чем отличаются совесть и стыд
Дышу Православием
О православии с любовью… Миссионерский портал. Здесь вы найдете множество ответов на самые разные вопросы о православии
ПОПУЛЯРНОЕ
Наши друзья
Совесть и стыд — в чем разница и как отличить одно от другого?
Совесть и стыд — в чем разница и как отличить одно от другого?
Совесть и стыд — в чем Совесть, вина и стыд – универсальные понятия, чувства, знакомые каждому человеку. Вина – это осознание своей личной ответственности за поступки, высказывания и даже мысли и чувства, она не обязательно связана с восприятием других людей. Стыд, напротив, может не подразумевать никаких дурных поступков, но он обязательно связан с негативным мнением окружающих.
«Ни стыда, ни совести» – так принято говорить об очень плохом человеке. Но в чем, собственно, разница между этими двумя понятиями?
Проще говоря, вина – это чувство горечи при воспоминаниях о некоторых моих поступках, о которых может никто не знать, а стыд – ощущение неловкости, когда человек оказывается в публичном пространстве в грязной или рваной одежде, даже если в этом нет никакой его вины.
Таким образом, стыд – нечто внешнее, а вина – внутреннее.
Принято считать, что в одних культурах люди стараются избегать чувства вины, в других – стыда. Часто говорят, что «культуры вины» скорее западные, «культуры стыда» – скорее восточные. Так, японский самурай совершает ритуальное самоубийство (харакири), чтобы покончить с непереносимым стыдом, даже если в том нет его вины – например, ему нанес незаслуженное оскорбление его господин.
Для человека западной культуры это кажется бессмысленным и жестоким… но в то же время японское общество не знает таких мучительных размышлений о коллективной ответственности простых граждан за преступления против человечности, совершавшихся во время Второй мировой, какие характерны для европейских стран, прежде всего Германии.
Впрочем, в последнее время культурологи всё чаще задаются вопросом: а не есть ли само это противопоставление чисто западный конструкт?
Ведь всегда приятнее думать, что ты руководствуешься внутренними убеждениями, а не впечатлением, которое произвел на окружающих. Безусловно, полярное противопоставление тут неуместно, стыд и вина присутствуют в любой человеческой культуре, но они по-разному действуют, и разнится их «удельный вес».
В Библии представление о стыде значат намного больше, чем в современных западных обществах (включая и российское). Представления о вине или правоте связаны, прежде всего, с судом, который устанавливает вину или невиновность, и суд нам прекрасно понятен, потому что он играет важную роль и в нашем обществе. Он устанавливает, виновен или невиновен данный человек.
Читайте так же:
А кто устанавливает, чего и когда нам стыдиться? Культуры мира выглядят такими разными – в одних женщине неприлично появляться на людях с открытым лицом, в других – вполне допустимо прийти на совместный нудистский пляж.
Откуда мы узнаем, что почетно и что позорно? Кто определяет степень почета и позора данного индивида в данном социуме?
В библейской культуре, как и во многих других, почет или позор применяются, прежде всего, к «имени» – это и социальное положение, и родство, и репутация. Соответственно, внутри этих социальных групп почетом или позором можно поделиться или «заразиться»: оскорбление посла является оскорблением пославшего его царя, а действия мудрого слуги добавляют почета его господину.
В библейских текстах почет и позор занимают гораздо больше места, чем в современных, и в результате переводчики и комментаторы нередко упускают из вида нечто важное. Вот притча о злых виноградарях из 21-й главы Евангелия от Матфея. Почему хозяин виноградника безрассудно посылает к этим злым арендаторам сына, надеясь, что они его «постыдятся»?
Для той культуры это было понятно: не воздав чести сыну хозяина, они тем самым обесчестят хозяина, а это противоречит правилам общественной жизни и навлечет позор на них самих.
А вот притча о званых и избранных из следующей главы того же Евангелия. Гости, приглашенные на пир, один за другим отказываются прийти, и вот кульминация: «Прочие же, схватив рабов его, оскорбили и убили их» (22:6). Если они их всё равно убили, какая разница, оскорбляли ли они их перед смертью? Для человека библейской культуры это очень важно: убийство было не простым уголовным преступлением, оно было намеренным и тяжелым оскорблением господина, отправившего своих слуг (как, кстати, и в прошлом примере).
Особенно наглядно это выглядит там, где речь идет о богословских идеях, выраженных при помощи метафор. В Послании к Евреям (6:6) упоминаются некие люди, для которых закрыта возможность покаяния – уникальная ситуация для Нового Завета, где всё время говорится о возможности покаяния для всех и в любой ситуации. Что именно делают эти люди, не очень понятно – вероятно, отрекаются от некогда принятой веры. Об этом сказано так: ἀνασταυροῦντας ἑαυτοῖς τὸν υἱὸν τοῦ θεοῦ καὶ παραδειγματίζοντας. Синодальный перевод: «Они снова распинают в себе Сына Божия и ругаются Ему».
Опять-таки, если они распинают Христа, то уже не очень важно, что при этом они «ругаются», по крайней мере, с нашей точки зрения. Но здесь мы видим важнейшую составляющую распятия: демонстративный позор, крайнюю степень публичного унижения. Человечество, к сожалению, изобрело много способов постепенно замучить отдельного человека до смерти. Но далеко не все из них предполагают такую степень унижения, беспомощности и демонстративности, как римское распятие, для евреев к тому же отягощенное обнажением и древним проклятием всякого, кто «повешен на древе».
Таким образом, здесь говорится, что эти люди не только заново убивают своими поступками и словами Христа, но и стремятся Его опозорить. Я бы предложил такой вариант перевода: «Сына Божьего заново предают распятию и выставляют на позор».
