чем обиты стены в психушке
В окружении желтых стен. Исповедь девушки, прошедшей через психиатрическую лечебницу
Это не проходит. Это не отпускает. Это не забывается.
Это история тюменки, простой девушки, которая в силу жизненных обстоятельств провела некоторое время в стенах психиатрической лечебницы. История одновременно грустная и жесткая, вызывающая жалость и ужас. История, рассказанная на одном дыхании и описанная максимально просто и в то же время реалистично.
…Я попала сюда по ошибке. По крайней мере, так мне кажется. И думаю, недолгое пребывание в больнице оставит куда ощутимей след, чем причина госпитализации. Жаль только, что совсем не светлый. Загреметь в «желтый дом» может каждый. Неважно, что ты делал, давил чертей на стенах или скакал голым через костер. Или в силу ряда причин решил проститься с жизнью. Конечно, ты думаешь, тебя это не коснется. Знаешь, как это будет?
…Впервые придешь в себя в скорой. Вопрос «Куда вы меня везете?» повиснет в воздухе. Ты узнаешь об этом только тогда, когда увидишь пропускной пункт, окажешься в приемном отделении и тебе предоставят соглашение на добровольную госпитализацию. Отказаться не получится. Ты вообще пробовал когда-нибудь отказаться от психиатрички?
…Как только попадешь сюда, у тебя сразу заберут все личные вещи: телефон, украшения, часы и даже одежду. Тебя вымоют, дадут больничный казенный халат, в котором будешь ходить вплоть до первой передачки. Но сперва тебя отправят в изолятор. Не потому что ты буйный. Придется сдать кровь. Если коронавируса не обнаружат, добро пожаловать в отделение. Ты ждал этого?
…В изоляторе у тебя будет последний шанс побыть наедине с собой. Правда, если никто не поступит одновременно. Иначе придется ожидать переселения в отделение вместе с ним. И да, если у него коронавирус, то каков шанс, что ты не заразишься? Впрочем, в изоляторе ты пробудешь недолго. Я ждала часа три. Выходить запрещено, туалет — обычный горшок. Так что в таких условиях остаться наедине — большое везение. Мне не повезло. Хотя сейчас кажется, что с удовольствием осталась бы в этом изоляторе навсегда.
Два отделения. Я называла их для себя максимально просто: «для буйных» и «для спокойных». Мой путь лежал во второе. Но пришлось пройти и через отделение для буйных. Там шумно, очень шумно. Кто-то кричит, кто-то смеется, санитары пытаются кого-то успокоить и выпроводить обратно в палату. Здесь остались мои соседи по изолятору. То есть, три часа я была в компании двух буйных пациентов.
…На первый взгляд здесь все, как в обычных больницах: общие палаты, обед по расписанию, лекарства. Только вот вместе с этим ты заметишь, что в палатах нет дверей, пустые проемы. Поймешь, что любимый смартфон, последнее, что связывает тебя с миром нормальных людей, отберут сразу же. И будут выдавать ровно в 16:00 и всего на полчаса. Это одна из причин, почему я не сделала ни одного снимка. Вторая — ты очень быстро перестанешь мыслить категориями простых людей, их ценности потеряют для тебя смысл. Еще ты обнаружишь, что здесь совсем нет вилок, для психов они опасны. В туалетах тут нет кабинок. Наверное, чтобы не умудрился покончить с собой. Именно тут ты впервые поймешь, как в буквальном смысле на тебя давит атмосфера.
…Утро начнется с шума: палаты готовятся к завтраку. Питаться придется прямо тут, в палате, за прикроватной тумбочкой. Поэтому будь готов, что звуком будильника для тебя станет стук алюминиевой ложки о стенки металлической миски.
…Лекарства дадут два раза в день: после завтрака и перед сном. После первого приема таблеток и пилюль тебе останется только ждать обеда, заняться нечем. Можешь ходить по длинному коридору туда и обратно, делать вид, что гуляешь. Можешь замереть напротив зеркала посреди отделения и любоваться собой. Оно тут единственное. Как и часы, нависающие прямо над ним. Можешь пойти в «комнату для досуга» — угол со старым книжным шкафом, радиоприемником. Общаться с кем-то не рекомендую, люди здесь непредсказуемые. Сейчас он с тобой разговаривает, через секунду замыкается в себе. Впрочем, агрессивных нет, они отсеиваются после изолятора, так что не бойся.
