чем писал пушкин гусиным пером или ручкой
Чем писал пушкин гусиным пером или ручкой
Как уже отмечалось, больше всего личных вещей Пушкина и его семьи, а также памятных вещей поэта представлено в экспозиции музея «Последняя квартира Пушкина», входящего в состав Всесоюзного музея А. С. Пушкина. Личные вещи поэта находятся также среди реликвий литературной экспозиции музея и в мемориальном музее-даче, принадлежавшей некогда вдове камердинера Китаева, где Пушкин прожил лето 1831 года вместе со своей юной женой (Царское Село). Некоторые особенно ценные вещи Пушкина хранятся в запасниках музея.
Работа по собиранию вещей поэта продолжается и в настоящее время. До сих пор не обнаружено местонахождение некоторых реликвий, хорошо известных по печатным и архивным источникам, а также по воспроизведениям в различных изданиях. Так, бесследно пропал перстень-талисман Пушкина с восточной надписью на темно-красном камне, исчез сюртук поэта, бывший на нем в день дуэли, потерялся клетчатый халат (архалук). Неизвестно местонахождение дуэльных пистолетов Пушкина, исчезли серебряные туалетные принадлежности поэта (мелкие вещи, по воспоминаниям камердинера Пушкина, находившиеся в кабинете, были сложены в большую шкатулку, переданную затем Наталье Николаевне). Эти предметы находились вначале XX века у старшего сына Пушкина — Александра Александровича. А. А. Пушкин владел и прижизненным портретом своего отца работы О. А. Кипренского (в настоящее время этот портрет А. С. Пушкина представлен в экспозиции Государственной Третьяковской галереи). Портрет этот, заказанный близким другом поэта Антоном Дельвигом, был куплен Пушкиным через П. А. Плетнева у Софьи Михайловны Дельвиг и с тех пор всегда висел в квартире, где жил поэт.
Портрет Пушкина работы Кипренского и портрет Натальи Николаевны Пушкиной работы А. П. Брюллова, стоявший, по всей вероятности, в кабинете ее мужа, с полным основанием могут считаться личными вещами поэта. Предметом особого рассмотрения, не входящим в задачи данной книги, является личная библиотека поэта, хранящаяся ныне в Институте русской литературы АН СССР.
Письменный стол Пушкина, на котором при его жизни, как и теперь, лежали беловые и черновые рукописи, книги, тома журнала «Современник», издававшегося Пушкиным с 1836 года, останавливал на себе внимание многих посетителей поэта. Поэт Облачкин, побывавший у Александра Сергеевича незадолго до его смерти, писал о кабинете: «Посреди стоял огромный стол простого дерева, оставлявший с двух сторон место для прохода, заваленный бумагами, письменными принадлежностями и книгами, а сам поэт сидел в уголку в покойном кресле». Стол, за которым поэт редактировал журнал «Современник», заканчивал «Капитанскую дочку», работал над документами по истории Петра I, писал письма и стихи, очень прост. Он фанерован светлым красным деревом, верхняя доска крыта темной кожей; спереди и сзади на половину ширины стола имеются выдвижные доски, которые позволяют сильно увеличивать его размеры (вероятно, именно поэтому он показался Облачкину «огромным»); с боковых сторон стола выдвижные ящики.
На прикрепленной к столу медной дощечке выгравировано: «Письменный стол А. С. Пушкина. 1837». По преданию, он после смерти поэта был подарен Натальей Николаевной П. А. Вяземскому и вместе с другими личными вещами Пушкина многие годы хранился в подмосковном имении Вяземских и Шереметевых — Остафьеве. Здесь его видел писатель И. А. Белоусов, побывавший в Остафьеве незадолго до Великой Октябрьской социалистической революции; он посетил комнату — «Карамзинскую», — в которой последний владелец Остафьева С. Д. Шереметев, глубоко чтя память живших в этом имении русских поэтов и писателей, продолжал бережно хранить некогда принадлежавшие им вещи. «По каменной лестнице, — пишет Белоусов, — мы поднялись во второй этаж, прошли темный коридор, свернули направо и очутились в светлой просторной комнате. С каким волнением я входил туда… у окна, выходящего в сад, стоит простой стол с врезанной в нем медной дощечкой с надписью. Это был стол Пушкина». Из Остафьева стол Пушкина вместе с другими личными вещами поэта был передан Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина в Москве, а через несколько лет — в 1936 году — он поступил в Пушкинский дом.