Чтобы представить себе, как это выглядело в первые века нашей эры, можно взглянуть на карикатуру на первых христиан, граффити в Риме (около Палатинского холма) с малограмотной надписью на греческом: «Алексамен почитает бога».
Мы видим здесь человека в традиционном жесте приветствия, он воздает почет… существу с ослиной головой, распятому на кресте.
Неизвестный карикатурист соединил здесь давний антииудейский мотив: иудеи поклоняются ослиной голове, – с христианским почитанием Распятого. Он изобразил, с его точки зрения, самое бессмысленное зрелище: воздание высших почестей самому позорному, что только можно себе представить – ослу, да еще и распятому!
«Для иудеев соблазн, для эллинов безумие» – именно об этом и говорил Павел такими словами (1Кор. 1:22), и всё христианство рождается из принятия этого абсурда и парадокса.
Христос принимает на себя наивысший мыслимый позор, чтобы наделить Своих последователей наивысшим мыслимым почетом.
В истории христианства представления о совести (виновен ли я) и стыде (опозорен ли я) вступали меж собой в причудливые отношения. Но в целом можно сказать, что христианство, начиная с Голгофы – преодоление архаичных представлений о позоре и постепенное осознание индивидуальной вины, которая может быть снята в покаянии.
Но удержаться на этой высоте трудно, и человек то и дело соскальзывает в старую добрую архаику с ее представлениями о коллективном почете: мы самое великое племя, у нас самый крутой вождь, самые позолоченные храмы и самая обширная империя, и так будет всегда. Вопрос о вине и личной ответственности при этом, как правило, снимается: будем поступать не так, как правильней, а так, чтобы выглядеть как можно почетней. Похоже, нынешнее российское общество испытывает именно такое искушение.
Только одно мешает в этом увлекательном деле христианину: память о Голгофе.
Стыд и совесть
Даниил Гранин в своей книге «Причуды мей памяти» о совести пишет:
«В последние годы своей жизни Дмитрий Сергеевич Лихачев упорно возвращался к проблеме совести. Он с печалью видел, как она перестает быть мерилом нравственности, как Россия становится страной без стыда и совести.
После замечательного русского философа Владимира Соловьева Лихачев, пожалуй, единственный, кто так настойчиво занимался категорией совести.
Соловьев считал, что совесть есть развитие стыда. Должен быть стыд, нет стыда — тогда совесть молчит.
Стыд был первым человеческим чувством, которое отличило человека от животных. Можно считать, что человек — животное «стыдящееся». Господь обнаружил первородный грех Адама и Евы по тому, как они устыдились своей наготы. И изгнал их из рая.
Человек постепенно начинал понимать, что «должно по отношению к людям и к богам», и тогда инстинкт стыда стал превращаться в голос совести, то есть Адам и Ева устыдились совершенного ими, и этот стыд, который заставил их прикрыть себя фиговыми листьями, и был первым голосом совести.
Лихачев сумел развить это положение, дополняя его ролью памяти. Он показывал, как память формирует совесть. Без памяти нет совести, память сохраняет наши грехи, память семейная, культурная, народная питает совесть, требует от нее. Она побуждает совестливость отношения к старшим, к друзьям, родным. Вспоминает, правильно ли мы жили, хорошо ли обращались со своими родными. Позднее наше раскаяние — это работа памяти, которая тревожит совесть. Память, как историческая категория, — когда, побывав в Гамбурге на кладбище русских солдат, жертв Первой мировой войны, я вдруг сообразил, что у нас в России не видел и не знаю ни одного кладбища, где сохранялся бы прах русских солдат, погибших в ту Первую мировую войну.
А что такое действия вандалов на наших кладбищах, или что они творят в Летнем саду. Это что? Это свидетельства жизни без памяти.
Лихачев обращал наше внимание на некоторые особенности совести.
«Совесть противостоит давлениям извне, она защищает человека от внешних воздействий!» И в самом деле, к человеку порой может достучаться только совесть, внутренний его голос, он куда действенней, чем бесконечные призывы, пропаганды учителей, воспитателей, даже родителей.
«Поступок, совершенный целиком по совести, — это свободный поступок».
Я спрашиваю себя: а зачем человеку придали (навязали) эту самую совесть, ведь никто не мешает отмахнуться от нее, какой от нее прок, если она не приносит никаких выгод, если не дает человеку преимуществ ни для карьеры, ни материальных? Благодаря чему она существует, совесть, которая грызет и мучает, от которой порой не отвяжешься, не отступишься. Откуда она взялась? На самом деле в течение жизни мы убеждаемся, что она исходит из глубины души и не бывает ложной. Она не ошибается. Поступок по совести не обесценивается, не приводит к разочарованию.
Когда я говорю поступок по совести, мне приходят на память некоторые удивительные примеры, впечатлившие меня надолго».
Стыд или совесть?
В прошлой статье я рассуждал о том, как по-разному может быть описано христианское понимание спасения: через метафору суда (Христос понес наказание, положенное грешнику) или через метафору патроната (Христос выкупает человека из рабства греху и делает его вольноотпущенником и Своим клиентом).
Я говорил тогда, что любая метафора связана с константами национальной культуры и что в разных культурах константы могут быть неодинаковыми при всём своем сходстве.
Вот, например, вина и стыд – универсальные понятия, чувства, знакомые каждому человеку. Вина – это осознание своей личной ответственности за поступки, высказывания и даже мысли и чувства, она не обязательно связана с восприятием других людей. Стыд, напротив, может не подразумевать никаких дурных поступков, но он обязательно связан с негативным мнением окружающих.
Проще говоря, вина – это чувство горечи при воспоминаниях о некоторых моих поступках, о которых может никто не знать, а стыд – ощущение неловкости, когда человек оказывается в публичном пространстве в грязной или рваной одежде, даже если в этом нет никакой его вины.
Таким образом, стыд – нечто внешнее, а вина – внутреннее.