…Главная ценность — полчаса общения со смартфоном. Тебе не до игр, не до фотографий. Ты будешь жадно слушать голоса близких, оставшихся за забором. Будешь впитывать информацию из мира нормальных людей. Мозгу очень не хватает информации, ты сходишь с ума без нее, если каким-то чудом еще не сошел. Боже, какое это счастье — поток знаний, сведений, сплетен, спама. Все то, что раздражает в нормальном мире, здесь становится главной ценностью.
…В палате вас семеро. Про личные границы объяснять не пытайся, многие не понимают. Примерно за месяц пребывания тут любые условности личных границ размываются. Никому нет дела, что ты хочешь побыть один. Кто-то всегда полезет в разговор и тысячу раз переспросит твое имя, из-за расстройств, стрессов и таблеток начинаются проблемы с памятью. Кто-то просто будет лежать и смотреть в одну точку, минута за минутой, час за часом, отвлекаясь только на прием пищи. Кто-то побежит в комнату для досуга.
…Свое время, которое тянулось адски долго, я проводила именно в библиотеке, если кто-то не приходил насладиться хрипом музыки из старого приемника. Остальное время спала. Организм будто впадал в анабиоз, ожидал момента, когда смогу выбраться. Мозг, привыкнув к отсутствию информации, просто погружался в спячку. Так что будь готов, спать ты будешь много. Но быстро поймешь, что радости в этом мало. Иногда я выслеживала санитаров, которые то и дело сбегали в соседнее отделение, чтобы кому-то помочь. Выслеживала, чтобы выпросить телефон для разговора с родителями, выпросить передачку или просто узнать, когда можно будет поговорить с дежурным врачом, чтобы тот убедился в моей адекватности. И, следовательно, выписал меня.
Единственным светлым пятном для меня был сладкий чай и вид за окном. Чай — потому что это единственное, что вообще имело вкус. А «прогулки у подоконника», потому что деревья — это единственное, что связывает тебя с нормальным миром не по расписанию и не по полчаса в день.
…Санитары тоже, как и все люди на планете, попадаются разные. Кто-то позволит вязать тебе по вечерам и даже разрешит взять спицы и нитки, а кто-то бросит дежурное: «По уставу мы не имеем права…» или «Здесь вам не санаторий». Все твое право — это книги в шкафу, из них читабелен только Новый завет и чудом затаившийся на полках Сомерсет Моэм. Странно, что радио большой популярностью не пользуется, хоть заняться особо больше и нечем.
…Тебе, наверное, кажется психбольница местом, где люди лежат в отдельных палатах, связанные по рукам и ногам? Или натыкаются на углы, как зомби? Может быть, в отделении для буйных так и есть, но здесь царит не агрессия, не заторможенность. Всем правит грусть. Все глаза, которые ты видишь, пропитаны грустью. Все диагнозы — грустные. Все жизненные истории — грустны. Впрочем, не волнуйся, многие предпочитают не рассказывать о причинах попадания сюда.
Большинство больных тут лежат не в первый раз. Это самое страшное. Значит выздоровление, социализация — это что-то маловероятное. Со мной в палате лежала девушка. Она тоже попала сюда не впервые. Она сказала: «Мы все встречали на своем пути людей, которые с нами плохо обошлись. Но мы не должны терять веру в хорошее». Глубокая и чистая мысль.
…Очнись. Здесь не лечат людей. Их здесь изолируют. Спасают нормальный мир от таких, как мы. Если пациенты и выходят на улицу, то как минимум с теми же проблемами. Но чаще — с куда более глубокими. Психбольница не дает тебе решение. Она усугубляет обреченность. Больница не скажет тебе «Прощай». Она скажет: «До встречи, дружок»… Впрочем, исключение есть. Это те, для кого здесь последняя гавань. Чаще всего это простые и несчастные люди, которым не нашлось места в жестоком мире нормальных. Нередко здесь лежат пациенты, от которых просто избавились родственники. Впрочем, тебе повезет.