Чернильница с арапчонком стоит на письменном столе Пушкина, как и при его жизни. Такие массивные бронзовые чернильницы, с небольшими вариантами в деталях, были распространены в начале 30-х годов прошлого века. Основанием чернильницы служит книга; в центре — изваянная из патинированной, частично позолоченной бронзы фигура обнаженного до пояс юного негра-матроса, опирающегося на якорь; по обеим сторонам от него два тюка клади — футляры чернильницы и песочницы. Впереди, около желобка для перьев, два держателя свеч. Свечи предназначались для разогревания сургуча, которым запечатывали письма.
Чернильницу подарил Пушкину на Новый, 1832 год один из его самых близких друзей — Павел Воинович Нащокин. Известный всей Москве барин и хлебосол, он хорошо знал о глубоком интересе поэта к романтической истории своего прадеда Абрама Петровича Ганнибала. Отправляя подарок, Нащокин писал Пушкину в декабре 1831 года: «Посылаю тебе твоего предка с чернильницами, которые открываются и открывают, что он был человек a double vue[18]…» Поэт ответил ему в январе 1832 года: «Очень благодарю тебя за арапа». Подарок Нащокина нравился Пушкину. Позже чернильница хранилась у старшего сына поэта, где ее видел в 1911 году корреспондент «Московской вести», посетивший А. А. Пушкина и поместивший об этом заметку в газете. Затем она находилась у А. П. Араповой. После ее смерти в 1919 году реликвия была передана в Пушкинский дом, а затем во Всесоюзный музей А. С Пушкина.
Гусиные перья со стола Пушкина. Их два. Оба пера короткие, обгрызенные сверху, со следами чернил, их едва можно было держать в пальцах. Такими перьями писал поэт с лицейских лет; глядя на эти перья, невольно вспоминаешь рассказы современников о том, что Пушкин, работая, часто вставал, ходил по комнате, грызя перо или размахивая им, как бы отбивая такт. Перья взял со стола Пушкина Наркиз Иванович Тарасенко-Отрешков — один из членов опеки, распоряжавшийся в квартире Пушкина после отъезда Натальи Николаевны с детьми из Петербурга.
Наркиз Отрешков, по словам П. А. Вяземского, попал в опеку, «как Отрепьев на русский престол», — он, несомненно, был связан с III Отделением императорской канцелярии и, хотя сумел создать себе репутацию ученого и литератора, не имел для этого никаких оснований. Пушкин познакомился с Н. И. Тарасенко-Отрешковым в 1832 году, когда искал сотрудника для издания политической и литературной газеты под названием «Дневник». Издание не состоялось, но пробный номер, набранный в типографии, сохранился до настоящего времени.
Тарасенко-Отрешков после смерти поэта расхитил часть его библиотеки и присвоил некоторые рукописи Пушкина. Впоследствии он все же подарил их Публичной библиотеке в Петербурге.
Оба пера поэта Н. И. Отрешков прикрепил крепкими нитками к листам плотной бумаги и опечатал сургучной печатью с оттиском дворянского герба. На листах он сделал надписи. О пере поэта с надписью: «Ето перо взято с письменного стола Александра Сергеевича Пушкина 25-го февраля 1837 г. Наркиз Атрешков» — долгие годы не было ничего известно. Лишь в 1925 году оно было передано Ленинградским управлением государственных академических театров в Академию наук, а затем по распоряжению президиума академии поступило в Пушкинский дом. Кому передал Отрешков это перо, у кого находилось оно на протяжении почти девяноста лет — неизвестно. Сейчас перо заняло свое прежнее место на письменном столе А. С. Пушкина в его последней квартире.
Другое перо с надписью: «Перо, взятое с письменного стола А. С. Пушкина 20 марта 1837 года» — Тарасенко-Отрешков передал литератору И. Т. Калашникову. На задней стороне листа (бумага имеет следы сгиба) рукою того же Отрешкова написано: «Его Высокоблагородию Ивану Тимофеевичу Калашникову». А. С. Пушкин был знаком с Калашниковым, отвечал на его письма. В 1830-х годах Калашников пользовался большой известностью как романист, он родился и долго жил в Сибири, в своих произведениях описывал ее жителей и ее природу. Его романы «Дочь купца Жолобова» и «Камчадалка» нравились Александру Сергеевичу.