Принято считать, что в одних культурах люди стараются избегать чувства вины, в других – стыда. Часто говорят, что «культуры вины» скорее западные, «культуры стыда» – скорее восточные. Так, японский самурай совершает ритуальное самоубийство (харакири), чтобы покончить с непереносимым стыдом, даже если в том нет его вины – например, ему нанес незаслуженное оскорбление его господин.
Для человека западной культуры это кажется бессмысленным и жестоким… но в то же время японское общество не знает таких мучительных размышлений о коллективной ответственности простых граждан за преступления против человечности, совершавшихся во время Второй мировой, какие характерны для европейских стран, прежде всего Германии.
Впрочем, в последнее время культурологи всё чаще задаются вопросом: а не есть ли само это противопоставление чисто западный конструкт?
Ведь всегда приятнее думать, что ты руководствуешься внутренними убеждениями, а не впечатлением, которое произвел на окружающих. Безусловно, полярное противопоставление тут неуместно, стыд и вина присутствуют в любой человеческой культуре, но они по-разному действуют, и разнится их «удельный вес».
В Библии представление о стыде значат намного больше, чем в современных западных обществах (включая и российское). Представления о вине или правоте связаны, прежде всего, с судом, который устанавливает вину или невиновность, и суд нам прекрасно понятен, потому что он играет важную роль и в нашем обществе. Он устанавливает, виновен или невиновен данный человек.
А кто устанавливает, чего и когда нам стыдиться? Культуры мира выглядят такими разными – в одних женщине неприлично появляться на людях с открытым лицом, в других – вполне допустимо прийти на совместный нудистский пляж.
Откуда мы узнаем, что почетно и что позорно? Кто определяет степень почета и позора данного индивида в данном социуме?
В библейской культуре, как и во многих других, почет или позор применяются, прежде всего, к «имени» – это и социальное положение, и родство, и репутация. Соответственно, внутри этих социальных групп почетом или позором можно поделиться или «заразиться»: оскорбление посла является оскорблением пославшего его царя, а действия мудрого слуги добавляют почета его господину.
В библейских текстах почет и позор занимают гораздо больше места, чем в современных, и в результате переводчики и комментаторы нередко упускают из вида нечто важное. Вот притча о злых виноградарях из 21-й главы Евангелия от Матфея. Почему хозяин виноградника безрассудно посылает к этим злым арендаторам сына, надеясь, что они его «постыдятся»?
Для той культуры это было понятно: не воздав чести сыну хозяина, они тем самым обесчестят хозяина, а это противоречит правилам общественной жизни и навлечет позор на них самих.
А вот притча о званых и избранных из следующей главы того же Евангелия. Гости, приглашенные на пир, один за другим отказываются прийти, и вот кульминация: «Прочие же, схватив рабов его, оскорбили и убили их» (22:6). Если они их всё равно убили, какая разница, оскорбляли ли они их перед смертью? Для человека библейской культуры это очень важно: убийство было не простым уголовным преступлением, оно было намеренным и тяжелым оскорблением господина, отправившего своих слуг (как, кстати, и в прошлом примере).
Особенно наглядно это выглядит там, где речь идет о богословских идеях, выраженных при помощи метафор. В Послании к Евреям (6:6) упоминаются некие люди, для которых закрыта возможность покаяния – уникальная ситуация для Нового Завета, где всё время говорится о возможности покаяния для всех и в любой ситуации. Что именно делают эти люди, не очень понятно – вероятно, отрекаются от некогда принятой веры. Об этом сказано так: ἀνασταυροῦντας ἑαυτοῖς τὸν υἱὸν τοῦ θεοῦ καὶ παραδειγματίζοντας. Синодальный перевод: «Они снова распинают в себе Сына Божия и ругаются Ему».
Опять-таки, если они распинают Христа, то уже не очень важно, что при этом они «ругаются», по крайней мере, с нашей точки зрения. Но здесь мы видим важнейшую составляющую распятия: демонстративный позор, крайнюю степень публичного унижения. Человечество, к сожалению, изобрело много способов постепенно замучить отдельного человека до смерти. Но далеко не все из них предполагают такую степень унижения, беспомощности и демонстративности, как римское распятие, для евреев к тому же отягощенное обнажением и древним проклятием всякого, кто «повешен на древе».
Таким образом, здесь говорится, что эти люди не только заново убивают своими поступками и словами Христа, но и стремятся Его опозорить. Я бы предложил такой вариант перевода: «Сына Божьего заново предают распятию и выставляют на позор».
Древнеримская карикатура на первых христиан
Чтобы представить себе, как это выглядело в первые века нашей эры, можно взглянуть на карикатуру на первых христиан, граффити в Риме (около Палатинского холма) с малограмотной надписью на греческом: «Алексамен почитает бога».
Мы видим здесь человека в традиционном жесте приветствия, он воздает почет… существу с ослиной головой, распятому на кресте.
Неизвестный карикатурист соединил здесь давний антииудейский мотив: иудеи поклоняются ослиной голове, – с христианским почитанием Распятого. Он изобразил, с его точки зрения, самое бессмысленное зрелище: воздание высших почестей самому позорному, что только можно себе представить – ослу, да еще и распятому!
«Для иудеев соблазн, для эллинов безумие» – именно об этом и говорил Павел такими словами (1 Коринфянам 1:22), и всё христианство рождается из принятия этого абсурда и парадокса.
Христос принимает на себя наивысший мыслимый позор, чтобы наделить Своих последователей наивысшим мыслимым почетом.
В истории христианства представления о совести (виновен ли я) и стыде (опозорен ли я) вступали меж собой в причудливые отношения. Но в целом можно сказать, что христианство, начиная с Голгофы – преодоление архаичных представлений о позоре и постепенное осознание индивидуальной вины, которая может быть снята в покаянии.