С героиней беседовала Анастасия Иконникова. Фото с Pixabay.
masterok
Мастерок.жж.рф
Хочу все знать
Так называемая «Белая комната» – это особый режим содержания для политических заключенных, который особенно полюбился иранскому правительству.
Смысл в том, что свое бессрочное заключение осужденному приходится отбывать в идеально белой камере с полной звукоизоляцией. Окон в камере нет, свет никогда не гаснет, стены, пол и потолок выкрашены ровным слоем кремовой белой краски. На обед через белую дверь просовывают белую тарелку с белым рисом. Разговаривать с охраной запрещается. Если заключенному нужно в туалет, он просовывает под дверь белый лист бумаги, после чего охрана в белых костюмах, масках и специальной обуви с бесшумными подошвами проводит заключенного по белому коридору в такую же белую уборную.
Однако есть такие сведения:
Амир Фахравар, один из пленников, позже описал этот свой опыт как оглушающий и бесчеловечный. Дело Фахравара было задокументировано организацией «Международная амнистия» в 2004 году, когда он подвергался пыткам.
В 2004 году Амира Фахравара, узника иранской «Белой комнаты», пытали в течение 8 месяцев. По сей день он не может избавиться от кошмаров при воспоминании о его пребывании в ней.
«Я просидел там восемь месяцев и в результате не мог вспомнить лица моих родителей, – говорит Фахравар. – Когда я наконец получил свободу, назвать меня нормальным человеком было невозможно».
«Психом однажды может стать каждый!» Санитарка «дурдома» о жестокости, Наполеонах и показных суицидах
Предупреждаем сразу: этот выпуск рубрики «Личный опыт» впечатлительным людям лучше не читать. В нем много жестокой, но жизненной правды. Бывшая санитарка одной из психиатрических больниц Карелии откровенно рассказала, что происходит там, за высоким забором. Как люди становятся психами, почему больные чаще всего зовут маму, как их можно уговорить работать за еду и как нужно себя вести, чтобы тебя не избили, и почему такого количества человеческого, простите, дерьма она не видела больше никогда в жизни.
Я работала санитаркой в психиатрической больнице, хотя у меня высшее образование. Был период, когда не могла найти работу, и знакомая из этой больницы предложила посодействовать в трудоустройстве. Если кто-то скажет вам, что в таком учреждении легко получить работу, пусть даже и санитаркой, это неправда. Несмотря на действительно большие и чаще всего не имеющие ничего общего с «обычной» работой нагрузки, люди дорожат своими местами, потому что неплохая зарплата и много льгот. Я готова рассказать о том, что я там увидела, хотя, конечно, не все.
В обычном медицинском учреждении пациент может запросто заглянуть в ординаторскую, поговорить с доктором. В психиатрической больнице не так: отделение, где содержатся больные, строго отделено от помещения, где работают врачи. У них свои дела: обход, назначения, заполнение истории болезни. Основное время с пациентами проводит как раз средний медперсонал (уколы, раздача таблеток), а еще больше — низший. Это мы, санитарки и санитары.
Каждый наверняка слышал такое выражение: «Родственники сдали его (ее) в психушку». Однако мало кто представляет, как сильно страдают те, кто год от года, сутки за сутками, живет рядом с психически ненормальным человеком. С тем, кто пребывает в мире, куда, с одной стороны, никому из нас нет доступа, а с другой — куда они постоянно стараются нас затянуть. Причем среди них есть и реально опасные люди, от которых никогда не знаешь, чего ожидать.
Психические больные буквально высасывают энергию из окружающих людей. Или это мы сами тратим столько энергии, чтобы создать некий щит для того, чтобы оградить от пагубного воздействия свою собственную душу? В стенах учреждения для душевнобольных крайне гнетущая и тяжелая атмосфера. Я читала, что в заброшенных дурдомах она сохраняется долгие годы, даже столетия.