С двойным зрением, проницательный (франц.).
Чем мы писали и пишем? Палочки и перья
Для человека пишущего то, чем он пишет, порой не менее важно, чем сверло для токаря или кисть для художника. Сколько поэтов в свое время злилось, когда в момент запечатления вдохновенных строк их перо ломалось, и приходилось, жертвуя драгоценными мгновениями, искать новый инструмент! А сколько нервов школярам и чиновникам попортили пресловутые кляксы — страшно себе и представить! В попытке облегчить себе письмо человечество веками совершенствовало пишущие инструменты и конца этому совершенствованию не видно. Но даже пишущим машинкам и клавиатурам компьютеров пока не под силу уничтожить столь удобный и практичный инструмент, как ручка. Истории ручки и посвящена эта статья.
В поисках хорошего стиля
На чем только не писали наши предки на заре своей истории! На камнях и стенах, глиняных и восковых табличках, ну и конечно, на фаворите древних цивилизаций — папирусе. Из папируса делали и первые подобия ручек. Египтяне распушали тростниковые палочки на манер кисточки, а греки те же палочки заостряли.
В Древнем Риме становятся популярны деревянные таблеты, залитые воском. Чтобы писать на них, изобретают стилус. Это металлическая или костяная палочка, острым концом которой корябали, а тупым — стирали ненужное. Про тех, у кого инструмент писал плохо, говорили: «У них плохой стиль (т. е., стилус)». И давно уже нет древнеримского стилуса, а плохого стиля — хоть отбавляй.
Имя стилуса живет не только в слове «стиль». Стилусом назвали, ввиду большого внешнего сходства, палочку, которая заменяет в карманном компьютере мышку. А коллекционирование ручек официально называется «стилофилия».
Птичьи перья
Когда пергамент окончательно вытеснил папирус и восковые таблички (где-то к VI веку), то для письма по его гладкой поверхности стали употребляться птичьи перья. Обычно для этого использовались маховые перья гуся, но годилась и другая крупная птица, например, вороны или павлины.
Сперва «свежевыдранное» перо очищалось в раскаленном песке. Затем обрезалось под углом и затачивалось (вспомните сохранившееся доныне название маленького ножа — перо-чинный). Из гусиного крыла можно было получить лишь 2−3 пера, годных для письма. Поэтому некоторые экономили, разрезая перья на несколько частей и затачивая каждую из них. Качественные и правильно подготовленные перья весьма ценились. Так, Гете послал в подарок Пушкину свое перо, упакованное в роскошный футляр.
Обязательным аксессуаром древнерусского писаря был песок. Им посыпался свеженаписанный текст, чтобы он быстрее высыхал и не размазывался. Отсюда возникла и поговорка «На грамоте песок еще не засох».
В отличие от стилуса перо легко скользило по бумаге. Письмо стало быстрым и индивидуальным — оно менялось в зависимости от наклона и нажима. Так впервые возникает понятие почерка и прописи (наклонного варианта письма). Каллиграфия становится искусством, а умеющие красиво и аккуратно писать становятся весьма востребованными кадрами.
Ф. Достоевский «Идиот»:
«- Вот это, — разъяснял князь с чрезвычайным удовольствием и одушевлением, — это собственная подпись игумена Пафнутия со снимка четырнадцатого столетия. Они превосходно подписывались, все эти наши старые игумены и митрополиты, и с каким иногда вкусом, с каким старанием! Вот и еще прекрасный и оригинальный шрифт, вот эта фраза: „усердие всё превозмогает“. Это шрифт русский писарский или, если хотите, военно-писарский. Так пишется казенная бумага к важному лицу, тоже круглый шрифт, славный, черный шрифт, черно написано, но с замечательным вкусом. Каллиграф не допустил бы этих росчерков или, лучше сказать, этих попыток расчеркнуться, вот этих недоконченных полухвостиков, — замечаете, — а в целом, посмотрите, оно составляет ведь характер, и, право, вся тут военно-писарская душа проглянула: разгуляться бы и хотелось, и талант просится, да воротник военный туго на крючок стянут, дисциплина и в почерке вышла, прелесть…
— …а ведь тут карьера, — сказал генерал. — Вы знаете, князь, к какому лицу мы теперь вам бумаги писать дадим? Да вам прямо можно тридцать пять рублей в месяц положить, с первого шагу».
