчемся с ним в прихожей, готовимся к выходу. Внезапно звонит телефон. Приподняв трубку, слышу вежливое, но категоричное напоминание:
— У вас закончился срок прописки, пройдите, пожалуйста, и продлите.
Мысли мои лихорадочно работали, но выход пока не обозначился, и я возвратился, решив обдумать ситуацию спокойнее.
— Тетя опять звонила! – объявляет сынишка, едва я вконец расстроенный, перенес ногу в свои уже ускользающие от нас апартаменты.
Я еще лихорадочнее шевелю мозгами. Перспектива три ночи ночевать на вокзале с тринадцатилетним ребенком совсем мало привлекает. Подумав, решаю опробовать иной, менее нравственный, но более оправдательный вариант.
— Жена уехала в Обнинск к подруге! – сделав непроницаемое лицо, нагло вру я, только для безопасности выбрав другое окно отдела размещения. – Сегодня не появится, как мне быть?
— Запишите, пожалуйста, номер: девятьсот пятьдесят семь!- сделав совсем неприступным свое лицо, нагло диктую я дежурной. Она вопросительно посмотрела на меня. – Еле-еле дозвонился, жена сообщила!
— Ну, вот и прекрасно! – вместе со мной обрадовалась женщина, и куда-то аккуратно проставила цифру, продлевая мне проживание. Только неделю спустя, уже находясь дома, я с нетерпением уточнил, что номер-то был семьсот пятьдесят шестой! Таким, не особенно благородным способом, утрясши дела, возвращаюсь к сыну заметно повеселевший и бодрой походкой. Даже шутить хочется.
— Нога заживет, а ловко все ж ты тетю надул! – восхищенно похвалил сынишка. Он тоже очень переживал за предстоящий результат. Совершенно успокоенные, мы с ним весело рассмеялись, и быстренько собравшись, выходим в город. Нам еще требуется столько пройти по столице и осмотреть достопримечательностей.
Прошел год. Сегодня я вхожу в громадный комплекс гостиницы совершенно по иному: уверенно и с достоинством! Еще собираясь в очередную командировку, я узнал, что жена выезжает на сессию буквально неделю спустя. Мы посоветовались и сговорились, обязательно встретиться в первопристольной, где она вновь поселит меня в гостинице «Россия». Ввиду такой перспективы, я спланировал поездку, дабы спустя неделю прибыть в Москву и оттуда уже направиться домой.
И вот я, хотя и небритый и плохо выспавшийся, но гордый и спесивый, с достоинством появляюсь в фойе гостиницы. Через систему депутатского секретариата уточняю место поселения жены. К моему изумлению, меня впускают, даже без предъявления документов, верят на слово! Вот так сервис!
На столе красуется лаконичная записка:
«Отдыхай, буду в семнадцать тридцать!»
Приняв ванну и приведя в порядок внешний вид, передыхаю с дороги и осматриваю ближайшие окрестности роскошного сооружения. Ничего, комфортабельно и богато.
В семнадцать тридцать по телефону объявилась супруга, и предлагает встретиться, опустившись в фойе первого этажа. Опускаюсь. В просторном помещении довольно людно отчего я чувствую себя не особенно уверенно. Жена, временно пристроив меня в книжном киоске ознакомиться с литературой, оперативно оформляет поселение. Сама явно куда-то поторапливается.
— На концерт идешь с нами? – односложно спрашивает она, в две минуты закончив оформление. Я благосклонно отказываюсь, после дальней дороги не хочется. – Ну, тогда готовь ужин, – махнула она рукой и побежала, все её действия выглядят деловито, столь же деловито она озадачивает и исчезает. Обижаться не приходится, люди государственные, все-то у них распланировано загодя.
Ознакомившись с ассортиментом в окрестных киосках, я совершаю все необходимые для трапезы закупки, и возвращаюсь в предназначенные мне апартаменты. К счастью в части спиртного вопрос уже решен, спиртное там, кстати, дороговато. Но в моем дипломате аккуратно уложены традиционные шесть бутылок. Есть среди них апельсиновый аперитив, и даже бутылочка коньяка. Жена соседствует с землячкой, поэтому стол накрываю на троих. О том, что со мной может объявится напарник, почему-то и мысли в голову не приходит.