Бытует мнение, что в подобных учреждениях работают жестокие люди, чуть не садисты. Это не так. Все везде и всегда зависит от человека. Конечно, эмоционально ранимые, как и слишком брезгливые люди здесь не задерживаются. Приходится каким-то образом отстраняться от того, что ты видишь и делаешь, иначе быстро сгоришь, приняв все на себя и не выдержав этого груза. Я считаю, что персонал психиатрических учреждений должны составлять хотя и стойкие, но вместе с тем и милосердные люди. Даже на санитарку такой больницы стоило бы обучать, как минимум, на каких-то курсах.
Психом однажды может стать каждый. Порой в человеке что-то ломается, и происходит непоправимое. Пациенты таких учреждений — не только пресловутые Наполеоны или те, кто получает через газеты зашифрованные послания от инопланетян. Есть история женщины, потерявшей мужа и двоих детей во время автокатастрофы, девушки, попавшей в психушку после группового изнасилования.
Опасна и депрессия, на которую родственники больного чаще всего не обращают никакого внимания. То есть не то чтобы не обращают, а говорят близкому человеку, например, следующее: «Что ты дурью маешься? Займись чем-нибудь!» Или что-либо в этом роде. А человек просто не в состоянии чем-то заняться, он нуждается в помощи, и когда эта помощь не приходит вовремя, психика больного может серьезно пострадать.
Такие «больные» сразу начинают плакать, проситься домой и говорить, что просто «так вышло». Сразу никуда и никто их не отпускает, и им приходится лежать по соседству с откровенно ненормальными людьми. А не лучше ли было подумать, какую травму способно нанести близким подобное глупое показушничество?! Как правило, эти люди к нам больше не попадают. Одной совершенной в жизни глупости им хватает, чтобы одуматься раз и навсегда.
Больше всего мне было жалко стариков обоего пола, которых родственники в самом деле порой старались спихнуть в больницу (пусть и на платную койку), лишь бы не ухаживать самим. Эти бабушки и дедушки, даже если они и потеряли связь с реальностью, не представляют никакой угрозы для окружающих. Если у кого-то из них и случаются приступы агрессии, это легко купируется специальной терапией. Другое дело, что их сыновьям, дочерям, внукам не хочется менять памперсы, кормить с ложки, терпеть какие-то причуды стариков. Многие из них мажут стены дерьмом — куда уж стерпеть такое в квартирах с крутым ремонтом!
Никогда не забуду бабушку, которая сутками сидела на кровати, думая, что это скамейка на вокзальном перроне, и со слезами на глазах повторяла: «Да когда же за мной приедет мама и заберет меня отсюда!» Многие из них почему-то зовут именно маму, и этой старушке предстояло ждать ее до конца жизни и встретиться с нею уже за неким пределом. Но ее мог бы забрать кто-то другой и позволить ей умереть не в стенах казенного учреждения. Однако этого не случилось.
С другой стороны, чей-то «вечный бред» никогда не станешь слушать, иначе сама свихнешься. Порой, да, под настроение, хочется кого-то обнять, посидеть рядом с ним, утешить, принять что-то на себя. Но вот как раз в это время некто другой, рядом, простите, обкакался! И тогда ты, конечно, идешь к нему.
«Грязной» работы, конечно, было много. Прошу прощения, но такие кучи человеческого дерьма мне никогда не забыть! Многие больные могли начать «делать свои дела» в самой непредсказуемой ситуации, не контролируя себя. Когда начинаешь убирать, как бы отключаешь реакцию сознания — действуют только руки и тогда все просто, потому что со временем в такой ситуации притупляется даже обоняние. Пациентов я за подобные «провинности» не ругала, потому что от этого, как правило, никакого толку. Хотя за день раздражение, конечно, накапливалось.
Прибегала ли я в плане уборки, скажем так, к услугам других больных? Да, но не путем угроз, а за еду. Большинство ненормальных людей очень много едят, при этом обладают огромной физической силой. «Самые сильные — это психи», — такую фразу я услышала в первый день работы. Почему сильные, объяснили: мышцы человека обладают гораздо большими возможностями, чем проявляемая ими сила. Ограничителем выступает мозг: для того, чтобы мышцы попросту не порвались. А у психически больных людей такой «предохранитель» отсутствует. Потому, к примеру, казалось бы, немощные старики и способны разрывать в клочья памперсы.