К сожалению, птичье перо было весьма недолговечно, да и постоянно окунать его в чернильницу надоедало. Хотелось чего-то более прочного и надежного.
Металлические перья
У металлического пера не было единого изобретателя. Многие считают, что первые разработки, имевшие успех, были сделаны в Великобритании. На роль первооткрывателя претендует Харрисон из Бирмингема, изготовивший свое перо в 1780 г. Его принцип использовал в 1820 г. Джозеф Гиллотт и изготовил очень удачное упругое и тонкое металлическое перо. В 1829 г. Джосайя Мейсон додумался это перо расщепить, а через год Джеймс Перри стал просекать в пере отверстие и делать боковые расщепы. После этого производство металлических перьев стало массовым.
Однако металлическое перо, как и птичье, приходилось постоянно окунать в чернильницу. Для задержки чернил изобретались желобки, крылья, или перо вообще делали двойным.
Идея объединить чернильницу и перо в единое целое пришла людям в голову давно, но первые шаги на этом поприще были весьма неудачны. Так, в 1809 г. австриец Фредерик Фолш получил патент на ручку, где чернила на перо выдавливались поршнем. Но чаще они выплескивались на бумагу…
Однажды несовершенство авторучек вывело из себя страхового агента из Нью-Йорка — Льюиса Эдсона Уотермана. При заключении одного выгодного договора авторучка Уотермана отказалась писать и, пока он искал новую, договор перехватили. «В конце-то концов!» — психанул страховой агент и в 1884 г. запатентовал первую авторучку с усовершенствованным чернильным механизмом, принцип которого до сих пор не изменился. Это был принцип капилляра, основанный на вытеснении жидкости сжатым воздухом. Цилиндр-чернильницу Уотерман соединил с пером тонкой трубочкой с нарезами, которая делала поступление чернил равномерным и непрерывным. Самая первая авторучка Уотермана была очень длинной и заправлялась пипеткой через боковое отверстие. Впоследствии изобретатель организовал свою компанию, и с тех пор перьевые ручки марки Waterman — одни из самых известных в мире.
Следующее новаторство в сфере перьевых авторучек также было вызвано бытовыми проблемами. Американец Джордж Сэффорд Паркер был преподавателем в телеграфной школе и параллельно подрабатывал продажей перьевых ручек среди своих учеников. Ручки то текли, то не писали, и ученики нередко возвращали их Паркеру. Бесконечная починка ручек так надоела учителю, что он решил с этим покончить. Паркер задался целью создать «совершенную ручку», и в 1889 году она была сделана. Спустя три года Паркер основал компанию, девизом которой стала фраза «Сделай что-то лучше — и люди это купят».
В 1928 году Parker Pen Company стала давать на свои ручки пожизненную гарантию. Так возникло понятие «вечные перья». Сейчас такую гарантию дают практически все ведущие производители перьевых ручек — Parker, Waterman, Montblanc, Cross и др.
Несмотря на последующую популярность шариковых ручек, вечные перья до сих пор остаются свидетельством престижа и индивидуальности их владельца. Дело в том, что когда владелец расписывает такую ручку, перо постепенно сгибается, отвечая манере письма своего владельца. Поэтому писать чужим вечным пером просто неприлично. Компания Waterman даже может изготовить на заказ специальные чернила с уникальным составом, которые невозможно подделать постороннему. Вечное перо имеет даже главный «компьютерщик» мира Билл Гейтс.
Замечено, что к ручкам Parker особую тягу испытывают американские политики и генералы. «Паркером» было подписано немало исторических документов, например, акт о капитуляции Германии, или договор между СССР и США о ракетах средней дальности. Перья Waterman популярны среди банковских служащих высшего звена, а европейские ручки Montblanc любят аристократы и творческие личности.
Теряют такие ручки, как понимаете, весьма редко. В отличие от тех, о которых мы ещё поговорим в следующей части.