Но удержаться на этой высоте трудно, и человек то и дело соскальзывает в старую добрую архаику с ее представлениями о коллективном почете: мы самое великое племя, у нас самый крутой вождь, самые позолоченные храмы и самая обширная империя, и так будет всегда. Вопрос о вине и личной ответственности при этом, как правило, снимается: будем поступать не так, как правильней, а так, чтобы выглядеть как можно почетней. Похоже, нынешнее российское общество испытывает именно такое искушение.
Только одно мешает в этом увлекательном деле христианину: память о Голгофе.
Психология совести. Вина, стыд, раскаяние
Последняя книга профессора Ильина посвящена важнейшему аспекту нравственности личности – психологии совести и ее составляющих – вине и стыду. До сих пор эта проблема недостаточно изучена в отечественной психологии. В книге описаны имплицитные и научные представления о совести, ее природе, роли и функциях. Рассмотрены вопросы о чувстве долга, эмоции вины и угрызениях совести, различные аспекты переживания стыда. Помимо анализа литературы по данной проблеме в книге приведен обширный библиографический список, а также методики изучения совести, вины и стыда. Издание предназначено для психологов, педагогов, социологов, специалистов по межличностным отношениям, а также для студентов вузовских факультетов соответствующих профилей.
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Психология совести. Вина, стыд, раскаяние предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Раздел первый. Совесть и ее психологическая характеристика
Совесть, благородство и достоинство —
Вот оно, святое наше воинство.
1.1. Значение слова «совесть»
Совесть в философии — это категория этики, характеризующая способность личности осуществлять нравственный самоконтроль на основе различения добра и зла, самостоятельно формулировать для себя нравственные обязанности, требовать от себя их выполнения и производить самооценку совершаемых поступков; одно из выражений нравственного самосознания личности, ответственности за свое поведение.
Совесть в психологии — это нравственное качество личности, связанное с субъективным осознанием личностью своего долга и ответственности как перед отдельными людьми, так и перед обществом.
К. К. Платонов в работе «Об изучении психологии учащихся» (1961) говорит о совести как о моральном качестве личности, как о самооценке поступков с позиции усвоенных нормативов поведения. А. Г. Ковалев (1960) определяет совесть как эмоционально-оценочное отношение личности к собственным поступкам и поступкам других людей, за поведение которых личность несет ответственность как член коллектива. О. П. Рылько (1972) тоже рассматривает совесть как отношение личности к соблюдению нравственных норм и правил, которое может становиться чертой характера.
В Историческом словаре совесть определяется как нравственное чувство, сознание и разумение человеческой души своих собственных поступков и побуждений.
В Психологическом словаре (под ред. А. В. Петровского, М. Г. Ярошевского) совесть обозначается как одно из выражений нравственного самосознания личности, проявляющееся как в форме рационального осознания нравственного значения совершаемых действий, так и в форме эмоциональных переживаний (1985, с. 825. В последующих изданиях в основном излагается данная трактовка).
«Поступить по совести» — значит действовать в соответствии с нравственными принципами, установленными в данном сообществе, невзирая на свои (личные) интересы. Как писал Даль, совесть — это тайник души, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка. А Лев Толстой говорил, что совесть — это закон, живущий в нас, и что совесть есть, собственно, применение наших поступков к этому закону. Недаром народная мудрость гласит: «Совесть не пропьешь, в карман не положишь».
Слово «совесть» пришло в русский язык вместе с другими словами христианской лексики из старославянского съвѣсть, а туда из греческого conscientia (συνείδησις). Оно состоит из приставки «со» (означающей совместность чего-то: содружество, сотрудничество, совещание) и «весть», то есть информация о чем-то. Совесть — согласие с самим собой, душевный покой. Слово «совесть» говорит о форме осознанного соучастия личности в социуме.
Совесть человека не зависит от мнения других людей, соотносясь только с долгом. Руководствуясь своей совестью, человек судит свои поступки как бы от своего имени. Поэтому совесть действует и в том случае, когда контроль извне отсутствует.
Австрийский психиатр В. Франкл именует совесть органом смысла, с помощью которого субъект получает способность обнаруживать личностную значимость каждой переживаемой ситуации. При этом совесть нередко помогает человеку найти даже такой смысл, который может противоречить сложившимся ценностям. Повседневная жизненная практика изобилует примерами того, как при определенных обстоятельствах чисто теоретические понятийные оценки совести становятся мощными, практически действенными стимулами, способными противостоять труднейшим обстоятельствам реальной жизни.
Оценке совести прежде всего подлежит все, что произвольно, то есть обусловленные мотивами деятельность и поведение человека. Однако и непроизвольные реакции человека могут подвергаться суду совести, например осуждение себя за проявленную трусость из-за возникшего страха.
Вся сила нравственной совести заключается в осознании сделанного зла.
Совесть представляет вещи иначе, чем они кажутся; она микроскоп, который увеличивает их для того, чтобы сделать отчетливыми и заметными для наших притупившихся чувств. Она — метафизика сердца.
В качестве нравственного регулятора совесть возвышается над разного рода благоразумными или конъюнктурными самопредостережениями и выражает ответственность человека прежде всего перед самим собой.
1.2. Имплицитные представления о совести
Анна Ахматова написала в одном из стихотворений: «Кто не знает, что совесть значит / И зачем существует она?» Но действительно ли все знают, что такое совесть?
Как отмечают психологи, около половины детей старшего дошкольного возраста вообще не способны дать сколько-нибудь вразумительного ответа на прямо поставленный вопрос: «Что такое совесть?».