Прием пищи — это отдельная тема. Один из самых важных, знаковых моментов для пациентов психиатрической больницы — это завтрак, обед и ужин. Тут оживление начинается за час, даже за два, причем даже среди тех, кто вроде бы ничего толком не понимает. Видимо, некие биологические часы есть у всех.
Для «психов» важен не вкус пищи, а ее количество. Главное следить, чтобы никто ни у кого ничего не отбирал. Я бы не сказала, что больных кормят плохо: конечно, это не санаторий, но в целом при нашей жизни иногда и в семьях нет такого питания. Когда я впервые шла дежурить в изолятор, очень переживала, боялась. Но одна медсестра мне сказала: «Купи пару буханок хлеба в нарезке». Я так и сделала. Дашь кусок хлеба — и все будет нормально, пациент спокоен.
Проблема уважения и признания личности больного существует в любом учреждении, в том числе и в психиатрическом. Почти все санитарки, медсестры ругаются матом. Я и сама так делала, хотя раньше никогда не употребляла ненормативную лексику. Мат — простейшая энергетическая подпитка низкого качества, но такая все же лучше, чем ничего. Но я материлась «в пространство», не на больных. И еще никогда не обращалась к пожилому пациенту на ты, не заталкивала связанному или лежащему больному ложку горячей каши в рот, потому что ему придется лежать с вытаращенными глазами и с мучительным выражением лица.
Смирительных рубашек давно уже нет, но все равно связывание существует. В большинстве случаев это необходимость. К каждому больному не приставишь санитара! В дневное время неагрессивные, более-менее адекватные больные свободно перемещаются по коридору, смотрят телевизор, играют в настольные игры, а также гуляют во дворе. Ночью двери в палаты запираются снаружи, свет не гасится.
Угроза агрессии пациентов в отношении медперсонала всегда существует. И пресловутое правило никогда не поворачиваться к психическому больному спиной действительно одно из главных. В первое время меня, как новенькую, а еще зазевавшуюся, пациенты били не раз, и это всегда была в большей степени психологическая травма, потому как подобное поведение никак не было спровоцировано с моей стороны. Представьте, что к вам на улице подойдет человек и ни за что ни про что ударит вас по лицу! Вы испытаете то же самое. Потом больные постепенно привыкают к тебе, а ты привыкаешь к ним, и проблем уже гораздо меньше.
Разумеется, за больными нужен глаз да глаз! В отделении была пациентка, которая раз за разом пыталась выброситься из окна. Вопреки представлениям, решеток на окнах психиатрической больницы нет, потому что это не тюрьма. Несколько раз эта больная все-таки пробивала головой стекло и прыгала вниз. Что удивительно — никогда ничего себе не ломала, да особо почему-то и не резалась!
С врачами я не общалась, я была санитаркой. И все-таки у меня сложилось определенное мнение о нашей современной психиатрии. «Психи» особо никому не нужны. Мне кажется, задача психиатра — подобрать человеку диагноз из имеющихся в некоем списке, а потом назначить таблетки из другого списка. А тратить душевные силы на то, чтобы индивидуально подойти к пациенту, никто то ли не хочет, то ли не может.
Почему я все-таки уволилась из больницы? Потому что вне работы стала видеть, замечать, сколько вокруг ненормальных людей. Они есть везде, их можно встретить среди клиентов любого учреждения. При этом никто из них наверняка никогда не лечился в психушке. Однако, поработав в «дурдоме», всегда определяешь потенциальных пациентов по лицам, движениям, взглядам. Сейчас, получив другую работу, я стараюсь от этого отходить. И все же не отказываюсь от мысли о том, что психическое здоровье нации — под угрозой.
Так ли страшно лечиться в психоневрологическом диспансере? Развеиваю мифы личным опытом
Сегодня я хочу рассказать о своем опыте хождения на дневной стационар психоневрологического диспансера (ПНД), а также развеять мифы об этом. Нет, я не псих, просто у меня органическая бессонница уже 12 лет – последствие аутоимунного заболевания.
Про миф
И прежде всего хочу развеять миф о том, как страшно попадать в психушку и что вообще это клеймо на всю жизнь.