Чем писал пушкин гусиным пером или ручкой
Гусиное перо, а иногда воронье, павлинье, лебединое применяли для письма, уже начиная с VII века. А вот перья кур, индюшек, цесарок, голубей для этого не годились, так что ни одна курица, индюк или голубь не могли бы похвалиться тем, что они помогли знаменитым писателям создавать книги. Только гуси! Ведь и Пушкин, и Лермонтов, и Гоголь писали свои бессмертные произведения, обмакивая в бронзовые чернильницы-непроливашки гусиные перья. От того, как обрезано и заточено перо, во многом зависело качество написанного. Наш великий поэт Пушкин никому не доверял этого важного дела. Мало того, он, как и некоторые другие любители хорошего пера, знал одну тайну. Гусиные перья, взятые из левого крыла, гораздо лучше, красивее выписывают буквы, потому что их изгиб удобнее для руки.
Хорошее перо считалось ценным подарком. Гёте, известный немецкий поэт, прислал в подарок Пушкину прекрасно отточенное перо в богатом футляре. Оно и сейчас хранится в музее-квартире поэта в Санкт-Петербурге.
А писать гусиными перьями совсем непросто. В неумелых руках каждая линия, выведенная справа налево или снизу вверх, любой овал заставляли перо брызгать мелкими противными брызгами. При сильном нажиме оно «раскорячивалось» и довольно скоро списывалось. А скрип. Вот как Гоголь описывает одну петербургскую канцелярию: «Шум перьев был больше похож на то, как несколько телег с хворостом проезжали на четверть аршина иссохшими листьями. ». Очень успокаивающая музыка!
И все-таки, несмотря на все свои недостатки, гусиные перья успешно прослужили пишущему человечеству целое тысячелетие. Десять веков упругое гусиное перо скрипело по пергаменту рукописных книг. Сколько королевских указов подписано им!
Сколько таинственных сообщений, сколько формул вдохновенных алхимиков, рецептов аптекарей написано им!
Говорят, владычество гусиных перьев окончилось таким образом. У одного человека, которому приходилось много писать, был слуга. С жалостью смотрел он на своего хозяина, который то и дело менял перья. И тогда у слуги появилась идея: а что если сделать точно такое же перо, но только из прочного материала? Например, из стали? И слуга смастерил такое перо. Он очень старался, но все же перо выглядело немного неказистым, а главное, изобретатель не догадался сделать на кончике пера продольную прорезь. Перо очень брызгало чернилами и писало без нажима. Но вскоре догадались такую прорезь сделать, и тогдакетальное перо совершенно вытеснило гусиное.
Казалось, что чернильницам ничего не грозит, и тогда еще мало кто предполагал, что они тоже уйдут в небытие. Мысль изобретателей упорно работала над тем, как соединить в одно целое перо, ручку и чернильницу. В муках творчества, которые продолжались около ста лет, родилось наконец так называемое «стилографическое» перо. Оно работало так: в полую ручку заливали чернила. Ручка заканчивалась тонкой металлической трубочкой, в которую вставлялась проволочка. В результате образовывался узкий канал, через который просачивались, а не текли (что было очень важно!) чернила.
Изобретатели — люди удивительные. Порой их мысль взлетает так высоко, что достает прямо до потолка. Они придумали такое сооружение: под потолком висел бачок с чернилами, которые по резиновым трубочкам стекали вниз к металлическим стержням и краникам. Если повернуть краник и сжать пальцами стерженек, чернила течь не будут, если отпустить — потекут вниз. Такие «вечные перья» устанавливали в конторах, банках, других присутственных местах. А дома? Кто же захочет держать у себя под потолком бочку с чернилами? Тогда один догадливый человек придумал вот что: он разрезал металлический стержень на несколько частей, каждую заточил и вставил в палочку. Так появилась «вставочка» — ручка, которую помнят еще те, кто учился в школе в шестидесятые, а в глубинке и в семидесятые годы. Канцелярские перья, надетые на крашеную деревянную палочку, можно встретить еще и сейчас, например, на некоторых почтах.
Каких только перьев не придумали за два последних столетия! Остроконечные и с загнутым носиком — канцелярские. Плакатные для художников, картографические для составления географических карт, нотные с двойным расщепом — для переписчиков нот. Перья в форме Эйфелевой башни, перья с портретами Наполеона и английской королевы. Существовали именные перья, украшенные гербами. Это, конечно, для знатных людей, у которых гербы имелись.