Надо отметить, что представление о совести дается ребенку дошкольного возраста не очень просто, так как содержание этого понятия абстрактно; ее — совесть, — что называется, трудно «потрогать руками». И хотя дети-дошкольники слышали само это слово, а многие из них испытали муки совести, знают о них из собственного опыта, но психологически связать одно с другим, соединить в сознании слово с представлением под силу лишь единицам.
Искренне переживая последствия плохого поступка, обвиняя себя, раскаиваясь, зарекаясь не совершать ничего подобного впредь, ребенок чаще всего не понимает, не отдает себе отчета, что в этот момент он слышит голос своей совести, но не знает, как назвать происходящее с ним.
Представления детей, связанные со словом «совесть», бессистемны, следовательно, неосознанны, фрагментарны, нестабильны, ситуативны: «совесть — когда взял шарик без спроса и не можешь уснуть, думаешь», «совесть, когда краснеешь или плачешь», «у хорошего человека есть совесть, а у плохого нет», «есть бессовестные люди, они плохо ведут себя, воруют».
По мере формирования личности представления о совести становятся более осмысленными. По данным Л. Ш. Мустафиной (2012), свое определение совести дали 75 % старшеклассников и 99 % студентов; 23 % школьников, написавших о своем понимании совести, считают, что совесть — это чувство, позволяющее человеку понять, что он сделал что-то плохое, неправильное, и заставляющее его раскаяться; совесть распределяет поступки на хорошие и плохие, формируется воспитанием и поэтому у каждого свои представления о допустимости или недопустимости какого-то поступка; 11 % старшеклассников думают, что совесть — это «нечто душевное», останавливает при желании сделать плохое, «выводит на правильный путь». Среди студентов 12 % считают, что совесть — это контроль своих действий; еще 12 % ответили, что совесть — это нравственные устои человека, его жизненные принципы; 9 % полагают, что совесть — это способность оценивать свои действия с точки зрения морали, а другие 9 % студентов считают, что совесть не позволяет совершать плохие поступки, предотвращает их; 7 % отождествляют совесть с нравственной ответственностью за поступки, для 6 % молодых людей совесть — это состояние (либо качество), которое помогает сделать правильный выбор, другие 6 % отмечают, что совесть — это переживания из-за неправильного поступка.
Из этих данных видно, что у школьников и студентов нет четкого представления о сущности совести, их представления туманны и расплывчаты, хотя практически все правильно относят совесть к нравственной сфере человека. И действительно, подавляющее большинство опрошенных школьников отмечало, что выполнять задания им было трудно, часть заданий в анкете осталась невыполненной, что может свидетельствовать о слабой осознанности подростками понятия совести.
Поэтому закономерно, что примеры проявления совести в жизни, в литературе или кино (уступать место пожилым людям в транспорте, оказывать помощь близким и друзьям, не присваивать чужие деньги, вести благотворительную деятельность), примеры проявления отсутствия совести (списывание, грубость при ссоре, мелкий обман) указали лишь 58 % от общего числа опрошенных молодых людей.
При выполнении задания нарисовать символ для обозначения слова «совесть» почти у трети девочек и мальчиков выявилась тенденция к изображению опасных, острых предметов (молния, зубы, шипы, колючки, цепи, знак радиоактивности, оружие). Наряду с этим у 17 % опрошенных школьников наблюдались рисунки с позитивным смыслом (цветок, корона, улыбки, сердечки, солнышко).
Социальные представления о совести, по данным Л. Ш. Мустафиной, у школьников и студентов схожи по содержанию. Они включают положительные ассоциации со словом «совесть» — высоконравственные качества человека: «честность», «ответственность», «честь»; у школьников слово «совесть» ассоциируется также со словом «правда», а у студентов со словами «порядочность», «стыд». На первое место по частоте встречаемости у школьников выходит понимание совести как ответственности, а у студентов — как честности. Возможно, пишет Л. Ш. Мустафина, что для школьников совесть в большей степени инстанция, позволяющая соотносить свои действия с требованиями морали общества, и тогда на первый план выходит ответственность перед обществом, близкими людьми, желание не подвести и оправдать их ожидания. Студенты же, как люди более зрелые во всех аспектах, понимают совесть как инстанцию, позволяющую им не изменять самим себе, своим нравственным принципам, быть честными с самим собой и с другими людьми.
Кроме того, в исследовании Л. Ш. Мустафиной выявилось следующее: 1) школьники значимо чаще студентов соглашаются, что совесть независима от мнения окружающих; 2) школьники в большей степени, чем студенты, согласны с врожденным характером совести; 3) студенты чаще, чем школьники, соглашаются, что совесть помогает уважать других и самого себя и способствует нормальным отношениям между людьми.
Согласно имплицитным представлениям о совести, выявленным в исследовании В. Х. Манеровым, совесть — это: голос Бога; совокупность положительных качеств личности; контролер, регулятор поведения; учитель, советчик; источник отрицательных эмоций; источник положительных эмоций; центр личности; метафора.
По данным В. Х. Манерова, студенты имеют довольно устойчивые представления о совести, так как в течение четырех лет стабильно отмечали у себя следующие ее проявления: звучание голоса сердца, удерживающего от некоторых поступков; наличие в каждом человеке внутреннего стержня; переживания из-за отсутствия возможности помочь нуждающимся; переживания из-за причинения боли близким людям; укоры совести; студенты не согласны с тем, что нравственность и совесть — понятия, имеющие слабое отношение к реальной жизни; по их мнению, безнравственные поступки больше вредят тем, кто совершает их; они не согласны с утверждением о том, что им не хотелось бы воспитывать своих детей как совестливых людей.
Приведенный блок утверждений, с которыми соглашаются или не соглашаются информанты, неизменно фиксируемый в течение нескольких лет, позволяет утверждать, пишет В. Х. Манеров, о существовании в сознании позитивно окрашенного общечеловеческого комплекса нравственных представлений, восходящего к образу позитивной, принимаемой совести, выполняющей функции различения добра и зла и направляющей ее обладателя к добру.