Во-первых, никому вообще до этого нет дела. Я являлся свидетелем по уголовному делу, выступал на суде, и мне необходимо было при подписи своих показаний указывать, состою ли я на учете в ПНД. Я честно говорил, что состою, но не по месту регистрации (а по месту жительства). Однако же все три следователя махали рукой на указание этого немаловажного факта и – если говорить проще – попросту на это забили.
Возможно, в госучреждениях справка из ПНД по месту регистрации и сыграет какую-то роковую роль, но никто вам не запрещает самому выбрать себе ПНД и наблюдаться там – это нигде не фиксируется. Такой вот лайфхак.
Во-вторых, в ПНД как таковом в принципе нет ничего страшного. В различных фильмах (наподобие «Полета над гнездом кукушки» или «Колодца смерти») для большего накала показывают психушки со всякими страшными психбольными, которые чуть ли не набросятся на вас и станут жрать. Да, в полноценной дурке, то есть именно клинике, не стационаре, да, там бывают буйные больные. Но их держат на галоперидоле и прочих сильнодействующих лекарствах, чтобы они не буйствовали и становились как зомби.
Да, вы будете встречать таковых и в дневном стационаре ПНД изредка – но они абсолютно безобидны. В какой-то степени благодаря этому самому галоперидолу. И да, в ПНД в больничную робу никого не переодевают – это никому не надо опять же. В клинике есть отдельные отделения для буйных и для реабилитационных.
Что же касается полноценных клиник, то там все немного наоборот. Там достаточно много молодых людей возраста 20-25, и попадают они туда с серьезными диагнозами. Никто просто так вас туда не засунет. Моя бывшая жена попала в двухтысячные в первый раз с обострением маниакально-депрессивного психоза в 21 год, девушка Л. того же возраста в наши дни, о которой я только что сказал, лежала там с шизофренией, и третья, распространенная среди молодых людей, болезнь – это биполярное аффективное расстройство (он же БАР), чем сейчас часто подменяют маниакально-депрессивный психоз, что не есть корректно, но я не буду углубляться. Сейчас, к примеру, обе девушки, которые ходят в ПНД одновременно со мной, страдают от биполярки.
Пенсионеры там тоже есть, но их меньше, чем молодых людей (а среднего возраста так вообще почти нет). Их обычно сдают родственники, которым лень возиться с теми заболеваниями, которые у них есть – начиная с той же деменции. В клинике есть библиотека, для ходячих проводятся различные мероприятия, например, дискотеки, есть и кружки по интересам.
Почему я говорю «ходят в ПНД»? Потому что это и правда хождение как на работу, ты приходишь туда к 10 часам на завтрак (обычно это несладкая каша или творожная запеканка от «Севера») + йогурт + чай или какао). Затем все идут получать дневные лекарства + вечерние выдают на руки, строго дозу на сегодняшний день, а в пятницу – дозы всех лекарств на выходные. После чего у тебя есть свободное время до обеда в час дня. Обед, честно скажу, не пять звезд, поэтому на него остаются не все.
Два с половиной часа с момент завтрака и до обеда – это свободное время, больные общаются со своим психиатром, рассказывают, как у них дела, как спали, что было накануне вечером; посещают, если нужно, психолога, либо идут на уколы или иные процедуры. Есть также отдельная группа человек в 10–15, которые находятся на так называемой реабилитации – это те, за кем нужен круглосуточный уход, но они содержатся отдельно от других, и они с ними пересекаются только в столовой на завтрак или обед.
После обеда все идут домой. Я обычно завтракал, принимал лекарства, общался со своим психиатром, а потом шёл домой. Поскольку я там второй раз был из-за обострения бессонницы, мне можно было иметь такой свободный график. Но, помимо меня, так уходить можно разве что 2-3 человекам, и я встретил примерно 10 знакомых лиц, которые были пару лет назад. То есть постоянные клиенты, так сказать.
Одним словом, подводя итоги, хочу сказать, что ничего страшного в дневных стационарах для душевнобольных людей нету, и если вы замечаете за собой какие-нибудь проблемы, то обратиться к психиатру ничего страшного с собой не принесет.