Мои гости, если применить это слово к данной обстановке, явились с чего-то ужасно возбужденные и взбудораженные. Накинувшись на аппетитные яства, они еле успевали делиться впечатлениями. Я прибыл в гостиницу прямиком с поезда, поэтому с возрастающим удивлением слушал потрясающие новости. Возбужденные девчонки еще не успели испробовать все обильные закуски и приятный аперитив, они только лишь дошли в рассказах до места о милицейских пикетах, когда раздается внезапный стук в дверь. Я встал и подошел к двери. Открывая дверь, нос к носу сталкиваюсь со вторым постояльцем номера. Поначалу остолбенев от неожиданности, я все же определился, что нахожусь в двухместном номере, и приглашаю его к столу. Для убедительности вынимаю из дипломата коньяк. Гость уже под хмельком, он только вышел из ресторана. Крайне удивленный и ошеломленный прытью своего нового соседа, мой будущий приятель поначалу обрадовался. И выпивка бесплатная и женщины сами пришли. Долгое время я не мог ему вразумить, что у нас просто состоялась заранее спланированная встреча с женой.
Проводив истомленных от великой прорвы впечатлений женщин, мы с соседом перед сном увлеченно беседовали о переменах жизни и теперешней политике. Оказался он каким-то из заместителей председателя горисполкома одного из крупных городов Кольского полуострова, и довольно неплохо разбирался в хитросплетениях современной ситуации сложившейся в управлении страной и политике. Коньяк мы, бесспорно, допили, и только почувствовав, что стали настоящими приятелями, он, предварительно закрыв дверь на защелку, поведал мне причину командировки.
Из его слов следовало, что примерно неделю назад, случилось в их городе чрезвычайное происшествие. Команда рыболовецкого сейнера, все семнадцать человек, проявив крайнее недовольство распределением заработка, укатила в столицу и поселилась на Красной площади.
Именно его, моего соседа, руководители строго обязали уговорить и любой ценой возвратить земляков на родину. Он откровенно признался, что совершенно не ведает, как это задание можно выполнить. Да и войти один в их одичавшую компанию побаивается. Весьма неплохо было бы, коли я соглашусь его сопроводить. Будучи под хмельком, я легкомысленно дал согласие.
Поладив таким образом, мы уснули оба довольные и совершенно трезвые.
Наутро, преодолев тройное оцепление при помощи бумаги, приданной моему командиру властями его области, мы вышли к площади как раз в момент утренней трапезы несанкционированных жителей столицы. Отыскав среди однородного скопища бомжей своих соотечественников, мой новый знакомый осторожно завел с ними воспитательную беседу. Я, пораженный собачьими условиями, лишь молча любовался на невиданное зрелище, попутно выслушивая поток непечатной лексики в свой адрес, как от воспитуемых, так и от их соседей.
Прислушиваясь к беседе своего Кольского компаньона, я в тоже время пристально присматривался к его собеседнику и, чем дольше присматривался, тем симпатичнее становилось его обличье. Я понял, как глупо мы ошибаемся, преждевременно наклеивая различные ярлыки и эпитеты!
У него было весьма умное лицо с открытым высоким лбом и аккуратно постриженной рыжеватой бородкой. Поначалу показалось мне, что окантованное высоким воротом толстого свитера и покрытое шапкой ушанкой, лицо это весьма схоже с мордой дворняжки. Но далее мое представление сменилось. Лицо стало напоминать мне фотографию древнего мыслителя Дионисия, как-то замеченную в историческом справочнике.
При всей нелепости положения, беседа протекала без напряжения, с юмором и веселой бравадой. Ребята, разумеется, дали полную свободу набору слов в речи, но не проявляли враждебности и не позволяли унизительных оскорблений. Осмелев, я прошел по рядам картонных конур. И всюду наблюдал простые, весьма неглупые, лишь заросшие волосами лица и небрежно одетые фигуры. Подойдя к своим знакомым, я услышал, видимо, концовку их беседы.
Униженный и обескураженный напарник мой понял полную бесполезность затеянного его руководством предприятия и отступил. Мной владели двоякие чувства, возможно они отпечатались на лице: с одной стороны дремучая дикость и неприятие подобных способов, с другой безысходность и отсутствие возможных методов решений подобных ситуаций в человеческих взаимоотношениях. Возможно, ввиду столь ясного отображения мысли на облике, со мной отверженные постояльцы вели себя много обходительнее.
Оказался ли я прав в своих размышлениях, судить трудно. То явление, так и оставшись не постигнутым до конца, вскоре ушло в глубины анналов истории. А в наших умах появилось томительное брожение.
А в душах, с каждым прожитым днем, становилось все тревожнее. Наступила глубокая и неспокойная осень 1990 года.