Л. Ш. Мустафина (2012) выделяет в структуре социальных представлений людей о совести константное ядро, содержащее элементы, выражающие отношение к совести как к важнейшему регулятору отношений в социуме, как к источнику здорового нравственного развития личности, и изменчивой периферии, которая содержит элементы как с положительным, так и с отрицательным отношением к совести. Она отмечает, что существует общее и различное в структуре социальных представлений о совести у групп учащейся молодежи, отличающихся по полу, возрасту и региону проживания. Общими для всех групп являются элементы ядра социальных представлений, отражающие глубокое понимание содержания феномена совести («совесть связана с осознанием своих поступков, ответственностью и нравственным долгом перед другими») и приобретенный характер совести («в человеке совесть закладывается воспитанием», «у разных людей совесть развита в разной степени»). У отдельных групп молодежи в ядре социальных представлений присутствуют элементы, имеющие взаимоисключающий характер, что свидетельствует о незрелом характере их социальных представлений о совести. Некоторые статистически значимые различия в зависимости от пола, региона проживания и возраста молодых людей имеются в периферии их социальных представлений о совести.
Л. Ш. Мустафиной установлена связь между элементами структуры социальных представлений молодежи о совести и нравственной направленностью респондентов (показателем ДЗ, определяемым по методике «Добро — Зло» Л. М. Попова и А. П. Кашина). Ядро социальных представлений респондентов с ДЗ выше среднего содержит большее количество элементов, отражающих исторически сложившееся понимание совести в российском менталитете как важнейшего регулятора нравственного поведения. Респонденты с ДЗ ниже среднего чаще считают совесть пережитком прошлого, не нужной в настоящее время, «мешающей жить». Выявлена связь между нравственной направленностью учащихся и их представлениями о зависимости или независимости совести от внешних оценок. Молодые люди с показателем ДЗ выше среднего считают, что наличие совести у человека — это характеристика его духовной и душевной силы, свободы от мнения остальных людей. Респонденты с более низкими значениями ДЗ считают человека с совестью слабым и зависимым от окружающих.
В исследовании Ван Хаоюя (2013) были выявлены некоторые культурные различия в представлениях о совести китайских и российских студентов. У китайских студентов достоверно чаще включаются понятия, связанные с родиной, а также с позитивными качествами личности и явлениями искусства (последнее для студентов, обучающихся в КНР). В системе представлений о совести российских студентов наблюдается тенденция к более высоким оценкам ее позитивности и силы. Особенность изобразительного аспекта представлений о совести проявляется в графической символике: у китайских студентов — в изображении совести как красивого природного явления и человека в спокойном состоянии, у российских — в изображении человека в позитивном контексте. В представлениях о совести китайских студентов (на родине) содержится меньшая выраженность регулирующей функции и большая — эмотивной. В выборке китайских студентов, обучающихся в России, выявлены признаки сближения их представлений о совести с российскими, а также реакции на пребывание в иной культурной среде.
1.3. Роль и функции совести
О существенной роли совести в жизни отдельного человека и общества можно судить по русским пословицам: «Без совести и при большом уме не проживешь»; «Без рук, без ног — калека, без совести — полчеловека».
Тема совести, критика бесстыдства является сквозной в истории русской культуры. Уже в «Повести временных лет» кротости племени полян противопоставляется «бесстыдство» древлян, радимичей и других более отсталых восточнославянских племен. В летописных текстах («Слово некоего христолюбца» (XII век), в других текстах) осуждаются различные формы полового бесстыдства, сохранявшиеся у славян с языческих времен.
По учению Г. Сковороды (1722–1794), русского и украинского философа, поэта, баснописца и педагога, внесшего значительный вклад в восточнославянскую культуру и считающегося родоначальником русской религиозной философии, самым существенным в человеке является его сердце и моральное возрастание, в том числе и развитие чувства совести, призванных бороться с низменными проявлениями. Яркое выражение понятие «совесть» находит в этике В. Г. Белинского, который заявлял: «Я не хочу счастья и даром, если не буду спокоен насчет каждого из моих братьев по крови». [14]
Достаточно ярким примером проявления христианского отношения к совести может служить Мария Троекурова из романа Пушкина «Дубровский». Она отказалась сбежать с Дубровским, в которого была влюблена, потому что обвенчалась с другим человеком, и нарушить союз, освященный перед Богом, было для нее недопустимо.
Однако тема совести раскрывалась и с общечеловеческих позиций нравственности.
Замечательно отразил тему совести М. Е. Салтыков-Щедрин в острой социальной сатирической сказке «Пропала совесть», в которой показано моральное и нравственное разложение общества как следствие ампутации совести.
«Пропала совесть. По-старому толпились люди на улицах и в театрах; по-старому они то догоняли, то перегоняли друг друга; по-старому суетились и ловили на лету куски, и никто не догадывался, что чего-то вдруг стало недоставать и что в общем жизненном оркестре перестала играть какая-то дудка. Многие начали даже чувствовать себя бодрее и свободнее. Легче сделался ход человека: ловчее стало подставлять ближнему ногу, удобнее льстить, пресмыкаться, обманывать, наушничать и клеветать. Всякую болесть вдруг как рукой сняло; люди не шли, а как будто неслись; ничто не огорчало их, ничто не заставляло задуматься; и настоящее, и будущее — все, казалось, так и отдавалось им в руки, — им, счастливцам, не заметившим о пропаже совести.
Совесть пропала вдруг… почти мгновенно! Еще вчера эта надоедливая приживалка так и мелькала перед глазами, так и чудилась возбужденному воображению, и вдруг… ничего! Исчезли досадные призраки, а вместе с ними улеглась и та нравственная смута, которую приводила за собой обличительница-совесть.