Однако нельзя сказать, что гусиное перо было самым древним пишущим приспособлением. В Древнем Египте, например, еще четыре с половиной тысячи лет назад пользовались каламом — заостренной тростниковой палочкой, которую обмакивали в чернила. Каламы не сохранились до наших дней, их не увидишь в музее, но зато до нас дошли подробные описания, как их изготовляли и как ими пользовались.
У тех же египтян существовало и другое изобретение, его обнаружили в гробнице Ту- танхамона. Оно представляло собой свинцовую трубочку с заостренным концом. Внутрь трубочки вставляли тростинку, наполненную темной жидкостью. Жидкость понемногу стекала к заостренному концу, и когда трубочкой водили по папирусу, на нем оставался четкий черный след. Это изобретение древних египтян просто-напросто было забыто, и долгие века гусиное перо оставалось самым совершенным пишущим средством.
Напиши мне письмо гусиным пером,
Как живёшь ты одна в этом мире своём,
Кто с тобой танцевал на осеннем балу,
А потом получил от Эрота стрелу.
Или пылкий поэт тебе стансы читал,
А потом музыкант наиграл мадригал,
Как он любит тебя беззаветно одну
И готов подарить тебе с неба луну.
А быть может сейчас ты по саду идешь
Вспоминаешь меня и по-прежнему ждёшь.
Шелестит под ногами цветная листва,
И звучат для меня дорогие слова:
«Напиши мне письмо
гусиным пером,
Как живёшь ты один
в этом мире своём,
Почему танцевал
не со мной этот вальс,
Я тоскую одна,
я тебя заждалась.
Почему танцевал
не со мной этот вальс,
Я тоскую одна,
я тебя заждалась».
Свеча, чернильница, перо
Инна Агюлан
Из поэтической тетради
Глядят забытые давно
Три принадлежности поэта:
Свеча, чернильница, перо.
И хоть теперь в них надобности нету,
В музее им остаться суждено,
Есть в арсенале каждого поэта
Свеча, чернильница, перо.
При свете ламп чернилами не пишем.
Гусей не надо дергать за крыло.
Но какой чудной силой они дышат:
Слова: «Свеча, чернильница, перо!»
Свеча горит… Строка в чернильной влаге.
В Михайловском дороги замело…
Не спит поэт – и над листом бумаги
Гарцует весело гусиное перо.
Два века ничего не изменили.
Без вас пусто святое ремесло.
О, сколько вы поэтов нам открыли,
Свеча, чернильница, перо!
Все в жизни преходяще, без сомненья.
Но даже в Интернете все равно
Останутся как символ вдохновенья
Свеча, чернильница, перо…
Жизнь такая, какая она есть
December 2020
S | M | T | W | T | F | S |
---|---|---|---|---|---|---|
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | ||
6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 |
13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 |
20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 |
27 | 28 | 29 | 30 | 31 |
ГУСИНОЕ ПЕРО ДЛЯ ПИСЬМА
Кто-то сказал однажды, глядя на чернильницу, стоявшую на письменном столе в кабинете поэта: «Удивительно, чего-чего только не выходит из этой чернильницы! А что-то выйдет из нее на этот раз. Да, поистине удивительно!»
— Именно! Это просто непостижимо! Я сама всегда это говорила! — обратилась чернильница к гусиному перу и другим предметам на столе, которые могли ее слышать. — Замечательно, чего только не выходит из меня! Просто невероятно даже! Я и сама, право, не знаю, что выйдет, когда человек опять начнет черпать из меня! Одной моей капли достаточно, чтобы исписать полстраницы, и чего-чего только не уместится на ней! Да, я нечто замечательное! Из меня выходят всевозможные поэтические творения! Все эти живые люди, которых узнают читатели, эти искренние чувства, юмор, дивные описания природы! Я и сама не возьму в толк — я ведь совсем не знаю природы, — как все это вмещается во мне? Однако же это так! Из меня вышли и выходят все эти воздушные, грациозные девичьи образы, отважные рыцари на фыркающих конях и кто там еще? Уверяю вас, все это получается совершенно бессознательно!
— Правильно! — сказало гусиное перо. — Если бы вы отнеслись к делу сознательно, вы бы поняли, что вы только сосуд с жидкостью. Вы смачиваете меня, чтобы я могло высказать и выложить на бумагу то, что ношу в себе! Пишет перо! В этом не сомневается ни единый человек, а полагаю, что большинство людей понимают в поэзии не меньше старой чернильницы!