Оставалось только смотреть на божий мир и радоваться. Мудрые мира поняли, что они, наконец, освободились от последнего ига, которое затрудняло их движения, и, разумеется, поспешили воспользоваться плодами этой свободы. Люди остервенились; пошли грабежи и разбои, началось вообще разорение».
Образ совести в сказке представлен в виде маленького обтрепанного, засаленного лоскутка, обветшалой тряпочки. Ценность этого «предмета» ничтожна, ее вовсе нет.
«А бедная совесть лежала между тем на дороге, истерзанная, оплеванная, затоптанная ногами пешеходов. Всякий швырял ее, как негодную ветошь, подальше от себя; всякий удивлялся, каким образом в благоустроенном городе, и на самом бойком месте, может валяться такое вопиющее безобразие.
Долго шаталась бедная, изгнанная совесть по белому свету, и перебывала она у многих тысяч людей. Но никто не хотел ее приютить, а всякий, напротив того, только о том думал, как бы отделаться от нее и хоть бы обманом, да сбыть с рук».
Однако, несмотря на явную беспросветность, писатель все-таки делится с читателем своей верой в исцеляющую, преобразующую силу совести и таким образом предоставляет выбор — быть или не быть ему с совестью.
Тема совести не исчезла и в советской литературе. Например, у Аркадия Гайдара есть рассказ «Совесть». Эта тема неоднократно затрагивалась и поэтами: «Мы делаем для памяти зарубки, / Не доверяя собственным следам, / А совесть помнит все наши поступки / И не стареет вопреки годам» — писал Н. Рыленков. Или у А. Ахматовой: «Одни глядятся в ласковые взоры, / Другие пьют до солнечных лучей, / А я всю ночь веду переговоры / С неукротимой совестью моей».
Данные исследования Л. Ш. Мустафиной (2012) подтверждают эту статистику: 29 % респондентов отметили, что совесть необходима для существования человека; 35 % — что совесть помогает все делать лучше; 29 % — что совесть уберегает от неисправимых ошибок; 33 % — что совесть позволяет людям доверять друг другу. В то же время 36 % респондентов затруднились ответить, а 30 % заявили, что от совести многие люди хотят избавиться, это чувство мешает. Были и более агрессивные оценки совести: совесть не нужна; человек с совестью — слабый и боязливый; от совести нужно отвыкать; совесть нужна для личной выгоды.
Н. В. Марьясова (2008) при исследовании основных параметров духовности соотечественников выявила, что совесть определяется респондентами как важнейшее качество, проявляющееся в сложных этических ситуациях, и имеет определяющее значение для достижения счастья.
М. И. Воловикова (2002) на основе исследований правового сознания у россиян пришла к выводу о глубокой взаимосвязи данного феномена с совестью.
Возникает вопрос: почему большинство респондентов считают совесть необходимой, то есть зачем нужна совесть, каковы ее функции?
Совесть как хомяк — или спит или грызет.
Среди ученых тоже существуют расхождения в понимании той роли, которую совесть играет в нравственной жизни человека. Совесть трактуется и негативно и позитивно. Негативная совесть предстает укоряющей и предостерегающей, даже устрашающе-предостерегающей (Ницше), критичной по отношению к прошлому, судящей (Кант). Позитивная совесть предстает зовущей, побуждающей к заботе и «решимости» (Хайдеггер).
Главная функция совести — осуществление самоконтроля. Совесть помогает определять соответствие индивидуального поведения личности высшим моральным предписаниям, соблюдать абсолютные моральные запреты, требующие при всех обстоятельствах избегать некоторых действий, сколь целесообразными они не представлялись бы, какие разумные обоснования для них не возникали бы. Поэтому совесть вызывала негативное отношение у рационалистов-просветителей XVIII столетия. Видный представитель этого философского направления Ж. Ламетри считал одной из важнейших задач человечества освобождение от власти совести.
Контролирующая роль совести особенно отчетливо видна при преодолении соблазнов. Соблазны всегда имеют разумные основания для того, чтобы им поддаться. Совесть — это последнее препятствие, которое нравственная природа человека ставит перед соблазняющими доводами разума.
Совесть помогает увидеть наши поступки с точки зрения другого человека и осознать, что они даже при самых благих намерениях могут восприниматься другим как посягательство на его интересы. В этом смысле совесть тесно связана с воображением и сочувствием, то есть со способностью поставить себя на место другого и ощутить его боль. Совесть напоминает нам, что люди, с которыми нам приходится иметь дело, не объекты, которые можно безоговорочно использовать для достижения собственных целей, но субъекты с самостоятельными интересами и целями. Об этом говорит глубинный смысл слова «со-весть», то есть совместное ведение, понимание того, что поступок — не просто личное дело поступающего, а вопрос его отношения к другим суверенным личностям. Совесть помогает не только ориентироваться в мире ценностей, но и ориентироваться относительно ценностей других участников ситуации.
Шрейдер Ю. А., 1997. С. 81
Совесть имеет две функции: предупреждающую и ретроспективную.
Кроме того, совесть проявляет себя:
• как побудитель, направляющий на соблюдение нравственных требований, создающий положительную психологическую установку;
• как запрещающий, останавливающий фактор, заранее осуждающий нас за предполагаемый выбор, за намечаемое поведение; совесть не дает человеку возможности не заметить стоящий перед ним выбор;
• как корректирующий фактор во время действия;
• как оценивающий фактор, содержащий в себе моральную оценку наших поступков.
Совесть непрерывно оценивает этический характер наших мыслей, указывает на возникающие дурные помыслы или на попытки самооправдания.
Есть на свете горесть, лютейшая всех горестей, — это горесть внезапно обретенной совести.
М. Е. Салтыков Щедрин
Выполнение совестью ее функций не есть простой автоматический акт. Это всегда сложный динамический процесс, в котором сама совесть зависит от общих нравственных установок личности, от степени приближения личности к нравственному идеалу.
Совесть помогает трезво осознать критические ситуации, в которые попадает человек и которые уже невозможно изменить в силу необратимости происходящего. Конечно, реалистическое отношение к складывающимся обстоятельствам налагает обязательства на разум, но не все ему по силам. В трагической ситуации человеку свойственно вопрошать: «За что мне выпала такая судьба?!» Это вовсе не выражение человека с религиозным сознанием, как могло бы показаться на первый взгляд. Чаще всего так ставит вопрос человек, отрицающий Бога в силу того, что с ним самим жизнь обошлась несправедливо. Именно совесть прежде всего помогает почувствовать некорректность такой постановки вопроса, во-первых, потому, что совестливый человек остро чувствует свою вину и не станет соразмерять ее с тем, что он воспринимает как наказание. Во-вторых, совесть поможет нерелигиозному человеку осознать неправомерность самого понятия «наказание» без признания существования Того, Кто наказывает. А для человека религиозного важен не вопрос: «За что?», но совсем иной вопрос: «Для чего?», требующий увидеть в реальной ситуации данное ему символическое указание, нуждающееся в осмыслении.
1.4. Генезис совести
На протяжении многих веков люди задаются вопросом о происхождении совести, и неудивительно, что высказываются разные мнения. В основном понимание возникновения совести сводится к двум противоположным теориям — интуитивизму и эволюционизму. Согласно первой, совесть имеет божественное происхождение и дана человеку при рождении, согласно второй — совесть воспитывается в онтогенезе.
С позиций интуитивизма совесть есть природное свойство человека, не производное из других элементов. В «Новом учении о нравственности» австрийского мыслителя конца XIX века А. Менгера говорится, что совесть — врожденное чувство, которое сродни чувству стыда. Она не эволюционирует с возрастом и не изменяется после вхождения человека в общество.
Участок в головном мозге, отвечающий за чувство вины, удалось обнаружить итальянским ученым.
Результаты открытия, опубликованного в международном журнале «Human Brain Mapping», итальянские СМИ уже успели окрестить научным прорывом, так как впервые за многолетние исследования головного мозга ученым удалось раскрыть секрет не простейших эмоций, как, например, страх или радость, а так называемых социальных.
Используя аппараты по сканированию головного мозга, команда исследователей во главе с Карло Кальтаджироне из Фонда Святой Люсии (Fondazione Santa Lucia) обнаружила место в головном мозге, где чувство вины, собственно, зарождается. «Эта область, именуемая мозговым поясом, как известно, участвует в высших когнитивных функциях», — объяснил К. Кальтаджироне.
Понимание нейробиологической основы возникновения чувства вины позволит усовершенствовать процесс реабилитации с когнитивно-поведенческим вмешательством (воздействие на пациента с целью изменить его поведение). Об этом сообщает АМИ-ТАСС.
Н. О. Лосский (1908) определяет совесть как «какой-то голос», обращающийся к личности, как «данность», существующую наряду с нашим Я.
По Канту, совесть не есть нечто приобретаемое; каждый человек как нравственное существо имеет в себе совесть от рождения. Совесть есть голос Божий — вот кратчайшая формула интуитивизма. «В совести человека заключается сила, стоящая выше человека, следовательно, указывающая на вышечеловеческий принцип» (Олесницкий М., 1882–1886).
Об этом же пишет и К. Юнг (1958): «Совесть является воспринимаемым мной голосом, который исходит из высшего уровня организации мира. Можно сказать, что совесть есть своеобразная транзакция от некоей находящейся вне меня сущности».
Представлять себе совесть чем-то полученным в результате обучения может лишь тот, кто воображает, будто она была уже в предыстории, когда возникли первые моральные реакции. Совесть — далеко не единственный автономный внутренний фактор, противостоящий воле субъекта.
В этом интуитивизм смыкается с религиозной этикой, рассматривающей совесть как голос внутри каждого человека иного трансцендентного мира. Голос совести при таком подходе рассматривается в качестве голоса Бога в человеке как выразителя Божьей правды. Совесть, утверждают религиозные мыслители, есть внутренний очаг, излучающий свет на всю нравственную жизнь человека, живущего верой в Бога.
В то же время интуитивизм не отрицает развитие совести и зависимость ее проявлений от исторических условий в пространстве и времени, но считает зародыш совести основным свойством человеческого духа. Французский историк и поэт А. де Ламартин в этом смысле называет совесть la loi des lois (закон законов).
Эволюционизм рассматривает совесть как чисто человеческий феномен. Он объясняет развитие совести из психологических и социологических условий жизни человека. Философы-материалисты XVII–XVIII веков (Локк, Спиноза, Гоббс и другие), отрицая врожденный характер совести, обращают внимание на ее зависимость от общественного воспитания, условий жизни и интересов личности. Совесть начинает проявляться, когда ребенок усваивает, что такое добро и зло, что из совершаемых им поступков приносит ему или чувство удовлетворения, или муки.
Трактовка совести как результата интериоризации морального опыта человечества присуща приверженцам социологического подхода к интерпретации нравственной жизни. Совесть с точки зрения такого подхода это обобщенный и интериоризированный (перенесенный во внутренний план психической жизни) опыт значимых других (родителей, воспитателей, учителей, сверстников, литературных героев и других референтных личностей). На основе освоения этого опыта и формируется совесть как нравственная способность самооценки и самоконтроля.
З. Фрейд не считал совесть чем-то изначальным в человеке. Ее возникновение он связывал с психосексуальным развитием ребенка. Маленький ребенок аморален. В нем нет внутренних тормозов против стремления к удовлетворению желаний. Роль моральной цензуры выполняют родители, поощряющие или наказывающие ребенка.