— Вы слишком неопытны! — возразила чернильница. — Сколько вы служите? И недели-то нет, а уж почти совсем износились. Так вы воображаете, что это вы творите? Вы только слуга, и много вас у меня перебывало — и гусиных и английских стальных! Да, я отлично знакома и с гусиными перьями и со стальными! И много вас еще перебывает у меня в услужении, пока человек будет продолжать записывать то, что почерпнет из меня!
(«Перо и Чернильница», отрывок), Х.К. Андерсен
Гусиное перо — перо гуся, использовали в качестве письменного инструмента на протяжении VII — XIX веков, до изобретения металлического пера.
Гусиное перо, в отличие от перьев других распространённых птиц (чаще всего домашних), представляет собой толстый полый стержень, имеющий объёмное пористое основание, поэтому перо «ухватисто», т. е. его удобно держать в руке при письме. При наклонном срезе кончика пера ножом обнажается пористая внутренность, хорошо впитывающая чернила, что позволяет реже окунать кончик пера в чернильницу. Умеренно мягкий кончик пера хорошо сохраняет свою форму при письме, тем самым исключая необходимость частой заточки. Однако кроме гусиных перьев при письме могли использовать и перья других птиц с жесткими перьями, а именно ворона, павлина, индюка, глухаря или лебедя.
Перед очинкой перо необходимо было подвергнуть предварительным подготовительным операциям:
— С пера обрезалась часть бородки для того, чтобы пишущему было удобнее браться за стержень;
— Перо вываривалось в щелочи для обезжиривания. Время варки составляло не менее 10—15 минут;
— Вываренное и высушенное перо обжигалось и закаливалось в горячем песке с температурой не более 60—65°С, после чего кончик пера был готов к очинке.
Гусиное перо довольно быстро списывалось – приходилось чинить его заново или поворачивать верхней стороной вниз. В 1809 году была изобретена машинка для очинки гусиных перьев, но в России это изобретение не привилось.
При письме гусиным пером появившиеся помарки в тексте исправляли специальным скребком.
Люди, хорошо владевшие техникой письма гусиным пером, назывались писцами (писарями), никогда не оставались без работы и чрезвычайно ценились.
Очинка пера была очень важной операцией, поскольку от правильного её проведения во многом зависело качество почерка. Многие поэты и писатели никому не доверяли очинку своих перьев. Хорошие перья принято было даже дарить. В кабинете Пушкина в богатом футляре хранилось собственное перо Гёте, присланное им в подарок великому русскому поэту.
Так как гусиное перо было, по своему происхождению, природным материалом, оно имело ряд определённых недостатков.
Один из самых основных — необходимость частой заточки, поскольку кончик пера от трения о бумагу постоянно стачивался, издавая характерный скрип. Николай Васильнвич Гоголь в «Мертвых душах» пишет:
«Шум от перьев был большой и походил на то, как будто бы несколько телег с хворостом проезжали лес, заваленный на четверть аршина иссохшими листьями…»
Александр Сергеевич Пушкин при работе исписывал свои перья почти до самого основания. До настоящего времени сохранились два его гусиных пера, обгрызенных сверху и настолько коротких, что их едва можно удержать в пальцах. Одно из этих перьев находится на письменном столе А.С. Пушкина в его квартире на Мойке, второе — в настоящее время экспонируется в Государственном музеи Пушкина в Москве. Иван Иванович Пущин в своих «Записках о Пушкине» вспоминал:
«…везде разбросаны исписанные листы бумаги, всюду валялись обкусанные, обожженные кусочки перьев (он всегда с самого Лицея писал оглодками, которые едва можно было держать в пальцах).»
При письме гусиным пером все линии, выводившиеся справа налево, снизу вверх, овалы и прочее, давались с трудом, зачастую даже в умелых руках писаря нередко вызывая чернильные брызги.
Гусиные перья поступали в розничную продажу в пучках, обвязанных бечевкой по 25 штук в пучке. В поместьях обычно перья не покупали, а пользовались перьями своих, домашних гусей.
Posted on Mar. 20th, 2013 at 03:39 pm | Link | Leave a comment | Share | Flag